— Нет! — по лицу ее пробежала короткая судорога, — Нет. Я не могу, чтобы ты видел, как это будет.

Эльбет оглянулась и поглядела вверх, на одно из узких оконцев под самой крышей замка.

— Какими забавными, беспомощными фигурками видимся мы ему оттуда…

— Ты забыла про мой меч! — вскричал Роальд. — Я просто убью эту тварь»

Она грустно улыбнулась.

— Он бессмертен. Я убеждалась в этом множество раз.

Они замерли в долгом горьком молчании.

Эльбет нежно и тихо перебирала нечесаные, спутанные на затылке волосы рыцаря. — Что же нам делать? — спросил он.

— Я смогу уйти, только если он отпустит меня добровольно. Он скажет, что отпустит меня, если ты выполнишь его условие.

Роальд вскочил:

— Так за чем дело стало? Сейчас же иду к нему!

Эльбет смотрела на него с невыразимой печалью.

— А условие он придумает такое, что оно разорвет нам сердце. Самое лучшее — тебе сейчас уйти и никогда не, возвращаться.

— Ты же знаешь, что я не уйду, — сказал Роальд. — Я знаю, что ты не уйдешь, — ответила Эльбет, — А условие он придумает такое, что оно разорвет нам сердце…

Конан слушал немедийскую балладу, прикрыв глаза и не выпуская из лежащей на груди ладони рукояти клинка. Казалось, что он дремлет. Но он не был убаюкан тихим перебором цитры и голосом Шумри. Под его закрытыми веками проплывали, словно дивные рыбы из глубин сознания, лица всех женщин, к кому он когда-либо в своей жизни загорался хоть мимолетной страстью. Нежные и грубоватые, кроткие и властные, пленительные и надменные, светящиеся неподдельной преданностью и обдающие высокогорным холодом… Любил ли он когда-нибудь так, как рыцарь Роальд? Пожалуй что нет. Правда, после нелепой гибели Белит, великолепной, нежной, яростной и бесстрашной королевы морских разбойников, долго болела и ныла душа, и рана казалась незаживающей. Но вот — зажила же. И после Белит были другие… За многих из своих женщин киммериец не раз рисковал головой, вступал в битвы с могучими вождями, чародеями, демонами… но что из того? Точно так же он с упоением дразнил смерть и бросался в неравный бой и без всяких женщин… Конан испытывал странное чувство, никогда не знакомое ему прежде: он завидовал рыцарю Роальду. Завидовал выдуманному герою, который и героем-то не был — так, слабак, только и умеющий, что взмахивать мечом да держать в седле горделивую осанку. Завидовал… но отчего? Какая бы ни была эта его Эльбет, вряд ли она могла потягаться красотой, умом и характером с той же Белит… с зеленоглазой Карелой… с раджессой из далекой Вендии… с принцессой Синэллой… с…

Шумри между тем продолжал:

«…Наутро после встречи в саду Роальд получил аудиенцию у хозяина замка. Тот ожидал его в одном из просторных залов со стрельчатыми высокими окнами и звонкими пентаграммами пола. Полудемон владел искусством изменять внешность, применяясь к обстоятельствам. На этот раз он предстал в блике кротком и безобидном — высокий юноша с серыми глазами, часто помаргивающими, словно от нервного тика. Ничего зловещего. Только в полуобороте головы, в изгибе губ проскальзывало порой что-то холодное и неприятное. Чисто выбритый подбородок утопал в длинном, мягком шарфе, охватывающем шею.

— Весьма рад нашей встрече, — сказал Харрок. Роальд слегка наклонил голову.

— К сожалению, не могу ответить любезностью на любезность.

Полудемон понимающие покивал головой.

— Вы хотите забрать Эльбет, и это ваше желание вполне понятно. Я, в свою очередь, хочу — и не менее сильно, — чтобы Эльбет оставалась со мной.

— Зачем она тебе? — спросил рыцарь.

Харрок коснулся тонкими чуткими вальцами мягкой шерсти шарфа.

— Я одинок, — сказал он. — Одиночество заполняет меня изнутри. Пропитывает все поры. Столетия и тысячелетия одиночества почти совсем подточили меня. Она не дает мне рассыпаться в серую пыль. Она — последнее мое прибежище.

„Прибежище“, — Харрок прошептал, прикрыв глаза тяжелыми веками и откинув назад голову, обнажив беззащитную худую шею.

— Не пытайся меня разжалобить! — воскликнул Роальд.

