— И попросил вас провести расследование, да? — Мазгрейв по-прежнему говорил резким тоном.

— Не совсем. Он не имел в виду ничего конкретного.

— Вот-вот. Он вообще был крайне неконкретен в последние недели. Разумеется, когда он впервые сообщил нам, что написал прошение премьер-министру и заявление о сложении депутатских полномочий, мы вспомнили об этой статье и приготовились к скандалу. Напрасно, конечно. Тем не менее есть кое-что, о чем лучше рассказать. Теперь, когда он мертв, это не причинит ему никакого вреда. Это случилось той ночью, когда утонула девушка — Дайана Как-ее-там.

— Дайана Траверс, — подсказал Дэлглиш.

— Именно. Он объявился здесь той ночью, вернее даже, под утро, потому что было уже далеко за полночь. Я все еще находился тут — работал с кое-какими документами. У него было чем-то или кем-то расцарапано лицо. Царапины были поверхностными, но все же кровоточили, на них едва начала образовываться корка. Полагаю, это могли быть следы кошачьих когтей или он напоролся на розовый куст. Но равным образом это могли быть и женские ногти.

— Он дал какое-нибудь объяснение?

— Нет. Он не стал затрагивать эту тему, я — тоже, ни тогда, ни позднее. Бероун умел вести себя так, чтобы ему не задавали нежелательных вопросов. К той девушке это не могло иметь никакого отношения. Известно, что он не присутствовал на ужине в «Черном лебеде» тем вечером. Но после, когда мы читали эту самую статью, странность совпадения поразила меня.

Да уж, подумал Дэлглиш и спросил — только потому, что вопрос был обязательным, а не потому, что надеялся получить полезную информацию, — мог ли кто-нибудь из избирателей знать, что Бероун будет в церкви Святого Матфея в ночь своей смерти. Поймав пристально-настороженный взгляд Мазгрейва и страдальческую гримасу генерала, он добавил:

— Мы должны рассмотреть вероятность того, что это было спланированное убийство и убийца знал, где будет Бероун. Если сэр Пол говорил об этом кому-нибудь — возможно, по телефону, — то существует вероятность, что кто-то подслушал этот разговор и без всякой задней мысли поделился с кем-нибудь информацией.

— Надеюсь, вы не предполагаете, что его убил разгневанный избиратель? — съязвил Мазгрейв. — Такая версия кажется несколько натянутой.

— Но не невозможной.

— Разгневанные избиратели пишут в местную прессу, аннулируют подписку на партийную печать и угрожают в следующий раз голосовать за социал-демократов. Никак не могу поверить в политическую подоплеку. Черт побери, он ведь вообще ушел в отставку. Оказался вне игры, ни для кого не представлял никакой опасности. После того бреда, который якобы случился с ним в церкви, никто вообще не воспринимал его больше всерьез.

В монолог Мазгрейва вклинился мягкий голос генерала:

— Даже в семье никто не знал, где он будет тем вечером. А уж раз он и родным этого не сказал, было бы странно, если бы сказал кому-то из здешних.

— Откуда вам это известно, генерал? — поинтересовался Дэлглиш.

— Миссис Харрелл звонила на Камден-Хилл-сквер вскоре после половины девятого и говорила с домоправительницей, мисс Мэтлок. То есть ответил сначала какой-то молодой человек, но передал трубку мисс Мэтлок. Уилфред Харрелл был доверенным лицом Бероуна. Он умер на следующее утро, в три часа, в паддингтонской больнице Святой Марии. Рак, будь он проклят. Уилфред был предан Бероуну, и миссис Харрелл звонила потому, что он просил его прийти. Бероун сказал ей, что она может звонить в любое время и что он позаботится, чтобы его всегда могли разыскать. Это-то и показалось мне странным. Бероун знал, что Уилфред долго не протянет, и тем не менее не оставил ни телефона, ни адреса. Это на него совсем не похоже.

— Бетти Харрелл после этого позвонила мне, — подхватил Мазгрейв, — узнать, нет ли его в округе. Меня не было дома, я к тому времени еще не вернулся из Лондона, но она разговаривала с моей женой, которая, разумеется, ничем не смогла ей помочь. Неприятная история.

Дэлглиш не подал вида, что ему известно о звонке миссис Харрелл на Камден-Хилл, и спросил:

— Мисс Мэтлок не сказала, что спросит у кого-нибудь из членов семьи, не знают ли они, как связаться с сэром Полом?

