— Эльбет! — огорченно крикнул ей Роальд. — Да пусть этот зверь даже разрежет меня на куски — я ведь знал, на что шел. Ты только потерпи, закуси губы, чтобы не произнести ни звука. Ты ведь сильная! Соберись с духом, заклинаю тебя!

— Я не согласна! — оборвала его Эльбет. — Если хотите, — она обернулась к Харроку, — я могу приступить к крикам и жестам протеста прямо сейчас.

Полудемон смеялся.

— Послушай! — обернулся к нему рыцарь в отчаяньи. — Что ты хочешь от хрупкой женщины? Какой с нее спрос? Зачем впутывать ее слабые нервы в наши Мужские дела? Я пришел сюда сам, и мне отвечать. Мне — не ей! — выполнять твои проклятые условия.

— Вы убедили меня, — сказал полудемон, наконец отсмеявшись. — Оставим женщинам женское и не будем принимать в расчет слезы и нервы. Как бы ни вела себя девушка, ее поведение учитываться не будет. Остальные условия те же. Минут двадцать или полчаса Усталый Го по занимается с вами, и после этого Эльбет будет свободна.

— Роальд! — попросила девушка непривычно тихим и хриплым голосом. — Не делай этого…

— Любимая моя Эльбет, — ответил ей рыцарь, — позволь мне принимать решения самому.

Харрок снова хлопнул в ладоши, и Усталый Го, оживившись, стал перебирать корявыми пальцами свои причудливые железки…»

Внезапно во входном проеме хижины появились две рослые черные фигуры туземцев.

Шумри смолк и быстро оглянулся на киммерийца. Один из вошедших крепко сжал плечи музыканта и рывком поднял его на ноги. Другой подошел к Конану и взялся руками за его лодыжки, намереваясь волоком вытащить его из хижины.

Никто не ожидал того, что последовало мгновением позже. Конан согнул ноги и резким, мощным ударом отбросил туземца к противоположной стене. Сила удара была такова, что хижина не выдержала, с потолка посыпались плотно сбитые вороха листьев, стены из тонких пальмовых стволов обрушились вовнутрь. Пронзительно заверещала придавленная старуха.

Сноровисто работая руками и ногами, Конан выбрался из древесных развалин, оглянувшись, моментально сориентировался и выхватил у одного из поверженных туземцев каменный топор, кинжал же переложил в левую руку.

Шумри, слегка оглушенный, но не потерявший сознания, также благополучно выбрался на свет. Он увидел, как семь или восемь воинственно вопящих туземцев окружают их со всех сторон.

— Прикрой мне спину! — крикнул киммериец, бросая ему топор.

Сам он подхватил одно из длинных увесистых бревен и поднял его над головой. Казалось, за долгие дни неподвижности сила его ничуть не уменьшилась. Наоборот, он крушил подбегавших к нему дикарей с такой необузданной яростью, с такой мощью, словно застоявшаяся в нем сила забродила, стала хмельной и выплескивалась из берегов.

Немедиец, честно пытавшийся встать у него за спиной с угрожающе поднятым топором, едва не стал жертвой бревна, со свистом рассекавшего воздух, крутясь над головой у киммерийца.

— Поберегись!!! — заорал, меняя приказ, Конан.

Шумри пригнулся — и вовремя; сразу двое низкорослых воинов совсем рядом с ним молча повалились на землю с разбитыми черепами.

Настроение туземцев резко переменилось. Они словно вспомнили, что этот светлокожий гигант не так давно поразил озерного бога, древнее, как сама земля, чудовище, И сейчас, всего за несколько минут, уложил почти треть племени. Побросав каменные топоры, они бросились яичком в пыль, униженно повизгивая и завывая, на коленях ползя к ногам разбушевавшегося варвара.

