Затем настала очередь мелких пуговок на спине ее платья. Маркус в нетерпении дергал их, и она слышала, как рвутся нитки, но не думала об этом. Они ничего не говорили, да слова не были и нужны, одно желание владело ею, торопило его. Она сбросила юбку и взялась за лиф, затем повернулась к нему спиной, чтобы он поскорее расшнуровал ее корсет, но была снята еще не вся одежда.
О, быть бы первобытной женщиной, подумала она, чтобы вместо всей этой цивилизованной одежды на ней была бы только звериная шкура. Но она все же избавилась от сорочки и панталон, и сильные руки Маркуса стали ласкать ее бедра, а губы – ее груди, обжигая кожу, словно выжигая клеймо.
Он взял в губы ее мгновенно отвердевший сосок, и она, поддерживая его голову, гладила темные волосы. Другая грудь тоже требовала такой восхитительной ласки, и Лорен подтолкнула его в эту сторону. Затем он коснулся губами ее живота и стал покрывать его поцелуями, а она стонала и беспокойно металась по льняным простыням. Приятно было бы лежать на них, не шевелясь, но от него исходили потоки страсти, вливались в ее тело, и она не могла спокойно лежать.
Маркус, как и всегда, знал, что в самой глубине ее тела таится жажда удовлетворения, жажда его ласк. Он положил руку на ее интимное, уже влажное место, и она выгнулась, готовая принять его. Он дотронулся пальцами до тайных, особо чувственных мест, и у нее перехватило дыхание. Ощущение было острым и приятным до боли.
– Я хочу вас, Маркус, – шептала она. – Сейчас же, мой дорогой сейчас же!
И он, приподняв ее бедра, лег на нее и вошел в нее с такой силой, что она чуть не задохнулась от наслаждения.
– Да, – произнесла она, подхватывая ритм его движений, старый как мир, ритм, который; как танец, исполняли мужчины и женщины еще на заре человечества. Наслаждение было таким же острым, как в первый раз, и, как всегда, казалось, ничего лучшего на свете не бывает. Он проникал в нее все глубже и глубже, а она хотела, чтобы он продолжал это все дольше и дольше. Они сохраняли ритм, и наслаждение было пронзительно всепоглощающим, исчезали все мысли и эмоции, оставляя лишь радость, соединяя их тела и души в единое целое.
Когда он достиг пика, содрогнувшись всем своим телом, она плавно вознеслась в высоту, где было просторно, где радость словно цвела и рассыпалась яркими звездами, и, к своему удивлению, не испытала вместе с ним восторга завершения, не упала от приятного изнеможения в его объятия. Она посмотрела на Маркуса с недоумением затуманенными от страсти глазами.
– Не будем останавливаться, дорогая, – шептал он, – будем продолжать, любовь моя, продолжать. – Он поцеловал ее горячим поцелуем и, выйдя из нее, стал ласкать лоно пальцами, сохраняя ритм ее движений, и она по-прежнему испытывала все возраставшее наслаждение, выгибаясь под ним, не веря своим ощущениям, от которых, словно от прикосновений льда и пламени, горела кожа. Нежность и все, что он делал с ней, наполняли ее радостью, она чувствовала себя так, будто родилась заново.
Лорен не сознавала, как долго она плыла, взлетала, уносилась куда-то, но желание не оставляло ее, и он снова приник к ней, возбужденный и страстный, снова готовый заполнить ее. Они вместе то поднимались, то опускались и слились в невыразимо прекрасном немом экстазе.
На этот раз они одновременно вознеслись на вершину наслаждения, и это было похоже на золотой луч, пронзивший их светом полного удовлетворения. Лорен закрыла глаза и лежала в его надежных объятиях, чувствуя, что у нее уже не оставалось сил дышать, но разве это имело значение, если она лежала рядом с мужчиной, которого любила, чувствовала на щеке его теплое дыхание, биение его сердца под рукой и вспоминала, как они вместе возносились до небес.
Он бережно обнимал ее, как будто она была драгоценностью, и она плыла по океану радости. Должно быть, так чувствуют себя в раю.
На следующее утро, проснувшись, Лорен увидела бледные лучи солнца, проникавшие сквозь полу раздвинутые шторы.
