Остался только обезображенный труп.

– Есть еще желающие попробовать? – равнодушно спросил Харугот, обводя взглядом терсалимцев.

Судя по ошеломленным физиономиям, расправа произвела впечатление.

Двое Чернокрылых уволокли тело, чтобы бросить его в отхожую яму. Ари Форн рявкнул, и горожане вновь начали подниматься на помост. Если кто из них и подумывал напасть на регента, то после случая с молодым таристером мысли о покушении оказались забыты.

Все подходили, целовали перстень и торопились дальше, прочь от ужасающего колдуна, что занял трон Терсалима. Харугот кивал, вглядывался в лица и видел то, что ожидал, – страх, потрясение и прячущуюся под ними надежду, что все обойдется, как-то образуется.

Последним с помоста спрыгнул глава гильдии кожевников, о профессии которого красноречиво говорил резкий запах.

– Это все? – спросил консул.

– Да, мессен, – отозвался ари Форн.

– Очень хорошо. Тогда выводите их прочь, и можно готовиться к отъезду.

Комендант кивнул, и вновь зазвучал его зычный голос. Чернокрылые принялись теснить горожан к воротам, полководцы из свиты заторопились к ведущим с помоста лесенкам, а Харугот неторопливо поднялся из неудобного кресла. Сейчас ему приведут коня, и можно будет сесть в седло, чтобы отправиться в дальний путь.

Здесь, на юге, больше нечего делать.

Для того чтобы сдержать немирных обитателей Великой степи, хватит орков Шахияра и тердумейцев. Ту армию, что, начиная с осени, сражается под знаменами консула, можно будет отвести на север, к Безариону, и дать ей отдых. Вылечить раненых, пополнить дружины новыми хирдерами, позволить таристерам как следует похвастаться подвигами, реальными и мнимыми.

На все это хватит года.

Ну а следующей весной, когда сойдет снег и высохнут дороги, настанет время для нового похода. И тогда он отомстит за поражение при Харстене, заставит гордых хозяев северных земель покориться его воле…

– Ваш конь, мессен, – отвлек Харугота от размышлений голос оруженосца, державшего под уздцы светло-серого жеребца.

– Да, конечно, – ответил правитель Безариона, спустился с помоста и легко забрался в седло.

Он не оглянулся, но знал, что командиры полков сидят верхом, как и таристеры помельче рангом. Что все только ждут его сигнала, чтобы отправиться в дорогу. Ну а за пределами города, у северных ворот, стоят войска, которым тоже не терпится вернуться домой.

Консул махнул рукой, тронул поводья, и конь его сдвинулся с места.

Передовой разъезд из двух десятков Чернокрылых во главе с Тратисом проехал через ворота замка. Харугот последовал за ними, и копыта зацокали по серым плитам, которыми был вымощен Императорский тракт. Поплыли мимо дома с выбитыми дверями, местами обрушенные или обгоревшие.

Тут во время штурма шли бои, и сейчас еще кое-где на мостовой виднелись пятна крови.

Вообще за те дни город пострадал не сильно. Да, местами рухнули древние стены, но вот внутри разгуляться жадным до грабежа воинам Харугот не позволил. Пришлось казнить с полсотни рьяных мародеров, и остальные поняли, что безопаснее не трогать чужого добра.

Кое-где на уходивших от тракта улочках виднелись робко жавшиеся к стенам прохожие. Лавки и мастерские в уцелевших домах работали, а на патрули северян, что расхаживали по Терсалиму, горожане с каждым днем обращали все меньше внимания.

В бывшей столице Лунной империи останется гарнизон во главе с ари Форном. И старый таристер получил приказ – как можно быстрее восстановить нормальную жизнь в городе.

Чернокрылые оттесняли встречных, те смотрели на консула со страхом и любопытством.

«Совсем так же, как в Ферлине или Безарионе, – подумал он. – Люди везде люди, и всем нужен правитель. Достаточно могущественный, чтобы внушать страх врагам, в меру милостивый, чтобы прощать мелкие проступки. Если все пойдет правильно, через полгода они забудут о старом императоре».

Он надеялся не повторить тех ошибок, что наделал после завоевания Золотого замка. Тогда пришлось много казнить, отстаивать свое право на престол, да и просто на жизнь.

