Магоцци с Джино перестали писать и одновременно на него посмотрели.

– Что? – спросил он.

– Ничего. Продолжай.

Джек рассказал, как они на обратной дороге домой разругались с отцом, и о том, что за этим последовало.

– Я не связывал убийство папы с событиями в Брайнерде, – добавил он. – Только вчера заподозрил, услыхав об убийстве Бена и увидев в газете снимок Розы Клебер – до тех пор даже не знал ее имени. После этого сообразил, что случилось. На чердаке кто-то был, видел, что мы сделали, потом принялся одного за другим убивать.

– Они сделали, Джек, – поправил его Джино. – Не ты.

– Все равно. Как ни смотри, у меня руки в крови. Если б я раньше вам рассказал, может быть, догадались бы, успели спасти Марти.

Магоцци ответил то, что думал, – чистую правду:

– Может быть. А может быть, и нет. Джефф замаскировался почти идеально, со всех сторон прикрылся.

Он бросил Джеку косточку, но этого мало, а больше предложить ему нечего. С одной стороны, руки чешутся ему шею свернуть – наверняка, будь у них хоть чуть-чуть больше времени, Марти можно было бы уберечь, с другой, сердце от жалости обливается кровью. Что испытываешь, когда родной отец требует, чтобы ты стал убийцей, а после отказа отрекается от родного сына?

Джек встал, налил себе кофе.

– Еще одно. Папа сказал, что они много лет убивали нацистов. По его словам, список в компьютере, только я ничего не нашел. Может, он его стер.

– Пришлем кого-нибудь на всякий случай, проверим, – кивнул Магоцци.

Джек пожал плечами:

– Может, все это вообще сплошная фантазия.

– К сожалению, нет, – вздохнул Магоцци. – У нас только сегодня сложилась картина. Бен Шулер записывал данные об убитых на обороте фотографий, которые мы нашли в его доме.

Лили слегка выпрямилась в кресле.

– Сколько их?

– Пока больше шестидесяти.

Она закрыла глаза.

– За столько лет вы ничего об этом не знали?

Лили сняла очки с толстыми стеклами, взглянула на Магоцци. Он впервые увидел ее глаза без ограждения. Прекрасные и трагические.

– Вот что я знала. Сразу после войны он поговаривал о небольших группах, которые выслеживают и убивают нацистов. Считал это правильным и справедливым, благородным делом. Я предупредила, что, если он хоть когда-нибудь выйдет из дома, чтоб убить человека, пускай больше не возвращается. С тех пор мы ни разу к этому не возвращались.

– Он куда-то без вас ездил как минимум дважды в год, – напомнил Джино. – Вы не видели в этом ничего странного?

– Вы очень подозрительный человек, детектив Ролсет. Когда ваша жена уезжает в выходные с друзьями, сразу думаете, будто она кого-то убить собирается? Мори с Беном то и дело ездили на рыбалку. Неужели в это так трудно поверить? В любом случае, до ночи убийства я больше ничего не знала. Думала, Мори, как всегда, в теплице. А около полуночи он меня разбудил, объявив, что убил Зверя.

– Какого зверя? – переспросил Джино.

– Того самого. Он называл его Зверем с большой буквы. Офицера СС из Освенцима.

– Генриха Ферлага, – пробормотал Магоцци. – Известного также под именем Арлен Фишер.

У Джека отвисла челюсть.

– Фишера? Того самого, которого привязали к рельсам? Ты говоришь, это папа сделал? А потом тебе рассказал?

Лили кивнула:

– Я хорошо знаю Ферлага. Видела за работой. Шестьдесят лет желала ему смерти. Поэтому Мори меня разбудил, словно кот, гордо принесший в дом мертвую мышь… Возможно, надеялся, что против его убийства я возражать не стану. За столько лет так меня и не понял.

– Мама, ты должна была мне сказать.

– Думаешь, мне хотелось сказать тебе, что твой отец убийца?

– Да ведь я и так уже знал!

Лили горько улыбнулась:

– И только теперь мне признался.

Магоцци положил ручку, протер глаза. Такое количество информации сразу не переваришь, и почти вся она не сулит ничего хорошего Джеку и Лили.

– Все это надо записать и проверить, – проговорил Джино, думая то же самое.

