– Кто… кому вы проиграли? – снова обретя голос, спросила она. Не сможет ли она обратиться к мужьям ее сестер, попросить их сложиться и дать сквайру взаймы достаточно денег, чтобы выкупить его землю? Вынесет ли его гордость такой позор? Она сомневалась, разрешит ли он ей даже попытаться поговорить об этом.

– Граф Саттон, – мрачно сказал он. – Могу сказать, это все равно, что проиграть самому дьяволу… ему дьявольски везет в картах.

Лорен была рада, что ее свекор, поглощенный своим горем, укладывался в постель, не глядя на ее лицо. Она просто оцепенела.

Саттон? Тот самый повеса, о котором сплетничали служанки? И именно он теперь получил купчую на собственность сквайра? Боже мой!

Был ли граф жестоким? Не упоминалась ли в сплетнях эта сторона его характера? Об этом она не подумала, создавая в мечтах его образ. Или мужчины, играющие в свои игры, просто не знают той жизни, которая лежит за пределами карточных столов?

И если сквайр проигрывал, и все глубже погружался в отчаяние, кто-то другой должен был выигрывать и выходить победителем… Должна ли она обвинять графа в выигрыше, если такова была воля судьбы?

Однако почему она должна снимать вину с графа, которого даже не знает, если пострадавшей стороной оказался сквайр?

Неужели она ничем не может помочь? Семья Харрис владела этой землей более ста лет. Даже без официально признанного права она должна принадлежать их семье. Она о другом и не думала, как, насколько ей было известно, и сам сквайр, поэтому считала, что лишь постигшее его минутное безумие заставило поставить на кон эту землю.

Что могла сделать Лорен? Несмотря на то, что Мэдлин была «маленькой мамой», Лорен всегда оказывалась рядом, готовая ей помочь. Будучи средним, в семье ребенком, она присматривала за младшими сестрами, помогала по дому, когда слишком молодой умерла их мать. Не по годам повзрослевшая, Лорен умела вызвать улыбку на лице отца – такова была ее жизнерадостная натура.

Уход за свекром столкнул ее с красивым распутным лордом, который мог бы внести разнообразие и оживление в ее тихое, даже тоскливое существование. И надо признаться, она чувствовала в глубине души некоторое волнение и понимала, что мысли об этом совсем не были ей неприятны.

Она сразу же сочла себя виноватой и поспешила отогнать эти мысли. Сначала следовало подумать о сквайре. Она подошла и увидела, что он засыпает. Лорен накрыла его одеялом, и он, закрыв глаза, что-то бормоча и ворочаясь с боку на бок, уснул беспокойным сном. Она перешла в соседнюю комнату и, погрузившись в раздумье, заходила по комнате из угла в угол.

Несмотря на позднее время, она неожиданно ощутила прилив бодрости, подошла к окну, раскрыла его и, выглянув наружу, прислушалась. На улице все еще было полно элегантных экипажей, возвращавшихся после вечерних развлечений.

Лорен подумала о богатых, вероятно, титулованных хозяевах, сидевших в этих каретах, об их красивой одежде и жизни в роскоши и почете. Должно быть, такую же жизнь вел и граф Саттон. Зачем ему нужно маленькое имение сквайра? Ей хотелось убедить графа отказаться от него. Если она расскажет, в каком отчаянии сквайр и почему… Нет, было бы несправедливо оскорблять в свекре чувство собственного достоинства. Кроме того, если он узнает, то никогда не простит ее.

Лорен вздохнула и потерла виски от внезапного приступа головной боли. Что можно предложить взамен имения сквайра? Она взглянула на свои пустые руки. У нее не было ничего ценного, что она могла бы предложить. Не было драгоценностей, кроме нескольких безделушек, подаренных Робертом и имевших лишь ценность сентиментальных воспоминаний. Не было настоящего приданого. Ее семья была небогата.

В ее голове один за другим возникали невыполнимые планы. А ответ был очевиден.

Она имела только самое себя…

Лорен закрыла глаза. Что, если… Нет, об этом нельзя было и помыслить.

Но так ли?