— Она просто сказала, что его нет дома и никто не знает, где он. Миссис Харрелл, конечно, не посмела настаивать. Судя по всему, он ушел из дома вскоре после половины одиннадцатого и уже туда не вернулся. Я звонил перед обедом в надежде застать его, но он так и не пришел. Вам, разумеется, сказали, что я заходил к нему в тот день.

— А я пытался связаться с ним позже, — подхватил генерал, — незадолго до шести, чтобы договориться о встрече на следующий день. Думал, что нам будет полезно еще раз спокойно поговорить. Но его не оказалось дома. Трубку сняла леди Урсула; она пообещала посмотреть в его ежедневнике, какое время у него свободно, и отзвонить мне.

— Вы уверены, генерал?

— Что я говорил с леди Урсулой? О да. Обычно отвечает мисс Мэтлок, но иногда трубку снимает леди Урсула.

— Вы уверены, что она пообещала справиться в его ежедневнике о свободном времени?

— Возможно, она сказала, что узнает, когда он будет свободен, и позвонит мне. Что-то в этом роде. Естественно, я подумал, что для этого ей нужно заглянуть в ежедневник. Я сказал, чтобы она не беспокоилась. Ей ведь трудно передвигаться при ее артрите, вы же знаете.

— Она вам позвонила?

— Да, минут через десять. Сказала, что в среду утром он вроде бы не занят, но она попросит самого Бероуна позвонить мне завтра утром и согласовать время.

Завтра утром. Выходит, она знала, что сын не вернется ночью домой. И если она действительно спускалась вниз и сверялась с ежедневником, значит, в начале седьмого в день убийства Бероуна тот еще находился в ящике стола. А в шесть, согласно показаниям отца Барнса, Бероун уже пришел к нему домой. Вероятно, наконец появилась важная ниточка, ведущая на Камден-Хилл-сквер. Должно быть, это было тщательно спланированное убийство. Убийца знал, где найти ежедневник, прихватил его с собой в церковь, частично сжег, чтобы добавить правдоподобия версии о самоубийстве. И это ведет полицию в поисках убийцы прямехонько в дом Бероуна. Но не знал ли всегда сам Бероун, что там-то и зреет его смерть?

Дэлглиш вспомнил тот момент в гостиной леди Урсулы, когда он предъявил ей ежедневник. Когтистые руки, иссушенные старостью, вцепились в подлокотники. Хрупкое тело застыло в неподвижности. Значит, она знала и, несмотря на страшный удар, ум ее продолжал работать. Но разве можно найти мать, которая станет защищать убийцу своего сына? При одном условии, подумал Дэлглиш: если эта мать — леди Урсула. Впрочем, правда может оказаться менее запутанной и зловещей. Леди Урсула не могла поверить, что кто-то, кого она знала лично, способен на это конкретное преступление. Была готова допустить лишь две возможности. Либо ее сын покончил с собой, либо — что вероятнее и приемлемее — его убийство было результатом случайного непреднамеренного насилия. Заставив себя поверить в это, леди Урсула считала любой намек на вероятную связь убийцы с Камден-Хилл-сквер неуместным как потенциальный источник скандала и, что еще хуже, вредное отвлечение усилий полиции от основной работы, состоящей в поиске истинного убийцы. И все же надо будет спросить ее насчет этого телефонного звонка. Никогда в своей профессиональной деятельности Дэлглиш не боялся встреч ни со свидетелем, ни с подозреваемым. Но предстоящего разговора он бы с радостью избежал. Однако если ежедневник был в столе в шесть часов, тогда по крайней мере Фрэнк Мазгрейв вне подозрений. Он покинул дом на Камден-Хилл-сквер незадолго до двух. Впрочем, подозревать Мазгрейва ему и без того казалось неуместным. И тут другая мысль, столь же неуместная, пришла ему в голову: интересно, что такое Уилфред Харрелл, лежа на смертном одре, столь страстно хотел сообщить сэру Полу Бероуну? И возможно ли, что кто-то вознамерился решительно этому помешать?

Потом они втроем обедали в элегантной столовой на втором этаже с окнами на реку, которая теперь, под проливным дождем, казалась вздувшейся и бурлящей. Когда они уселись за стол, Мазгрейв сказал: