– Мило, правда, – сказал ненавистный голос с весельем, – Такая участь постигла весь отряд повстанцев.

Я прорыдала весь день. Слезы текли непрерывным ручьем, не прекращая свой ток ни на секунду. Тогда же я попробовала использовать магию против Хозяина. Невыносимая боль скрутила все мои внутренности, зажав меня в тиски страдания. Это продолжалось вечность. Вечность, заполненная воспоминаниями, бредом горячки и ненавистью. Тогда же я дала себе зарок.

– Я убью тебя, – шептали мои помертвевшие губы в безразличную тьму, – Не знаю как, но убью. Делай со мной что угодно, ломай всеми возможными способами, но придет миг – и тебе отплатятся с лихвой все мои страдания.

Как это не невероятно звучит, но именно тогда началась наша дружба с перекидышем. Он выхаживал меня во время лихорадки, не оставляя одну во власти диких желаний. Более того, он даровал мне покой хотя бы во сне. Теперь я ждала прихода ночи с надеждой, поскольку оборотень каким-то непостижимым образом освобождал меня от тела, и я путешествовала… Часами я бродила по побережью, с наслаждением вдыхая воздух полуночи, купалась в ледяных волнах океана и знала, что все вокруг – настоящее. Часто меня посещало безумное желание покинуть тело на произвол судьбы и пуститься во все тяжкие. Но потом я вспоминала доверчивый взгляд перекидыша и понимала, что не предам его ни за что на свете. Дни проходили в том же чаду сумасшествия, но я чувствовала, что благодаря какому-то немыслимому подарку судьбы обрела друга там, где не смела и мечтать об этом. Недалек был тот день, когда перекидыш полностью встал на мою сторону, но битва с колдуном только приближалась… А пока я замкнулась в прочнейшем панцире, сотканном из ненависти, презрения, боли и осознании потери всего, что я некогда имела и чем не смогла распорядиться по праву собственника.

Леон недоумевал. Никогда еще он не был так близок до исполнения своей заветной мечты, и это его пугало. Наконец-то Дриана дала понять ему, что он ее интересует больше, чем просто друг, но подобные же знаки внимания она оказывала всем мало-мальски приличным мужчинам отряда. Говоря честно, она буквально вешалась на шею любому, кто смог заинтересовать ее, как представитель сильного пола. Женщины роптали при виде такой распущенности. Эйрид также косился на нее с неодобрением. Единственным, кто не обращал на творящееся безобразие внимания, оставался Эрик, полностью поглощенный развивающимся романом с Наурой. Впервые Леон видел своего друга, которого привык считать человеком без эмоций и привязанностей, знающего только долг и обязанности, таким счастливым. Эрик будто помолодел лет так на сто, забыл позорное прошлое жреца Рина и примирился сам с собой. Наура, которая гибким телом, неземной одухотворенностью и выражением глаз чем-то неуловимо напоминала атланту давнюю любовь Эрика Гести, сумела настолько приворожить к себе бывшего островитянина-мятежника, что он позабыл обо всем на свете, сквозь пальцы наблюдая за чудачествами Дрианы. А странностей у атлантки с каждым днем появлялось все больше и больше. Мало того, что она в одночасье позабыла имена всех тех, с кем ее хоть раз сталкивала судьба, так она еще и умудрилась посеять свой меч, с которым не расставалась ни на миг. Ее клинком действительно стоило так дорожить. Это был знаменитый меч богов, который Дриана каким-то чудом успела вырвать из сердца мироздания при гибели Атлантиды. Нет, с ней стоило серьезно поговорить, пока до нее не добралась какая-нибудь чересчур обиженная девушка, у которой Дриана увела жениха. Кроме Леона заняться нравственностью атлантки было некому. Эйрид и Анаира полностью погрузились в расследование участившихся случаев исчезновения членов отряда. Куда-то пропала даже Диорин, которого невозможно было заподозрить в предательстве. И Леон обязательно прочтет негодной девчонке лекцию о правилах хорошего поведения. Жаль, что придется ждать ее до утра, поскольку проказница опять ускакала куда-то с очередным ухажером. Твердо решив это для себя, Леон улегся спать. Он никогда в жизни не страдал проблемами бессонницы, поэтому добрая фея видений незамедлительно раскинула над ним платок, вышитый причудливыми узорами и цветами.

