Но, пожалуй, больше всех возмущался Архелай, считавший заключение мира на столь мягких для Митридата условиях своей выдающейся заслугой:

– Мир есть, а договора о мире нет. Такая ситуация на руку победителям, а не побежденным. Самое разумное, по-моему, это отправить к Сулле послов, чтобы они в его присутствии составили текст мирного договора, составили и записали по-гречески и по-латыни. Только письменный договор может быть гарантией его соблюдения.

Архелаю и всем остальным возражал Тирибаз:

– Кто боится неопределенности, тот желает безоговорочно и навсегда покориться Риму. Именно письменный договор свяжет нам руки и надолго, а договор на словах тем и выгоден, что действителен, покуда жив Сулла. Мир- это передышка перед новой войной, поэтому вероломство римлян в несоблюдении данного договора нам только выгодно. Не столь важно, кто нарушит договор- Сулла или его преемники, важно другое: устный договор, да еще такой мягкий по отношению к царю, столь безжалостно истреблявшему всех говорящих по-латыни, непременно подтолкнет римлян к нарушению его.

Намерение Тирибаза уже сейчас начать подготовку к новой войне с Римом вызывало резкое неодобрение среди военачальников, большинство которых полагало, что Понту потребуется не меньше двадцати лет, чтобы восстановить силы. А для этого и нужен надежный мирный договор с Римом, сухопутное войско которого вновь стояло у западных пределов Понта.

Митридат остался глух к советам друзей и не отправил послов к Сулле.

«Это не мир, а передышка перед новой войной, Тирибаз прав, – думал он.- Сулла победил Архелая, а не меня. Скоро я создам войско, равное римскому по выучке и вооружению. Вот тогда поглядим, чьи трубы протрубят победу!»

По возвращении в Синопу Архелай сразу почувствовал холодность царя. Многие друзья Архелая стали сторониться его. Архелай все чаще замечал на себе косые взгляды царских приближенных. Однажды во дворце был назначен пир. Были приглашены все вельможи из царского окружения, в том числе и брат Архелая, Неоптолем. И только Архелай приглашен не был.

«В чем тут дело?- недоумевал полководец.- Чьи это козни? Чем объяснить такое поведение Митридата?»

Архелай попытался расспросить об этом Моаферна, помня его дружеское расположение. Однако Моаферн уклонился от беседы с ним, сославшись на неотложные дела. Не пожелал разговаривать с Архелаем и Тирибаз. Тогда Архелай подступил к Неоптолему, желая узнать причину этого отчуждения, но тот только пожимал плечами, говоря брату:

– Я, хоть и нахожусь в царской свите, но доверием царя не пользуюсь. Чувствую, что меня только терпят. Я сам хотел бы знать, что происходит?

Прямодушный Архелай пожелал прийти во дворец к царю, чтобы прямо спросить Митридата, чем он заслужил такую немилость.

Дворцовая стража не пропустила Архелая.

Тогда Архелай потребовал, чтобы позвали Тирибаза. Он поговорит с ним прямо здесь, на дворцовых ступенях. Требование Архелая невозмутимые стражи пропустили мимо ушей.

– Пусть ко мне выйдет дворецкий!- бушевал рассерженный военачальник.- Я через него передам несколько слов Митридату. Это очень важно!

После долгих колебаний начальник стражи все же послал за дворецким.

Прошло немало времени, прежде чем дворецкий вышел из высоких дверей на освещенные жарким солнцем мраморные ступени портика и окликнул нервно расхаживающего вдоль колонн Архелая.

– Сатибарзан, передай от меня царю следующее…- промолвил Архелай, вперив в дворецкого тяжелый взгляд.- Во имя памяти моего отца, верно служившего Митридату, я хочу знать, чем вызвано нынешнее охлаждение царя ко мне? Если это результат наговоров на меня, то почему бы царю не выслушать и мои объяснения?

Сатибарзан передал слева Архелая царю, который распорядился пропустить военачальника во дверец.

Архелай полагал, что встретится с Митридатом наедине либо в присутствии Тирибаза, но он ошибся. Сначала в зал, где Архелай ожидал выхода царя, вошли Тирибаз и Моаферн. Оба остановились возле мраморной статуи персидского царя Ксеркса поодаль от Архелая, молчаливые и неприступные. Затем в покое появились военачальники Таксил и Дорилай. Потом пришли Пелопид, Метрофан и Зариатр. Никто из пришедших не поздоровался с Архелаем, не сказал ему ни слова. Все хранили зловещее молчание.

