С этими словами он помчался далеко в кусты, чтобы освободить свой мочевой пузырь от тех страданий, что он испытывал в продолжение всей речи, прыгая по поляне перед полными восторга слушателями.

– Вот речь не мальчика, но мужа! – с гордостью произнесла Мона.

С неделю они пересекали без всяких проблем страну, впрочем, небольшую. На полицейских постах у них проверяли паспорта, но при виде вусмерть пьяной Моны путешественников пропускали с веселыми напутствиями. Стайс уже полагал, что они оторвались от преследователей, кто бы они ни были. Как и говорил Мосик, следующей страной должна быть Стануокка, из которой гораздо легче проникнуть в Терту. В Стануокке весьма либеральные законы. Эта страна просто проходной двор, она живет и кормится тем, что выдает за деньги визы всем желающим. И, надо же, именно там путешественников поджидала неприятность!

План был таков. В Терте было немало мест, в которые публика ехала за развлечениями. Один такой город был выбран в качестве цели путешествия. Никто не удивился бы, узнав, что граждане Либертассы едут в Катран через Стануокку. Так дешевле, да и ближе. Легенда казалась безупречной. Но, едва четверо путешественников проникли в первый город Стануокки, Эвфемиду, как первый же патруль замел их.

Не понимая, в чем дело, Мосик начал возникать, но тут же получил дубинкой по ребрам. Его и Стайса заключили в наручники, а женщин затолкали в полицейскую карету.

По приезде в полицейский участок их разделили. Стайса с Мосиком швырнули в камеру, а Гвендалин и Мону увели.

– Все, Волк! Мы прокисли, то есть попались! – испугался Мосик. – Неужели, дядя догадался?! Здесь, в Стануокке шпионов больше, чем жителей вместе с приезжими. И от Дианора, и от Сеяллас, королевы аффов. Отпирайся изо всех сил, что бы тебе ни шили! Мол, ничего не знаю, никого не видел, ничего не слышал. Мол, родился в Либертассе, ни про каких Барсов ничего не слышал, зверей, побольше крысы, сроду не видал!

– Думаешь, ищут Ярса Стамайера?

– Молчи! И даже имени его не произноси! Даже и не думай!

Открылась дверь и к ним втолкнули Гвендалин. Стайс кинулся к ней, ища следы побоев или еще чего похуже. Гвен выглядела испуганной, но не побитой. На ее одежде не хватало правого рукава.

– Нет, меня не били, – успокоила она их обоих. – Все очень странно. Меня спросили, как меня зовут, откуда я. А потом сорвали рукав. Осмотрели руку и тут же велели отправить в камеру.

– А что с моей… Ну, с этой, как ее? С моей воровкой. С Моной?

– Вот это, Мосик, плохо. Мону тоже осмотрели. Видимо, искали что-то на руке, какой-то след. Ее увели.

– Пропала девка! – Мосик огорчился.

Вечером им принесли баланду и ничего не ответили на нетерпеливые расспросы. Мона так и не вернулась.

– Ну, вот что. – Стайс решительно рубанул рукой воздух. – Я, понятно, сидеть тут не буду. Надо продумать способ заставить их открыть дверь. Мне надо только дотянуться хоть до одного.

Три дня в холодной камере показались ему месяцем. Никто их не допрашивал, против всех ожиданий. Два раза в день давали черствый хлеб, воду и горячую похлебку.

И вот они с Мосиком строили планы, один другого замечательнее, как отсюда выйти. Ни тот и ни другой не сомневались даже ни минуты, что они тут не задержатся надолго.

Поэтому, едва загремел засов, как Стайс немедля приготовился встретить тюремщиков парой хорошеньких приемов, которым обучался у специалистов такого класса, о каких на этой захолустной Ихоббере даже никто и не задумывался. Если бы он был один, а не с друзьями, его бы ни за что не взяли те господа, которые воображали, что они со своими дубинками неотразимы.

– Выходите с вещами. – раздался равнодушный голос из тьмы коридора.

– Какие вещи! – возмутился Мосик. – У нас пустые руки! Нас обобрали и ограбили! Ваши, между прочим, специалисты!

– Ну, ладно, – так же невозмутимо отозвался голос, – можешь взять парашу. Они предпочли выйти с пустыми руками.

– Руки за спину, двигаемся молча. – безучастно приказал им конвоир.

