А вывод все тот же: о, как глупы эти русские

Уже осенью 1914 года перед генералами всех стран встал вопрос: что же делать?

Для того, чтобы войну вывести из позиционного тупика, надо было как-то проломать фронт противника и вырваться на оперативный простор.

Но проломать фронт не выходило.

Требовалось выбить вражескую пехоту из траншей. Ради этого приходилось сосредотачивать огромное количество артиллерии на узких участках фронта и долбить траншеи неделями, иногда — месяцами. Но и противник — не дурак. Если мы долбим его оборону в данном районе, значит позади этого места он начинает рыть все новые окопы и траншеи и заполнять их свежим пушечным мясом. Мы проломали одну линию траншей, вторую, третью, а противник позади захваченных нами позиций успел отрыть еще десять линий...

Среди немногих исключений — Брусиловский прорыв. Летом 1916 года Юго-Западный фронт под командованием генерала от кавалерии А.А. Брусилова взломал оборону противника на фронте в 550 километров на глубину 60-150 километров.

Брусилов нашел выход: он ломал австро-венгерский фронт не на одном направлении, а одновременно на четырех. А на каждом направлении было по 2-3 разнесенных в пространстве участка прорыва. Все таких участков было одиннадцать. Кроме того — еще и шесть ложных. Противник не знал, какой из них главный. Этого, кстати, не знал и сам Брусилов. Его расчет: все одиннадцать участков — главные Ломать одновременно везде, и если противник бросит все свои резервы в одно место — Брусилов будет развивать успех в другом. Так и случилось. Фронт Брусилов проломал. И сразу — на нескольких участках. Потому противник, дабы избежать окружения, был вынужден отводить свои войска сразу на огромном фронте в полтысячи километров.

Однако возникла другая проблема: в образовавшийся прорыв нужно немедленно вводить огромные массы подвижных войск. Образно выражаясь, Брусилов пробил дырочку во вражеском панцыре, теперь в эту дырочку надо воткнуть нечто острое, колющее или режущее, чтобы проткнуть вражьи внутренности. Желательно насквозь. И делать это надо быстро, иначе противник прорыв ликвидирует.

В те времена самостоятельно бой могли вести только пехота и кавалерия. Остальные рода войск поддерживали и обеспечивали их действия. Для ввода в прорыв требовалось много кавалерии. Она могла бы совершить бросок по глубоким тылам Австро-Венгрии и Германии. Но у Брусилова кавалерии было мало. Не его вина. О мощных подвижных соединениях должны были позаботиться более высокие начальники.

Верховное командование не располагало достаточным количеством стратегических резервов на данном направлении, которые можно было бы бросить в сражение и вырваться на оперативный простор. Кроме того, прорыв Юго-Западного фронта не был поддержан другими фронтами.

Исчерпав наступательные возможности, Юго-Западный фронт уперся в новую цепь укрепленных позиций, и был вынужден снова зарыться в землю.

Но даже и без ввода в сражение крупных подвижных масс прорыв Брусилова завершился сокрушительным успехом. Австро-Венгерской империи был нанесен смертельный удар, от которого она так уже никогда и не смогла оправиться. Да и Германия почувствовала приближение конца. В декабре 1916 года германский кайзер обратился к своим противникам с предложением о прекращении войны и заключении мира.

Но его предложение было отвергнуто, как русским царем, так и его западными союзниками.

Прорыв Брусилова мог привести к победному окончанию войны, но Российская империя уже сгнила. Через полгода после такого блистательного успеха рухнула монархия. Без всякого внешнего воздействия. Россия погрузилась в хаос и вскоре выпала из мировой войны. Не потому выпала, что сил мало, а потому, что сгнила голова. Гниение известно откуда начинается...

В соответствии с мечтами, планами и замыслами Ленина, война из империалистической превратилась в войну гражданскую.

По своему пространственному размаху, количеству жертв и разрушений, по способам ведения Гражданская война в России резко отличалась от Первой мировой войны. Для стран Центральной Европы Первая мировая война была ужасающим бедствием. Во всех странах, включая Россию, погибло аж 10 миллионов человек.

Однако Гражданская война в России затмила все это и отодвинула на задний план. После Гражданской войны народы России вспоминали Первую мировую войну, как прекрасное спокойное время, когда все было так чудесно. Немножко убивали на войне, но это жертвы были незначительными, почти нулевыми. Если 10 миллионов разделить на все воюющие страны, то непонятно, есть ли причина ту войну вообще вспоминать?

Гражданские войны отличаются запредельной жестокостью. В обыкновенной войне стороны, когда надоест воевать, имеют возможность разойтись по своим землям. А в гражданской войне противникам никак разойтись не получается. Земля на всех одна. Потому для того, чтобы одна сила победила, надо все другие силы истребить или вышвырнуть из страны. В ходе Гражданской войны в России было разрушено и уничтожено все, что можно было уничтожить, от заводов и мостов до семьи, школы и государственной власти.

Но если Гражданскую войну в России рассматривать не как попытку национального самоубийства, а с точки зрения военной науки, то мы неизбежно приходим к выводу: по своим формам она была гигантским шагом вперед.

Случилось так, что в ноябре 1918 года все (кроме России) воевавшие страны, так и завершили войну в позиционном тупике. Фактически на тех же рубежах, на которых армии окопались осенью 1914 года. Из опыта Первой мировой войны следовал казалось бы единственный и неотвратимый вывод: следующая война тоже будет позиционной, современную оборону прорвать невозможно. Генералы Первой мировой войны решили: надо готовиться к новой позиционной войне, статичной, траншейной. Опыт Брусилова был отнесен не к правилам, а к исключениям и забыт.

В ряде европейских стран, например, во Франции, опыт Первой мировой войны был признан единственно верным. Из этого опыта был сделан вывод, что "оборона сильнее наступления". Вся подготовка страны к будущей войне свелась к максимально возможному усилению позиционной обороны вдоль границ.

Однако ничего подобного не было на просторах рассыпавшейся Российской империи. Никто опыт Первой мировой войны не признавал и его не канонизировал. Просто потому, что следствием Первой мировой войны для России стала жесточайшая Гражданская война, которая по своему характеру и размаху было совершенно не похожа на Первую мировую.

И уж если говорить о приверженности красных командиров старому опыту, то говорить надо об опыте Гражданской войны, а вовсе не об опыте Первой мировой.

Войны бывают позиционными и маневренными. Между этими крайностями — неисчислимое множество различных комбинаций, когда действия маневренные сменяются позиционными и наоборот.

Первая мировая война — самый яркий, доведенный до идеала и до полного абсурда образец позиционной войны.

Гражданская война в России это самый ослепительный противоположный случай. Где еще найти пример сухопутной войны, которая разметалась в пространстве от Варшавы и Львова до Омска, Хабаровска, Владивостока и Находки, от Архангельска, Котласа и Мурманска до Одессы и Херсона, от Риги и Питера до Баку, Ташкента и Бухары?

Первая мировая война — сидение на месте. Первая мировая война в принципе не задела территорию главных её участников: России, Германии, Австрии, Франции, Великобритании. Фронты стабилизировались примерно в районах государственных границ. В тыловых районах разрушений по большому счету не было. Миллионные армии терзали друг друга. А позади прифронтовой полосы — нормальная мирая жизнь: дымят заводы, гудят паровозы, сверкают огнями витрины на Невском проспекте, на Пигали машет крыльями Мулен Руж — красная мельница, и едреные девки выплясывают канкан.