Попугаи, похожие на большие ярко-зеленые огни света, возвращались домой на ночлег. Рано утром они улетали на север, где раскинулись фруктовые сады, зеленые лужайки и открытый простор, а вечером возвращались, чтобы провести ночь среди деревьев большого города. Их полет был неровным, всегда небрежным, шумным и ярким. Они никогда не летели прямо, как другие птицы, а виляли справа налево или неожиданно обрушивались на дерево. В полете они самые суетливые птицы, но как они прекрасны: красные клювы и золотистая зелень пели гимн цвету. Грифы, громоздкие и ужасные, усаживались на ночь на пальмах.

Вот приближался человек, играющий на флейте. Он был каким-то слугой. Продолжая играть, он взобрался на холм, и мы последовали за ним. Ни на миг не прекращая игру, он свернул в одну из примыкающих улиц. Было странно слышать звук флейты в шумном городе. Звук ее проникал в глубь сердца. Музыка была прекрасной, и мы шли за играющим еще какое-то расстояние. Мы пересекли несколько улочек и вышли на более освещенную и широкую улицу. Далее играющий на флейте присоединился к группе людей, сидевших со скрещенными ногами на обочине у дороги. Мы последовали его примеру. Мы все сидели вокруг него, пока он играл. Большинство сидящих были прислугой, водителями, ночными сторожами, было еще несколько детей и одна или пара собак. Мимо проезжали машины. В одной из них горел свет. Там за рулем сидела женщина, прекрасно одетая, но одинокая. Одна из машин подъехала, водитель вышел и сел рядом с нами. Все они разговаривали и радовались, смеялись и жестикулировали, но песнь флейты ни разу не дрогнула, и это вызывало восторг.

Немного времени спустя мы ушли оттуда и отправились дорогой, ведущей к морю, мимо хорошо освещенных домов состоятельных людей. Богатых окружает какая-то своя особая атмосфера. Как бы ни были они образованны, любезны, родовиты и изысканны, в них есть непроницаемая и надменная отчужденность, та нерушимая самоуверенность и твердость, которую трудно разрушить. Они не владельцы богатств, наоборот, богатства владеют ими, что хуже смерти. Благотворительность — их тщеславие. Они считают себя попечителями собственного богатства, они организуют благотворительные фонды, пожертвования, они — творцы, строители, дающие. Они строят церкви, храмы, но их бог — бог золота. Там, где существует такая бедность и деградация, надо было родиться толстокожим, чтобы стать богатым. Многие из них начинают задавать себе вопросы, спорить и искать истину. Бедные жаждут стать богатыми и наделенными властью, а богатые уже поймались в ловушку собственных поступков. И все же они верят и рискуют дальше. Они спекулируют не только на рынке, но и на основе основ. Они играют и там, и тут, но преуспевают только в делах, которые ближе их сердцам. Их верования и обряды, их страхи и надежды ни имеют никакого отношения к действительности, так как их сердца пусты. Чем напыщеннее показное представление, тем больше внутренняя бедность.

Отказаться от мира богатства, комфорта и положения в обществе сравнительно простое дело. Но чтобы избавиться от хотения быть, стать богатым, требуется значительная сообразительность и усилие рассудка. Власть, обретаемая с богатством, — это препятствие к пониманию реальности, так же как власть одаривать и власть иметь возможность. Это особая форма самоуверенности, это продукт нашего «я». Хотя это и трудно, эту самоуверенность можно преодолеть. Но что еще более изощренное и скрытое — это сила и задор, основа которых страстное стремление стать кем-то. Самовозвеличивание в любом его проявлении, будь то богатство или добродетель, — это процесс противопоставления, порождающий противоречия и суматоху. Ум, обремененный задачей стать кем-то, никогда не будет спокоен, так как спокойствие не наступает в результате тренировок или истечения времени. Спокойствие — это состояние понимания, а желание стать кем-то отвергает понимание. Желание стать кем-то дает ощущение времени, что в действительности есть откладывание понимания на потом. «Я стану» — это иллюзия, порожденная самоуверенностью.

Море было таким же беспокойным, как и город, но его беспокойность имела глубину и содержание. На горизонте появилась вечерняя звезда. Назад мы возвращались по улице, наводненной автобусами, машинами и людьми. На тротуаре лежал голый спящий человек. Он был попрошайкой и был смертельно истощен недоеданием, но его разбудить было трудно. Вдали простирались зеленые лужайки и виднелись пестрые цветы городского сада.