— Я не пытаюсь вас разжалобить, — сказал полудемон. — У меня очень сильная воля. Вот, смотрите, — он вытянул ладони, повернув их в сторону рыцаря. — Сейчас вы будете качаться вслед за моими руками, хотя я не прикоснусь к вам.

Харрок начал поводить руками из стороны в сторону. Роальд стоял неподвижно, с презрительной усмешкой на лице.

— У вас тоже не слабая воля, — заметил Харрок, — Я мог бы вас кое-чему научить, если бы вы захотели пойти ко мне в ученики. А чтобы не быть голословным, — он подошел к одному из окон и поманил к себе рыцаря: — Взгляните.

Внизу в саду разгуливали птицы — напыщенные павлины и фазаны с яркоцветными, волочащимися по траве хвостами.

Харрок поднял ладонь.

Одна из птиц оторвалась от земли и, наращивая скорость, понеслась в их сторону. С шумом ударилась о стекло — и словно приклеилась к нему.

— Смотрите, — продолжал Харрок.

Будто порывом ветра с птицы сдуло все ее оперение, и она кричала, стуча клювом в стекло — голая, когтистая, жалкая…

Роальд вспомнил, как не хотела Эльбет перелезать вместе с ним через ограду, вспомнил судорогу ужаса на лице…

— Хочу предупредить вас сразу, — сказал Харрок, отходя от окна. — Мое условие окажется невыполнимым вас. Я не хочу отдавать Эльбет. Поэтому не обессудьте предлагаю вам выйти из игры, не вступая в нее.

— Не трать на меня подобные слова, — попросил рыцарь.

— Хорошо, — Харрок улыбнулся, мягко и пленительно. — Мой стойкий, мой отважный юноша! Отчего бы нам и не поиграть?..»

Как ни был захвачен Конан балладой, но он при этом отлично слышал все происходящее за стенами хижины. Рев барабанов, становящийся все более резким, подстегивающим, яростным… короткие команды, которые вождь отдавал мужчинам племени… стук каменных топоров… возбужденные повизгивания детей в предвкушении яркого зрелища…

Киммериец еще крепче сжал кинжал. Ему показалось, что руки его стали постепенно обретать силу. Раньше любое физическое усилие давалось ему с трудом — теперь же ладонь его уже давно сжимала рукоять оружия так, что побелели костяшки пальцев, но слабости он не ощущал.

«…На следующее утро полудемон ждал рыцаря в то же зале с пентаграммами пола и высокими окнами. Он был в том же облике, с кротким и мягко-грустным выражением на лице.

По правую руку от него стояла Эльбет.

Роальд послал ей нежную улыбку, но она не смогла улыбнуться в ответ. Она была очень бледна.

— Мы начнем без вступительных речей и приветствий, — сказал Харрок. — Я дам вам задание, и если вы справитесь — вы, оба, — девушка будет свободна. Если не справится хоть один — испугается, отступит, — Эльбет навсегда останется здесь.

Он негромко хлопнул в ладоши. Подхваченный эхом звук хлопка разнесся по анфиладам замка.

В одну из дверей, позвякивая висящими на поясе железными инструментами, вошел слепой старик с запрокинутой головой.

— Моя правая рука, Усталый Го, — представил его Харрок. — Несмотря на усталость, человек он довольно пылкий, Полный выдумки и огня. И ребячьей фантазии. Природа обделила его светом и красками. Звуки, издаваемые людьми и животными, с которыми он играет, или, точнее, над которыми ставит опыты, в какой-то мере заменяют ему его потерю.

Старик повел головой, прислушиваясь, затем, гремя железом и шаркая ступнями, приблизился к Роальду и остановился в двух шагах от него.

— Скажу сразу, я не знаю, что будет Го делать с вами, рыцарь. Всплески его фантазии непредсказуемы, и я не склонен ограничивать их полет. Талант изобретателя сочетается в нем со склонностью к психологии и тонким чутьем художника… Вы, Эльбет, будете наблюдать за всем этим. Наблюдать, храня достойное, приличествующее вашему высокому роду молчание. Если вы выразите — жестом или звуками — какое-либо неудовольствие или протест, опыт закончится, а вы будете считаться не выдержавшими испытания.

— Я скажу сразу! — хрипло рассмеявшись, воскликнула Эльбет. — Отзовите назад вашего жуткого Го! Я скажу сразу, что не выдержу испытания и отказываюсь участвовать в нем.