— От мужчин этого всегда ожидают.

— Вот потому я и совершил это.

Николь уставилась на Уоллингфорда:

— Потому что ожидают?

Он кивнул.

— В день моего восемнадцатилетия отец сводил меня в бордель.

Николь передернула плечами:

— Как трогательно по-отцовски.

— Я хочу сказать, — нетерпеливо заметил Уоллингфорд, — что положение нас обоих вполне сопоставимо.

Николь вспыхнула:

— Я так не думаю! Ты имел сношение с проституткой, а я занималась любовью с Брай… с лордом Бору.

— Занималась любовью, — повторил он ехидно. — Я не слышал, чтобы он просил тебя выйти за него замуж!

Николь ничего не ответила. Однако поднялась со скамейки.

— Энтони! Я уже говорила, что чрезвычайно благодарна за все то, что ты для меня сделал.

— Я могу и переделать.

— Что ты имеешь в виду?

— Могу разорвать нашу помолвку. Заявить всему миру, что ты и Бору были любовниками. Тебя отлучат от светского общества. Все твои надежды на достойный брак превратятся в прах. Ты станешь такой же, как эта презренная графиня Д'Оливери.

— Что ты знаешь о мадам? — спросила ошеломленная Николь.

Он улыбнулся самодовольной улыбкой.

— Я знал очень мало — до того момента, как слуга лорда Бору подошел ко мне сегодня и кое-что нашептал. Твердых принципов парень, этот Хардин.

— Хейден, — машинально поправила она.

— Не важно. Того, что он рассказал мне, достаточно, чтобы определить твою судьбу.

— И в чем она заключается?

— В том, что ты выйдешь за меня замуж, Николь Хейнесуорт.

— Нет!

Он улыбнулся широкой самодовольной улыбкой:

— Ax, дорогая Николь, выйдешь! После сегодняшнего вечера ты сама поймешь, что у тебя нет выбора.

— Мне наплевать на то, что ты расскажешь свету обо мне! Наплевать, если ты сделаешь достоянием гласности, что Брайан и я были любовниками!

— Я не намерен им говорить об этом, — без обиняков заявил Уоллингфорд. — Я намерен им сказать, что любовниками были мы.

Николь вытаращила глаза:

— А я это опровергну!

— Никто тебе не поверит. Потому что это будет правдой, — резким движением он сделал попытку обнять ее. Однако попытка оказалась неудачной.

— Ради Бога, Энтони! Что ты делаешь?

— Похищаю тебя, — пробормотал он и повторил попытку.

Николь оттолкнула его — не изо всей силы, однако этого оказалось достаточно, чтобы он отлетел.

— Не будь смешным!

— Я в самом деле намерен это сделать, Николь. И ты должна подчиниться.

С напряженным лицом Уоллингфорд снова подступил к ней. На сей раз ему удалось обхватить ее за талию. Она ударила локтем ему под ребра.

— Проклятие! — крикнул он. — Я не намерен причинять тебе боль…

Это прозвучало настолько абсурдно, что Николь едва не рассмеялась. Судя по выражению его лица, он был преисполнен решимости осуществить задуманное и ничего смешного в этом не видел. Тихим голосом Николь сказала:

— Энтони, право же! Разве не можем мы все обсудить как два цивилизованных человека?

— Время дискуссий давно прошло. Я намерен заполучить тебя, Николь. — Уоллингфорд ринулся к ней. Она с силой наступила ему на ногу. Уоллингфорд взвыл от боли, но тут же зажал себе рот рукой. Николь отпрянула назад, выставив вперед руки и сжав кулаки.

— Я закричу, если ты снова подойдешь ко мне, — пригрозила она.

— Давай. Кричи, если ты настолько глупа. В зале никто тебя не услышит. И потом, эти сады слышали много разъяренных криков женщин.

Он бросился на нее. Она ловко уклонилась, и Уоллингфорд нырнул в сплетение ветвей ивы. Николь пустилась бежать, однако он сумел ее поймать и крепко схватить за руку.

— Энтони, ты ведешь себя как настоящий осел! — сказала Николь, продолжая двигаться к дворцу, хотя он и прижимался к ней.

Она оттолкнула его руки, не без основания веря в то, что способна обогнать его даже в своих пышных юбках. Однако он ухватился за юбки, и у Николь возникло опасение, что если она дернется посильнее, юбки порвутся. Дурацкая ситуация!

— Предупреждаю в последний раз — отпусти меня!

— Ни за что! — ответил Уоллингфорд.