Она вскочила и подбежала к маленькому зеркалу, висевшему на стене. Она напрягла зрение, чтобы разглядеть свое отражение в зеркале, слабо освещенном лучами восходящего солнца, с трудом пробивающимися сквозь угольную пыль, поднимавшуюся из бесчисленных труб Лондона.

В юности Лорен называли хорошенькой все местные молодые люди. Сейчас она внимательно разглядывала свое бледное лицо – большие зеленые глаза, тонкие черты, длинные волосы золотисто-рыжего оттенка, собранные на затылке. Она уже не та юная девушка, какой была раньше. Достаточно ли этого для графа, известного своей разборчивостью в выборе женщин? Если она пойдет к нему и предложит свои услуги в качестве… куртизанки, наймет ли он ее?

У нее упало сердце. Ей нечего было надеть! Разве можно выглядеть соблазнительной в выцветших черных траурных платьях?

Но она может попросить одежду как одно из условий найма, успокоила себя Лорен. Это было бы быстрое решение проблемы.

Поступали ли так куртизанки? Она пожалела, что мало знает о таких женщинах. Но как этого можно было ожидать от нее? Леди не полагалось знать об этой стороне жизни. Лорен прикусила губу. Граф не должен узнать о ее происхождении, иначе он мог отказаться содержать ее, даже пресловутого графа Саттона это могло бы смутить.

Ей оставалось лишь надеяться на лучшее. Она сжала руки в кулаки, думая о том, хватит ли у нее смелости совершить такой дерзкий, крайне непристойный поступок.

Если кто-нибудь узнает об этом, она будет опозорена на всю жизнь. Но она не надеялась, что у нее когда-либо будет шанс снова выйти замуж. У нее не было денег, чтобы заинтересовать будущего мужа, и она считала, что собственность ее первого мужа, даже если она вернет ее, перейдет к его родственникам по мужской линии. Было бы по-другому, если бы она родила ему детей, но…

А что скажут ее сестры?

Очевидно, им не следует об этом знать.

Даже если граф согласится принять ее условия, она, без сомнения, скоро надоест ему. Она имела смутное представление о том, как поступают такие мужчины, и разве сплетни служанок не подтвердили это? Потом она сможет вернуться к прежней жизни. Куртизанок не принимают, в обществе благородных дам. Это Лорен хорошо знала.

Она возьмет себе другое имя, и будет избегать всех, кто знал ее, а в Лондоне ее никто не знал, потому что она нигде не появлялась, не имея для этого ни денег, ни приличного платья.

И она не была невинной молодой девушкой, девственной и наивной. Она уже была замужем, а сейчас вдова, и у нее был опыт супружеской постели. Она не испугается, уверяла себя Лорен, и могла бы, как она надеялась, поддерживать его интерес к ней несколько недель или, по меньшей мере, оправдать свою сделку.

Несколько часов она ходила по комнате, стараясь найти возможные ошибки и слабые места в своем замысле. Не было ли другого, лучшего способа спасти родной дом сквайра? Она не находила ни одного.

Наконец она снова посмотрела в зеркало и заметила выражение решимости на своем лице, поправила распустившиеся локоны и надела простенькую шляпку, отделанную черной лентой.

Если уж она решилась на такой поступок, сказала себе Лорен, то должна действовать сейчас, пока не утратила решимости. Она зашла в комнату сквайра, который все еще спал, тяжело дыша после сильного опьянения.

У двери она на мгновение заколебалась. Неужели она и в самом деле собирается осуществить эту бредовую идею? Это же безумие.

Но охватившее ее возбуждение рисовало перед ней картину общения с красавцем лордом, поцелуи и ласки опытного любовника – конечно же, она заслужила несколько недель неправедного поведения после того, как большую часть своей жизни провела, послушно следуя правилам приличия.

После смерти Роберта она тосковала о нем, и их постель казалась такой пустой и одинокой. Она так болезненно ощущала, как ее тело тоскует по мужской ласке…

Не может ли она, хотя бы на короткое время, вести себя как распущенная женщина? Без сомнения, мужчина, имевший так много женщин, должен знать, как доставить удовольствие леди… или просто женщине!

И насколько было бы лучше, если бы она смогла вернуть земли сквайра. Она не может вернуть Роберта, но могла бы вернуть родной дом его отцу.