Джек слегка улыбнулся:

– Не расстраивайся, детектив. Ты ж хотел засадить меня в камеру на пару дней – теперь твое желание исполняется. Я не сообщил об убийстве, которому был свидетелем, и подпишу признание. Пожалуй, пора кому-то из членов нашей семьи ответить за содеянное.

Лили похлопала его по руке:

– Ну, пока не надейся на роскошные апартаменты в тюрьме Стиллуотер. Есть еще масса смягчающих обстоятельств. Неизвестно, как к этому отнесется окружной прокурор.

– Еще один вопрос, Джек, – добавил Магоцци. – Марти просил тебя что-то нам сообщить по делу Эдди Старра. – Он покосился на Лили, заметив, что это ее потрясло. – Его убил Мори, да?

Джек только пристально смотрел на детектива.

– Это уже не так важно. Нам и без того известно, что Эдди Старр убит из того самого пистолета, из которого Мори с друзьями расстреливали многих других…

– Мори застрелил убийцу Ханны? – прошептала Лили.

– Нет, – тихо вымолвил Джек. – Его застрелил Марти. Это его и убило. Он не мог после этого жить.

Детективы переглянулись, откинулись в креслах, словно им стало невмоготу сидеть прямо.

Магоцци, закрыв глаза, видел кругом месть и ненависть. Мори убивал людей, Марти убил человека… Только Лили с Джеком стоят в стороне, одни среди насилия, сгубившего их жизнь. Интересно, сознают ли они свою близость, порядочность и благородство, пройдя сквозь превратности жизни, сделав столько ошибок?..

Потом он вспомнил последние слова умиравшего Марти: «Все это время ты был единственным хорошим парнем, Джек. Лучше всех нас. Это ты герой».

Среди ночи гроза, грянувшая в Миннесоте, направилась к Висконсину, оставив за собой расквашенную в грязь землю, покосившиеся постройки, погибшие жизни. Через штат промчались девять торнадо, и все средства массовой информации мрачно рассказывали об их печальных последствиях.

Кратко упоминалось и о стрельбе в питомнике Верхнего города, но пресса была пока слишком занята бурей, ничему больше особенного внимания не уделяя. Хотя вскоре, когда зрителям и читателям надоели поваленные деревья, опрокинутые трейлеры, опустевшие птичники под Уилмером, где содержалось двадцать тысяч индеек, журналисты в погоне за очередными сенсациями повалили валом в полицейское управление. Шеф Малкерсон думал об этом с досадой, шагая по коридору к отделу убийств. Вообще нынче в здании муниципалитета преобладало скорбное настроение.

Глория, сплошь в черном, сидела в своей загородке на коммутаторе. Марти Пульман постоянно торчал в отделе, пока Лангер с Маклареном расследовали дело об убийстве Ханны, и она сильно ему симпатизировала. Отчасти потому, что всегда любила кривоногих мужчин; отчасти потому, что кривоногий Марти был джентльменом высокого класса, относясь к ней с тем самым спокойным и дружеским уважением, которого каждой женщине всегда не хватает; а больше всего потому, что этот мужчина ничуть не стыдился признаться, что гибель жены разбила ему сердце. Того, кто так любил женщину, стоит оплакивать.

Глория взглянула на Малкерсона, остановившегося у ее стола.

– Поспали хоть немножечко, шеф?

– Пару часов, спасибо. Кто здесь?

– Петерсон уехал на вызов. Какого-то пьяного болвана утром выловили в Миссисипи. Остальные на месте. Магоцци и Ролсет вернулись с полчаса назад с таким видом, будто их только что вытащили из петли. Если хотите моего совета – наверняка хотите, – немедленно отправьте их по домам.

– Всеми силами постараюсь.

Малкерсон направился в дальний конец отдела, где за стоявшими слева столами работали Лангер с Маклареном, а справа Магоцци и Джино. Поставил стул в проходе, уселся между ними, положил на колени девственно чистый блокнот.

– Джентльмены, нам следует кое-что прояснить.

Лангер и Макларен выглядели прилично – насколько известно, закончили рапорты об осмотре квартиры Джеффа Монтгомери и еще до полуночи разошлись по домам, – тогда как Магоцци и Джино оставались в офисе и после отбытия шефа в три часа утра. Измотанный Магоцци буквально на пределе, у Джино отвисли кисельные мешки под глазами, но подлинным свидетельством их усталости служило полное отсутствие каких-либо замечаний насчет костюма шефа.