Конан по инерции едва не обрушил бревно на худые черные хребты, подергивающиеся раболепно у его ног. С трудом сдержав размах руки, он отшвырнул свое орудие далеко в сторону и сплюнул. Он только-только вошел во вкус битвы, яростная и прекрасная ее музыка еще звучала в его ушах, и переход к мирному состоянию был слишком резким. Но не убивать же поверженных в прах, униженно молящих о пощаде!..

Конан оглянулся вокруг с тайной надеждой: не ринется ли к нему еще десяток-другой воинственно вопящих и размахивающих топорами дикарей… Но все было спокойно. Трупы молчали, оставшиеся же в живых не вставали с колен, продолжая тихонько повизгивать.

Из-под развалин своей хижины, отплевываясь и ругаясь, выползла старуха. Киммериец направился было к ней, но внезапно сзади раздался предостерегающий оклик Шумри:

— Конан!

Он обернулся. В пяти шагах от него, когтя землю и молотя себя хвостом по ребрам, приготовилась к прыжку гигантская пятнистая кошка. Конан не знал, что мгновение назад кошка эта была человеком, он не был свидетелем недавнего пиршества Великого Леопарда, и, возможно, это было к лучшему.

В руке у киммерийца был лишь кинжал, Когда леопард прыгнул, он мгновенно пригнулся и скользнул вперед так, что брюхо животного пролетело над его головой. Быстрее, чем зверь обернулся, он бросился ему сзади на шею и стал душить, одновременно пытаясь пробить кинжалом его на редкость прочную шкуру. Леопард бешено вырывался. Задними лапами он пытался достать до спины варвара и располосовать ее когтями. Ощеренные клыки величиной с указательный палец мужчины силились дотянуться до сжимающих ему грудь и бока колен… Обладающий разумом человека, леопард пошел на хитрость, недоступную животному: он внезапно обмяк, уронив голову на лапы, словно мертвый. Киммериец разжал руки и выпрямился, слегка удивленный столь быстрой победе — и в этот момент, ожив, зверь мощным рывком сбил Конана с ног и навалился на грудь, готовясь когтями и зубами впиться в шею. В реве его киммерийцу послышался человеческий злорадный хохот… Неожиданно хохот смолк, а ощеренная, с желтой пеной вокруг зубов морда тяжело упала, стукнув варвара по подбородку.

Шумри, во все время схватки с леопардом не выпускавший из рук каменный топор, в самый нужный момент сумел пустить его в дело. Если б он замешкался на мгновение, было бы поздно — но он успел. Зверь рухнул с раздробленным черепом.

Киммериец испытал сильное потрясение, когда, выбираясь из-под туши убитого, вместо звериной морды увидел над собой лицо человека с яростно оскаленными зубами, с желтыми глазами, вылезшими из орбит в последнем усилии… Поднявшись с земли, он увидел, что у ног его распростерт туземец со странной татуировкой в виде черных пятен на белом фоне и с кровавым месивом вместо затылка.

Конан вопросительно посмотрел на немедийца. Тот пожал плечами, словно хотел сказать: ну, что ж, в этих диких краях случается и не такое… Руки его, нанесшие удар топором, сильно дрожали. Чтобы скрыть эту дрожь, он сделал вид, что слегка пританцовывает в экстазе победы.

Киммериец снова огляделся вокруг. Племя Леопарда, лишившееся своего Великого Зверя, пребывало в таком ужасе, что даже не тряслось, не повизгивало, не скулило — оно просто оцепенело, превратилось в странную композицию из резного черного гранита, полированного до маслянистого блеска…

Конан подошел к старухе, замершей около своих развалин. Обхватив мощными руками, он неожиданно подбросил ее в воздух, как соломенную куклу. Знахарка вышла из ступора, зашипела, замахала руками и ногами, но гигант подбросил ее еще пару раз, затем бережно поставил на землю и, смеясь, повернулся к Шумри:

— Переведи этой славной старушке, что она не зря выводила свои песни. Не люблю чувствовать себя должником, поэтому отсыпь ей монет, сколько она захочет. И давай-ка двигаться дальше! Сдается мне, мы здесь порядочно загостились!