Наслаждаться покоем Леону пришлось недолго. Среди ночи его разбудило ласковое прикосновение нежной девичьей ладони.

– В чем дело? – сердито буркнул Леон, плотнее укутываясь в плащ.

– Какой же ты злюка, – мелодично пропел знакомый голос, и девушка настойчиво потянула на себя край материи. После непродолжительной борьбы атлант сдался, позволив Дриане проникнуть в его постель. Она, не теряя зря времени, как можно ближе прижалась к Леону, заставив его окончательно пробудиться.

– Милый, – проворковала девушка, кладя свою кудрявую голову ему на грудь, – Любимый, почему ты так холоден со мной в последнее время?

Леон на миг задержал дыхание, чтобы совладать с бешеным ритмом своего пульса.

– Почему же, – ответил он, пяля глаза в ночное небо на улыбающийся лик Луны, заговорщически подмигивающее всем влюбленным земного шара, – По-моему, я веду себя как обычно.

– Вот именно! – воскликнула Дриана и обиженно надула губки, – А я хочу большего! Знаешь, я желаю иметь ребенка от тебя!

– Что? – поперхнулся от неожиданности атлант, – Дриана, тебе не кажется, что ты просишь от меня непомерно много? Я никогда не был с тобой в настолько близких отношениях, чтобы речь зашла об совместном чаде.

– Все можно исправить, не правда ли? – лукаво усмехнулась плутовка, пытаясь прильнуть к устам Леона. Тот достаточно резко оттолкнул от себя девушку, с немалым трудом переборов собственное сердце.

– Хватит, Дриана, – грозно потребовал он в немалой степени относя первое слово к своему бунтующему организму, – Ты заходишь в капризах слишком далеко. Утром я намерен серьезно поговорить с Эриком о твоем несносном поведении.

– Подумаешь, – насмешливо отозвалась девушка, поспешно покидая его скромное ложе, – Он настолько занят ненаглядной Наурой, что не обратит на твои слова ни малейшего внимания. В этом лагере все развлекаются, как могут, один ты строишь из себя монаха.

Дриана растворилась в ночной темноте прежде, чем Леон успел придумать ей достойный ответ. Взбудораженный ее визитом, он долго ворочался в постели, согретой жаром лишь его тела. Светлая летняя ночь неспешно несла сквозь него волны времени, а он все не в силах был заснуть. Задремать ему удалось только на рассвете, да и то, как говориться, одним глазом. Пробудился он с первыми петухами. Лагерь собирался сняться с места привала не ранее, чем через три дня, когда к нему присоединяться еще четыре группы, возглавляемые друзьями Эйрида, а пока люди отсыпались и не спешили омрачать себе день плохими предчувствиями. Но Леона не смутило время суток. Он смело отправился на поиски Эрика, привыкнув считать его вечно бодрствующим колдуном. Мятежники на этот раз остановились в поле, изменив традиции привалов в лесах.

Эх поле, раздольное поле, в котором видно на много миль вокруг. Можно ненавидеть тебя, предпочитая стройные ряды леса, можно презирать тебя, обидевшись на мнимую выдачу врагу, но вероятнее любить тебя за огромный простор вокруг, в котором странствующий путник остается один на один с небом и вечностью. Осенью ты стареешь, покрывшись желтизной умирающих трав, а позже обмываешь себя бессчетными струями слез природы-матери, надев скорбный саван вдовы, лишившейся любимого мужа-солнца. Зимой ты спокойно отдыхаешь, укрывшись теплым белоснежным пуховым платком, а весной расцветаешь миллиардами цветов, в каждом из которых словно заключена частичка твоей необъятной души. И только летом ты умиротворенно, колыхание твоих колосящихся нив подобно внезапной дрожи доброго и мягкого тела земли, из которого мы пришли и к которому в последний момент жизни прижмем усталую буйную голову.

Но сейчас поле просто грелось под лучами летнего светила, подставляя льющемуся жару бока, блестящие от обильной росы. Леон продолжительно рыскал, подобно голодному волку, среди тел безмятежно спящих людей, но поиски его увенчались успехом совсем в другом месте, где он не мог и предположить.