– Как же молча, когда ты говоришь?! – отозвался неугомонный Мосик и приготовился получить по ребрам.

– Болтаешь много, – меланхолично отозвался тюремщик. – Болтун – находка для врага.

Они не стали больше болтать, чтобы их флегматичный конвоир не утомился разговором.

Их привели в помещение для допросов, судя по скромности обстановки. Был стол и стул. Очевидно, для заключенных удобств не полагалось. Поэтому все трое встали у стены.

Стайс наблюдал за Гвендалин. Она была встревожена, но держалась хорошо. Даже пыталась выглядеть отважно. Три дня в заключении ее не привели в подавленное состояние, она только побледнела.

Двери распахнулись и вошли со странной важностью какие-то разряженные господа: одетые в ливреи, шесть человек. Они встали по обе стороны двери. Изумленные Стайс, Мосик и Гвен смотрели во все глаза, что там еще будет. И тут раздался вопль:

– Ребята! Это я! И вскакивает Мона.

Чего они только не думали увидеть, но только не это! Воровка была разряжена, причесана и украшена, как знатная особа. В шикарном платье, немного нелепо сидящем на ее высокой, как у мужчины, худощавой фигуре. Всегда лохматые волосы, остриженные по шею, теперь были забраны наверх и изящно уложены в изысканную прическу, которая шла ее простой физиономии, как кухарке диадема. Исцарапанные руки с обгрызенными ногтями, одеты в тонкие кружевные перчатки с крупными кольцами поверх. В ушах Стайс разглядел настоящие бриллианты.

– Мосик! – воскликнула красотка и кинулась к нему на шею.

Потом обернулась к своему высокомерному сопровождению и с нажимом проговорила, важно подбоченясь:

– А ну-ка! Изобразите почтительность перед вашим господином!

Все шестеро так низко поклонились, что не только у Мосика, но и у Стайса выкатились от изумления глаза.

– То-то же! – назидательно внушила им Мона. – Как папа сыграет в ящик, так Мосик будет королем!

– Кем?!!! Мосик чуть не упал.

– Да, миленький, – жеманясь, проворковала Чумичка, – я забыла тебе сказать. Я же ведь принцесса.

На Мосика было жалко смотреть. Слуги фыркнули. Принцесса обернулась и так грозно на них взглянула, что они тут же застыли с подобающим почтением.

– Давайте быстро во дворец. – распорядилась она. – Ванна, завтрак, регалии и на прием к папаше. Там все объяснят.

Она подхватила оборванного Мосика под ручку, улыбнулась Стайсу и Гвендалин и важно направилась на выход. Мосик тащился с таким видом, словно ожидал, что стены рухнут, он проснется и увидит, что голый стоит перед толпой.

Стайс тоже ощущал такое изумление, что не мог себе представить. Выходит, что оракул не соврал! Если только это не какая-то инсценировка с неясной целью.

– Бриллианты настоящие! – шепнула ему на ухо Гвендалин. – Уж я-то в этом разбираюсь. Стайс, что это? Я словно сплю!

Но он и сам был настолько ошарашен, что не мог придумать ни одного приличного объяснения. Чумичка – принцесса! Пьяный сон.

Мосика доволокли до роскошной кареты. Он шел, как больной, все время спотыкался и оглядывался, словно умолял присутствующих дать ему по физиономии, чтобы убедиться, что он спит, а не сошел с ума.

В сопровождении шли блистательные кавалеристы в таких расшитых золотом мундирах, что у Стайса зарябило в глазах от обилия блеска. Яркие солнечные лучи открывали перед глазами их собственные отрепья. Мона, щебеча, вскочила в карету, они все трое – за ней.

– Вот, ребята, – блестя глазами, проговорила она, привалившись спиной к роскошной розовой обивке внутри кареты, – значит, я принцесса. Меня украли в детстве. Папа искал меня по всей стране. У меня есть пятно такое на руке. Родимое. Шпионы папы всех девушек осматривали. Тебя, Гвен, тоже оставили без рукава? Ну, ладно, папа вас всех наградит по-королевски. Мосик, что ты все молчишь?

Но Мосик заглох впервые в жизни, не в силах вымолвить ни слова. Стайс не мог понять, рад тот своей неожиданной удаче, или вне себя от ужаса.