Окрженная большой оградой, среди деревьев, стояла церковь. Белокожие и смуглолицые люди входили и выходили из нее. Внутри нее света было больше, чем в европейских церквях, но обстановка была такая же. Церемония шла своим чередом, и она по-своему была красива. Когда она окончилась, мало кто из белых вступал в разговор со смуглолицыми и наоборот. Все мы вышли и пошли своими дорогами.

На другом материке стоял храм. В нем пели песнь на санскрите. Исполнялся пуйа, обряд Хинду, а сами прихожане принадлежали иной культуре. Тональность слов санскрита очень экспрессивна и проникновенна, она обладает необычайной глубиной и значением.

Вы можете быть обращенным из одной религии в другую, поменять одну догму на другую, но нельзя стать посвященным в познание действительности. Вера не есть действительность. Можно изменить мнение, решение, но истина или бог — это не убеждение, это переживание, не основанное на вере, догме или прошлом опыте. Если у вас есть опыт религиозного переживания, то ваш опыт — это условный отклик той веры. Если ваше переживание неожиданно и спонтанно, и вы формируете ваш дальнейший опыт на его основе, тогда ваши переживания — это всего лишь продолжение памяти, которая реагирует при взаимодействии с настоящим. Память всегда мертва, возвращаясь к жизни только в соприкосновении с переживаемым настоящим моментом.

Обращение — это смена одной формы веры на другую, одного вида обряда на другой более удовлетворяющий, но это не открывает дверь в реальность, наоборот, удовлетворение — это помеха на пути к реальности. И, тем не менее, это то, что устоявшиеся религии и религиозные группировки пытаются сделать: заставить вас верить в более-менее разумную догму, религиозное суеверие или надежду. Они предлагают вам клетку получше. Она может быть, а может и не быть удобной, в зависимости от вашего характера. Но в любом случае это тюрьма.

На религиозном или политическом уровнях, при разных культурных этапах развития это обращение в веру происходит всегда. Организации со своими лидерами буйно процветают, удерживая человека в рамках идеологии, будь то политической или религиозной, которую они предлагают. В этом процессе заключена взаимная эксплуатация. Истина за пределами всяких рамок, страхов и надежд. Если вы ощутите радость познания истины, я уверен, вы отбросите соблюдение всех церемоний и идеологических традиций. Ум находит безопасность в религиозных и политических рамках, и это то, что дает жизненную силу организациям. Всегда существуют консерваторы и новички. Они поддерживают жизнедеятельность организаций благодаря своим вложениям и собственности. Сила и престиж организаций привлекают тех, кто боготворит успех и обывательский здравый смысл. Когда ум не находит удовлетворения и жизненной силы в старых рамках, он обращается к другим, более крепким и успокаивающим учениям и догмам. Таким образом, ум — это продукт жизнедеятельности окружающей среды, подстраивающийся и поддерживающий себя на чувствованиях и отождествлениях. Поэтому ум цепляется за нормы поведения, шаблоны мышления и т. п. Пока ум будет принадлежать прошлому, он никогда не сможет обнаружить истину или впустить ее. В своем стремлении удержаться в организациях он отбрасывает поиск истины. Очевидно, что ритуалы предлагают своим участникам обстановку, в которой они чувствуют себя комфортно. Оба вида ритуалов, коллективные и одиночные, дарят уму покой, они — существенный контраст скучной повседневной жизни. В церемониях есть некая доля красоты и порядка, но в целом они действуют как стимулирующее средство. И как все стимуляторы они вскоре отупляют ум и сердце. Оны становятся привычкой, необходимостью, без которой не обойтись. Считается, что эта необходимость есть духовное возрождение, накопление жизненных сил, еженедельная или ежедневная медитация и т. п. Но если вникнуть глубже в этот процесс, то можно увидеть, что ритуалы — это повторяемое действие, предлагающее превосходный и приемлемый уход от самопознания. Без самопознания действие малозначительно. Повторение молитв, слов или фраз усыпляет ум, хотя какое-то время они служат стимуляторами. В этом сонном состоянии действительно происходят переживания, но они самоспроецированы. Как бы они ни удовлетворяли, такие переживания иллюзорны. Переживание действительности происходит не путем повторения, не путем тренировки. Истина — это не следствие, не результат, не цель. Ее нельзя заманить, так как она не творение ума.