— В таком случае…

Она отпрянула назад и кулаком нанесла ему удар в лицо.

Он рухнул на землю как подкошенный. Николь закусила губу, мгновенно испытав чувство раскаяния. Она не думала, что удар окажется таким сильным.

— Ах, Энтони, ты настоящий болван! — прошептала она.

Из его носа текла кровь. Николь отыскала в своем ридикюле его же носовой платок и опустилась перед ним на колени; по крайней мере она удостоверилась, что он не сможет вернуться в Карлтон, поскольку выглядел так, словно его избила шайка бродяг.

Когда Николь пыталась остановить кровотечение, позади нее в темноте хрустнула ветка. Николь в испуге вскочила на ноги, но не успела обернуться, как на ее голову опустилась черная шелковая сеть. Николь резко повернулась, в панике пустила в ход ногти, однако некто весьма сильный схватил ее за руки и завел их за спину с такой яростью, что она вскрикнула от боли и опустилась на колени.

— Может, он и не хотел причинять тебе боль, — прошипел ей в ухо мужской голос, — однако у меня нет угрызений совести.

Николь что было сил закричала. Веревка обмоталась недалеко от ее горла и затянулась с такой силой, что Николь задохнулась и замолчала.

— А теперь иди тихо и спокойно, — промурлыкал мужской голос, — и тогда я ослаблю веревку, чтобы ты могла дышать. Иначе…

Она лягнула своего похитителя пяткой и с удовольствием почувствовала, что попала ему в пах. Мужчина застонал от боли и разжал руки. Николь бросилась бежать, пытаясь сбросить с головы сеть. Однако раньше, чем ей удалось это сделать, она оказалась в объятиях другого мужчины, который тут же крепко стянул вокруг нее веревку. Затем что-то твердое и холодное с глухим стуком опустилось на лоб Николь, и она потеряла сознание.

Брайан уже давно хотел уехать, однако его верный Хейден, куда-то запропастился. Брайан не намеревался демонстрировать сливкам высшего света свою немощь, разыскивая костыли. Куда его черт унес? Брайан выпрямился в кресле, разглядывая гостей, и наконец обнаружил своего слугу. Он пробивался сквозь толпу со стороны выхода в сад. Брайан рассеянно подумал, что недомерок лорд Уоллингфорд тоже вошел через эти двери и направлялся к Николь, которая одиноко стояла у колонны, должно быть, уже целых полчаса.

«Если бы она была моя, — подумал Брайан, — я ни за что даже на минуту не оставил бы ее одну в этом вертепе». Но вот Уоллингфорд наконец протиснулся к ней, на ходу схватив два бокала шампанского у проходящего официанта. А вот, слава Богу, и Хейден, спешащий занять на возвышении свою привычную позицию. Уоллингфорд что-то тихонько сказал Николь. Она кивнула. Он взял ее за руку и повел к двери, ведущей в сад. От этого настроение Брайана только ухудшилось.

— Где тебя черти носили? — напустился он на слугу.

— Разве я не говорил вашей светлости, что двоюродный брат мужа моей тетушки работает здесь на кухне? — извиняясь, сказал Хейден. — Я проскользнул туда, чтобы переброситься с ним парой фраз.

— Ладно. Я готов покинуть дворец и был готов сделать это уже давно.

Лицо Хейдена из мрачного превратилось в почти сияющее, когда он направился за костылями.

— Очень хорошо, милорд. Извините, что причинил неудобство. Но тетушка ни за что не простила бы меня, если бы я не передал ей добрые пожелания.

За более чем десятилетнюю службу Брайан никогда не слышал, чтобы Хейден упоминал о каких-либо родственниках в Англии. Между тем он невольно проследил глазами за тем, как Николь и Уоллингфорд вышли через двери в темный сад.

— Пойди и скажи моей матери, что мы уезжаем.

— Она будет разочарована.

Разочарована. Никто не может быть разочарован больше, чем он сам.

А на что он, собственно говоря, надеялся? Брайан раздраженно принял из рук Хейдена костыли. Почему Николь будет беспокоиться о нем, если она верит, что он бессовестным образом ее предал? Вывод ее матери относительно графини Д'Оливери выглядел вполне логичным. Нужно было знать Кристиан так же хорошо, как знал он, чтобы понимать абсурдность подобных предположений. И опять же это выглядело ужасно — будто он соблазнил Николь так же, как соблазнял многих молодых женщин. Но, черт побери, это было совсем не одно и то же. Да, вот оно, проклятие — быть повесой. Если на него действительно нагрянет любовь, этому уже никто не поверит. И поделом.