В сердце Архелая зародилась тревога.

«Это неспроста, клянусь Зевсом!»- подумал он.

Наконец в зал вступил Митридат, сопровождаемый Сатибарзаном и Критобулом. У дверей застыла царская стража.

Архелай первым поприветствовал царя и отвесил низкий поклон.

Митридат ответил на приветствие Архелая и дружески улыбнулся ему, но при этом глаза его глядели холодно.

– Не думал я, Архелай, что мне когда-нибудь придется бросать тебе в лицо такое обвинение,- со вздохом промолвил Митридат.- Ты напомнил про Диофанта, своего отца, память о котором очень дорога мне. Поэтому я согласился выслушать тебя. Оправдайся, если сможешь.

Архелай уязвленно вскинул голову.

– В чем меня обвиняют, царь? И кто смеет обвинять меня?!

– Тебя обвиняют в измене, друг мой,- ответил Митридат.- А обвинители- вот они!

Царь указал на Таксила и Дорилая. Оба выступили вперед.

– Таксил, мы же вместе сражались против римлян при Херонее!- воскликнул пораженный Архелай.- Как ты можешь обвинять меня?! А тебе, Дорилай, я доверил левый фланг в битве под Орхоменом…

– Я-то действительно сражался с римлянами,- со злым прищуром произнес Таксил,- а ты, Архелай, делал все, чтобы Сулла вышел победителем!

– Под Орхоменом моя фаланга опрокинула римлян и гнала их несколько стадий,- сказал Дорилай,- а в это время правый фланг, которым командовал ты, Архелай, топтался на месте. Серпоносые колесницы расстроили весь центр римского войска, оставалось еще одно усилие- и была бы полная победа, но ты, Архелай, промедлил с ударом тяжелой конницы и вдобавок стянул к себе все резервы. Потеря времени дорого нам обошлась: римляне отошли за вырытый накануне ими же ров и восстановили боевые порядки.

– Я отражал натиск двух римских легионов и всей римской конницы,- стал оправдываться Архелай.- Сулла намеренно оттягивал назад свой центр и правый фланг, чтобы наша фаланга, переходя через ров, расстроила свои ряды.

– Поистине это большая доблесть- отражать натиск двенадцати тысяч римлян, имея под своим началом тридцать!- язвительно усмехнулся Таксил.- У Дорилая было всего шестнадцать тысяч воинов, и он тем не менее обратил в бегство почти столько же римлян.

– Но Дорилай первым показал спину в битве при Орхомене,- заметил Архелай.

– Что ему оставалось делать?- пожал плечами Таксил.- Фаланга была расстроена, а помощь к нему не подошла. Как будто все решалось там, где сражался наш доблестный Архелай!

– И все же я последним бежал с поля битвы под Орхоменом в отличие от некоторых,- глядя Таксилу в глаза, сказал Архелай.

– Зато при Херонее ты бежал впереди всех и заперся в укрепленном лагере, не впуская туда преследуемое римлянами понтийское войско,-уязвленно воскликнул Таксил.- По твоей вине римляне перебили так много наших воинов, прижав их к лагерному частоколу. Может, скажешь, этого не было? Или станешь отрицать, что это было не на пользу Сулле?..

– Я потерял в битве своего сына!- гневно воскликнул Архелай.

– А я потерял в Греции сто пятьдесят тысяч войска, как выясняется, по твоей вине, Архелай,- мрачно вставил Митридат.- Эта потеря была бы оправданной и объяснимой, если бы мы не проиграли войну. Но войну мы проиграли, Архелай…

– Значит, виновником поражения в войне ты считаешь меня, царь?- не скрывая горестного изумления, спросил Архелай. И тут же сокрушенно добавил, видя, что Митридат молчит:- О боги, и почему я не погиб под Орхоменом!

– Ты не мог погибнуть, Архелай, так как твоя смерть была невыгодна Сулле,- сказал Тирибаз, по лицу и тону которого можно было определить, в чем именно он подозревает Архелая.

– У тебя есть веские основания обвинять меня в измене, Тирибаз, или ты поверил наветам двух этих негодяев?- спросил Архелай, кивнув на Таксила и Дорилая.