"Эриксон не считал, что инсайт в бессознательное и подавленные мысли имели непосредственное значение для изменения. Здесь находится причина, по который его практика казалась странной для терапевта, ориентированного на инсайт. Каким образом мог бы такой терапевт понять, что страдающая депрессией женщина, каждую неделю выделяет для неё определенное время? Или как мог бы инсайт-терапевт понять, что человек может парадоксально усиливать симптом?

Эриксон практиковал противоположность инсайта, укрепляя амнезию и изменял людей без их согласия. Он хотел так изменять людей, чтобы они по иному видели сны и фантазировали, а не помогать им в понимании скрытых в снах и фантазиях значений. Интерпретации он считал абсурдной редукцией принципов коммуникации. [...] В прошлом, клиницисты для получения информации об аналогиях, проявляющихся у клиентов, спрашивали их, например о фантазиях и снах. Они считали, что приведут к изменению, если дадут осознать пациенту метафорическое значение этих аналогий, описывая подобия, между содержанием его фантазий и реальной жизненной ситуацией.

Эриксон видел это иначе - дать осознать человеку его метафорические описания, не только не вызывает изменения, а наоборот тормозит. Сознание понижает сложность проблемы, которую необходимо решить. [...] Когда мы видим человека с проблемой, повторяющейся последовательности поведения, то согласно традиционным принципам необходимо дать ему осознать этот цикл, принимая что он будет в состоянии, таким образом, перестать копировать этот тип поведения. Эриксон вообще не давал осознать клиенту цикл поведения, сразу пытаясь его изменить. При этом он мог вызвать даже амнезию, так что человек после гипноза делал что-то, забывая об этом. Он также не понимал почему делает это снова. Повторение заставляет людей изменять реакцию в цикле, таким образом изменяется установленный паттерн"[322].

Терапия Эриксона, была таким образом сконцентрирована на реальной жизни его клиентов. Прежде всего он искал решения, которые можно было бы применить. Сознательный просмотр причин неудач, он принципиально считал вредным. В анализе прошлого он не видел никакой практической пользы для настоящей и будущей жизни своих клиентов. Он считал, что занятие негативными личными переживаниями прошлого, скорее мешает людям в концентрации на их актуальных проблемах[323].

Он также обращал внимание на то, что нас редко интересует, почему кто-то чувствует себя хорошо[324].

Для Эриксона было важно довести клиента до того, чтобы он активно сделал что-то, для решения своих трудностей. Поэтому целью его интересов, было непосредственное изменение симптоматического поведения и переживания. Взгляд о том, что работа сконцентрированная на симптомах ведет к их перемещению, он считал просто бессмысленным. Согласно ему, такое убеждение не было результатом практической эффективной работы над изменениями. Он утверждал, что оно возникло на основе теоретической модели, опирающейся на убеждении в том, что симптомы не важны, поскольку их настоящие корни можно найти в таких абстракциях, как структура характера или личность человека[325]. Хейли пишет об этом:

"Из этого следует, что клиницисты не только не знали как изменять симптомы, но также аргументировали взгляд о том, что их изменять нельзя. [...] Эриксон занял абсолютно противоположную точку зрения, построив свою терапию как раз на симптомах. Он доказал, что структура характера изменяется, посредством концентрации терапии на специфической проблеме. По его словам, симптом как ухват для горшка -если его удобно держать в ладони, то можно легко управлять горшком. Он учил, что не стоит игнорировать симптом, а нужно замечать все его аспекты. Во время анализа частоты проявления, интенсивности и т.д. Симптом превращается в нечто, что мы можем видеть, как это имеет место, в случае всех аспектов жизни человека. Терапевты, игнорирующие симптомы, утверждающие что этим не нужно заниматься, не смогли научиться ценить сложность симптоматических поведения. И не научились также изменять то, что хотел изменить пациент"[326].

Одним из новшеств, введенных Эриксоном в гипнотерапевтическую работу, был принцип косвенного влияния. Избегая, принятых в гипнозе непосредственных приказов, он заменял их различными утонченными методами косвенного влияния. Смысл этой техники состоит в целенаправленном вызове желаемых конотации у клиента. Такая шахматная стратегия была непосредственным следствием взглядов Эриксона на природу бессознательных процессов.

Эриксон обожал ставить своих клиентов в конфронтацию с удивительными историями, содержащими скрытую аналогию на специфическую ситуацию, в который они находились. При этом, он обращал огромное внимание на то, чтобы ими не были замечены эти сходства. Если он видел, что данный человек начинает понимать скрытый смысл его слов, то сейчас же менял тему. Таким образом, переводя внимание, он вызывал амнезию. Второстепенное значение имел для него вопрос поймет ли клиент, а если поймет то когда глубокий смысл его рассказа.

Основной целью применения метафор, было воссоздание бессознательного и возможно забытого опыта обучения и использование его для решения актуальных проблем. Трудности часто состоят, главным образом в том, что в определенных обстоятельствах, люди не способны использовать эти навыки, которые в другой ситуации применяют без труда. Если можно расслабиться в ванне, почему нельзя сделать это выступая перед публикой?[327] Сидней Розен так пишет об этом:

"Рассказывая историю, Эриксон вводит новые данные, новые чувства и вызывает новые переживания. Пациент, долгое время страдавший от сильного чувства вины и ограничивающих взглядов на жизнь, возможно, благодаря этим рассказам, познакомится со свободной и жизнеутверждающей философией Эриксона. Его способ видеть жизнь доходит до различных уровней личности, также и до бессознательного. Его представляют пациенту, как в состоянии бодрствования, так и во время гипноза. И тогда, быть может, пациент поймет, что ему не нужно полагаться лишь на собственные, обычные, повторяющиеся друг за другом паттерны мышления. Ему нет нужды ограничиваться собственной узкой философией и своими ограниченными духовными программами. С помощью этих рассказов, он частично осознает наличие новых возможностей, которые можно совершенно свободно принять или отбросить, как сознательно так и бессознательно"[328].

Польза от метафорической коммуникации явная - рассказы не наносят вреда. Они приковывают сознательное внимание и поддерживают чувство независимости клиента. Клиенты сами могут придать специфический смысл информации, скрытой в рассказе. От их личных переживаний зависит, какие выводы они сделают. Иногда рассказы могут вызвать непонимание и этим подготовить клиента к гипнозу. Кроме того, хорошие истории отлично помогают обойти сопротивление к переменам, так как требования включены в них лишь условно. Кроме того, интересно рассказанная история, может помочь в усвоении, ведь она иллюстрирует важные мысли, которые необходимо передать человеку, проходящему терапию[329]. Розен так пишет о рассказах Эриксона:

"Своими рассказами Эриксон отдавал честь [...] доисторической традиции. С незапамятных времен истории применяют, чтобы передавать культурные ценности, этику и обычаи. Легче проглотить горькую таблетку, когда она упрятана в сладкую оболочку. Возможно игнорируются непосредственные моральные указания, однако духовную атмосферу и лидерство легче принять если убеждение об их необходимости вплетено в историю, рассказанную интересно и забавно. Поэтому в своих рассказах Эриксон применяет множество успешных техник, например использует юмор и вводит интересную информацию о мало известных фактах из медицины, психологии и антропологии. В рассказы он добавляет терапевтические предложения, содержание которых далеко, как от желаний пациента, так и от внешних точек интереса терапевта"[330].