Сейчас все должно пройти легче. Ведь его уже знают. Знают и боятся.

Харугот проехал мимо развалин надвратных башен, у которых стояли караулы. Открылось поле, река, уходившая на север дорога и выстроенные вдоль нее войска. В глазах воинов его собственных отрядов и в глазах дружинников консул увидел одно – радость.

Они ликовали, что война закончена, что можно вернуться на родину.

– Вперед, на север! – прокричал хозяин Безариона так, что его услышали даже в задних рядах.

И армия ответила ему воплем, прозвучавшим так слитно, будто его долго репетировали:

– Консулу слава!

Три дня отряд из тысячи с лишним роданов шел по дороге вдоль Стены, встречая только сусликов и стада диких лошадей.

Первый же форт, на который они наткнулись, оказался брошенным. Причем, судя по всем признакам, ушли отсюда в спешке, даже не выгребли все запасы из кладовых и не позаботились о том, чтобы снять флаг. Увидев такое, Тахрид Алузон сначала побагровел, затем побледнел и стал неожиданно молчалив.

Орки только головами покачали.

На месте второго форта обнаружились лишь обгорелые руины и трупы защитников за ними. Судя по виду, они успели пролежать на весеннем солнышке несколько дней.

– Славная тут была сеча, – сказал Харальд. – Вот только кто на них напал?

– Тердумейцы, кто же еще! – прошипел бывший командир заслона. – Твари гнусные…

А следующим утром, едва успели пуститься в путь, разведчики принесли весть о том, что обнаружены чужаки.

– Ха, если это враги, то я буду рад! – Исхар пригладил рыжие усы. – Давно мой клинок не пил чужой крови!

– Надо сначала разобраться, – покачал головой Олен. – Я съезжу посмотрю, что там.

– И я! – Племянник хана Белых Волков решил ни в чем не уступать человеку.

Рендалл спорить не стал.

Войско остановилось, а они вдвоем поехали вперед. С ними двинулся командир разведчиков – молодой орк со страшным шрамом на лице. Через пару миль, у подножия поросшего кустарником холма, спешились и поднялись на вершину, туда, где в зарослях прятались несколько воинов.

– Вон они, – сказал один из них, указывая пальцем. – Стоят, никуда не торопятся. Словно в землю вросли.

К северу от тракта, что пыльной серой лентой уходил за горизонт, виднелся воинский лагерь. Серели горбы палаток, поднимались дымки от костров, торчали высокие шесты со знаменами.

Что изображено на них, Олен разглядеть не смог, различил только цвет – зелено-фиолетовый.

– Тердумейцы, – сказал он.

– Точно, – кивнул Исхар. – Их тысячи полторы. Всадники, пехоты нет… Что будем делать?

И он глянул на человека чуть искоса, как бы говоря: «Ты главный, ты и решай».

– Атаковать, – ответил Олен решительно. – Только по-умному. Поставим в засаду нашего толстого друга, благо луков и арбалетов у него достаточно. Вот хотя бы тут, за холмом. А сами ударим с другой стороны. И сделаем так, чтобы они побежали туда, куда мы хотим. Чтобы никто не ушел…

Память древних императоров, водивших в бой огромные армии, толклась на краю сознания. Он почти различал скрипучие, недовольные голоса предков. Отпрыску Безария предстояло дать первый бой во главе не такого уж большого отряда, какого устыдился бы истинный правитель.

Племянник хана посопел немного, пошевелил бровями, такими же рыжими, как и усы.

– Можно, – сказал он. – Но это удастся, только если мы сумеем их незаметно обойти. Твой друг-колдун нам поможет?

– Я думаю, да. Возвращаемся?

– Конечно. Рахияр, ты остаешься здесь. Если что – немедленно присылай гонца.

Командир разведчиков кивнул.

Олен и Исхар вернулись к войску. Новость о том, что придется драться, вызвала радостное оживление среди орков и глубокое уныние у Тахрида Алузона и его «бравых вояк».

– Вы сможете отомстить тем, кто сжег Пятый Форт, – сказал Олен, пытаясь взбодрить бывшего командира заслона.