Маркус лежал на животе, повернув в сторону голову, и во время сна выглядел таким бесхитростным и незащищенным. Стараясь не разбудить его, она дотронулась до пряди его темных волос.
Это была необычайная ночь!.. Они все еще находили новые вершины чувственных наслаждений… Но сколько еще золотых мгновений ей будет отпущено судьбой рядом с ним?
Срок соглашений, установленных им, истекал. Она была уверена, что он был ею доволен, как и она не переставала удивляться ему! Но она знала, как бы ей ни хотелось этого, что они не смогут жить вечно на этом райском островке, в стороне от остального мира. В какой-то момент Маркусу придется вернуться к своей прежней жизни и ей тоже. Как бы ни восхитительны были их любовные отношения, она не могла всю жизнь оставаться женщиной на содержании, ведя образ жизни, чуждый ей, и быть не тем, чем она была.
Прежде она думала, что будет играть эту роль несколько дней или недель, но, полюбив этого неординарного и сложного человека, сможет ли она удержать его рядом с собой и сделать счастливым?
Может быть, и сможет, думала со сжимавшимся сердцем Лорен. Но отказаться навсегда от своего положения в обществе, более того, от своей чести, своей личности…
И почему именно сейчас, после того как она познала самую прекрасную в ее жизни любовь, когда она наслаждается ею, когда все ее тело свободно, здорово и удовлетворено, а душа счастлива, она должна думать об этом?
Она любила его.
Она уже через несколько дней после первой встречи поняла это. Она не хотела отказываться от Маркуса. Но могла ли она отказаться от себя самой даже ради него, ради тех необычайных радостей, которые он дарил ей, ради удовольствия тех мгновений, когда он смотрел на нее, она могла поклясться – с любовью, вопреки его запрету на это слово?
Она еще никогда не стояла перед таким трудным выбором.
Прикрыв глаза от солнечного, разгоравшегося все ярче света, Лорен думала, как скоро ей придется делать этот выбор. Вздохнув, она повернула голову и осторожно поцеловала его в щеку, а затем выскользнула из постели. Пройдя через коридор, она подошла к другой спальне, тихо вошла и увидела, что графиня еще спит. Лорен умылась и с помощью подошедшей вскоре горничной приготовилась встретить новый день.
Почему-то Лорен думала, что он будет нелегким.
Она спустилась в столовую, и вскоре к ней присоединился граф. Войдя в комнату, он прошел прямо к столу, и хотя он не поцеловал Лорен в присутствии лакея и горничной, улыбнулся ей и сказал:
– Доброе утро, миссис Смит.
– Просто великолепное, – согласилась она с понятной только ему улыбкой.
– После такой ночи как оно может быть другим? – еще тише сказал он, затем подошел к буфету и, пока горничная разливала чай, наполнил свою тарелку.
Он сел и принялся за завтрак, как она заметила, с завидным аппетитом. Улыбаясь, она наклонилась к своей тарелке и намазала персиковым джемом кусочек подсушенного хлеба и откусила.
Они сидели в молчаливом согласии друг с другом, почти как супружеская пара, подумала Лорен с болью в сердце, и казалось таким простым и приятным сидеть и завтракать за одним столом, что все ее тревоги выглядели пустыми и несерьезными.
Неожиданно она отчетливо услышала, как кто-то постучал медным молоточком во входную дверь. Лакей повернулся и направился в холл, и граф поднял голову.
Нахмурившись, он сказал:
– Кого это принесло в такой ранний час? – Он поставил чашку и обратился к служанке: – Мой брат дома?
Служанка неуверенно ответила:
– Не думаю, что на его складной кровати вчера кто-либо спал, милорд.
Маркус тихо выругался.
– Удобный час для возвращения домой после похождений. Мальчишка никогда не станет взрослым.
Лорен надеялась, что братья не поссорятся снова. Из холла донеслись тяжелые шаги… О Боже, неужели Картер напился? Это было на него не похоже. Она посмотрела на дверь, ожидая его появления.
Спустя минуту, в дверях возникла внушительная фигура ее свекра, сквайра Харриса.
