Она перевела затуманенный взгляд на окно, как бы пытаясь заглянуть куда-то далеко, куда только она одна могла заглянуть.

– Жаль, папы сейчас здесь нет, он бы порадовался, что моя ракушка снова со мной.»

Он терпеливо ждал, пока она вернется к нему из своего детства.

Помолчав, он спросил: «Ты счастлива?»

– Да.

– Видишь, чтобы снова найти тебя, мне пришлось уехать.

– Я знаю.

Ему стало ясно – она поняла, что для того, чтобы понять истинную цену любви, ему пришлось уйти к Григ, и только тогда он понял, что она на самом деле значила для него. Он надолго замолчал.

– Я знала, что ты придешь.

– Да.

– Ты Майклу расскажешь, как все было?

– Что было?

– Ты же знаешь.

Некоторое время он боролся с собой, а потом накрыл ее руку своей и сказал: «Да.»

– И еще передай Розмери мою голубую ракушку.

– Хорошо.

– Какая я все-таки глупая, храню всякую чушь.

– Я знаю.

– А что с тем локоном?

– Я его тоже храню.

– И ты до сих пор не знаешь, чьи это волосы?

– Нет.

– Может, тебе скоро откроется.

– Что ты имеешь в виду? – как мог мягко спросил Кельвин, ему действительно нужно было это знать.

– Не знаю. Просто, мне что-то привиделось. – Лицо ее, казалось уже доживало последние минуты на этой земле. «Мне сейчас много что открывается.» – Она пришла в себя и спросила: «А новеллу ты дописал?»

– Да, этим утром.

– Этим утром.

«Этим утром» для нее прозвучало как любым утром во Времени. Она снова заговорила: «Ты помнишь тот день у замка?»

– Да.

– А озеро вечером?

– Да.

Он взял ее руку – она была почти невесома. Лицо ее уже ушло в другой мир, оно сейчас было вовлечено в какой-то потусторонний хоровод.

– Я скоро уйду.

– Да.

– Но я очень тебя люблю и мне не будет одиноко.

– Нет.

Он понял что-то новое, протянул руку и тронул колокольчик на стене. Потом он вложил голубую ракушку в ее руку и сомкнул пальцы.

Беззвучно вошел Кавердейл. Он положил руку ей на сердце, минуту подождал, прислушиваясь, и сказал Кельвину: «Попрощайтесь.»

Когда Кавердейл вышел из палаты, Кельвин положил голову на грудь Грейс и с рыданиями прошептал: «Прощай.»

Долго еще в комнату никто не заходил, но наконец Кельвин разжал пальцы ее руки, взял ракушку для Розмери, вышел из палаты и увидел, что Кавердейл сидит в холле смертельно-бледный от усталости. Кельвин подошел к нему и положил руку на плечо, доктор поднял голову и спросил: «Она уснула?»

– Да. – Кельвин отошел на шаг и посмотрел в маленькое оконце на Колдминстер, освещенный бледным солнечным светом. «Она что, действительно заснула?»

– Да, именно так, – ответил Кавердейл. – Вы сейчас домой?

– Да.

– Вы сможете сказать обо всем Майклу?

– Да. – Кельвин задумался. – Я все могу сказать Майклу. Я подумал, я даже смогу его сюда привезти, чтобы он на мать посмотрел.

Он взглянул на Кавердейла, тот после паузы сказал: «Да, вы правы, так действительно будет лучше для Майкла. Только не затягивайте.»

Эта разумная мысль как будто окатила Кельвина холодной водой. Кавердейл сидел совершенно серый от недосыпания.

– Вам бы надо немного поспать, – предложил Кельвин. – Вы на износ работаете последнее время.

– Да. Ее я хотел спасти больше, чем кого-нибудь на свете. Невидящими глазами он посмотрел на Кельвина. Самое главное для меня было, чтобы вы успели пожелать ей «доброй ночи.»

Впервые за все время Кельвин почувствовал, что у него подкашиваются колени.

– Спасибо вам за эту возможность, доктор. Повернувшись, Кельвин не оглядываясь вышел.

Маргарет смотрела на мужа и на Григ и понимала, что сидит в одной комнате с чужими для нее людьми в чужом для нее доме на Блэнфорд Роу.

Ричард вяло листал страницы какого-то военного наставления. Даже мягкая куртка сидела на нем, как военный мундир, и на пляже он все равно выглядел выпускником военной академии в Сандхерсте. Иногда Маргарет задумывалась, а какие мысли скользят у него в голове, когда он вот так молча сидит в кресле после ужина, а недавно поняла, что мыслей вообще нет. Когда-то в его карих глазах ей виделся шум пальм у ленты прибоя, но сейчас в них отражался только плац с марширующими по нему солдатами. Он для нее ничего уже не значил, и все же через неделю ей предстояло уехать с ним в Индию. Теперь ей уже стало ясно, что и она для него значила очень немного. Последние две недели он пребывал в мрачном состоянии духа, и иногда ей казалось, что вот сейчас он подойдет и скажет: «Ладно, хватит, давай разведемся, сколько можно тянуть», но он все не подходил, а теперь они едут в Индию, и Генри едет с ними – ничего не случится, просто не может случиться до конца жизни, в Индии будет то же, что в Колдминстере.

Маргарет захотелось поднять голову и завыть, а за окном светило яркое солнце, его лучи играли на шпиле церкви на Блэнфорд Маунт и забегали поплясать на каштановых прядях волос Григ, склонившейся в кресле над книгой. В Ричарде не было ничего поэтичного, зато в Григ его было в избытке, но вся ее поэзия – это только напоминание о Кельвине, его отражение на ее лице. Маргарет любила тень Кельвина на лице девушки, но саму Григ она ненавидела. Снова ей захотелось завыть, завыть от одиночества в набитой людьми комнате. В мыслях она всегда была с Кельвином, когда ей было одиноко, а одиноко ей было всегда. Кельвин был так далеко, так давно, хотя она его не видела всего восемь месяцев, за это время она страшно постарела.

Ей стало интересно, а что сейчас делает Кельвин – ей не дано было знать, что в этот самый момент Кельвин закутывает в одеяло маленького Майкла, потому что его жена три часа назад умерла в Колдминстерской больнице.

Ричард пошевелился в кресле, отложил воинское наставление и сказал: «Пойду-ка я наверх, мне там кое-что надо сделать.»

– Мы через пятнадцать минут должны выходить, если ты хочешь прийти к Мортонам вовремя, – сказала Маргарет, глядя на часы.

– Хорошо, я буду внизу через десять минут.

Григ лениво посмотрела на Ричарда, он неприязненно окинул ее взглядом, он ничего не мог с собой поделать, Григ ответила ему столь нескрываемо презрительным взглядом, что ему оставалось только хлопнуть дверью.

Она перевела взгляд на Маргарет и заметила: «Опять не в настроении.»

Маргарет вернула взгляд Григ и с сожалением заметила, что порочная красота Григ никак не меркнет – по-прежнему ее губы ярки, а кожа бела и нежна.

– А ты чем собираешься заняться?

– Не знаю, наверное, немного поиграю на пианино. – Григ посмотрела в книгу и зевнула. – Мне еще чуть-чуть осталось. Неинтересная книга.

Маргарет даже ногой притопнула от возмущения и сказала: «Бог ты мой, я вообще не понимаю, как ты можешь читать эту книгу, если знаешь, что он ее написал в этом своем пансионе!»

Григ со скучным видом ответила: «Ну, это было так давно.»

Маргарет даже подскочила в кресле и заговорила с холодной яростью: «Ты что – думаешь, все прошло?» Григ смотрела на нее с выражением вежливого изумления на лице. «Хотя бы себе-то не лги!»

– Ты имеешь в виду, что у тебя это еще продолжается, да?

Маргарет посмотрела в пустые глаза сестры, сама почувствовала холод и сказала: «Не могу понять, как ты можешь спокойно здесь сидеть и все это обсуждать.» Она зарделась. «Конечно, у меня все это продолжается, и будет длиться вечно, если хочешь знать, я же женщина, мне не стыдно себе признаться, что когда-то я любила мужчину!» Маргарет смотрела на Григ до тех пор, пока та не опустила взгляд. «Но я тебе и передать не могу, как ты себя ведешь».

– И как же, интересно, я себя веду? – полным иронии голосом спросила Григ.

Маргарет поднялась из кресла и, глядя сверху вниз на сестру, спокойно сказала: «Я скажу тебе, только ты не обижайся. Ты себя ведешь так, как будто ты… призрак.»

Маргарет развернулась на каблуках и подошла к окну.