– Я желаю, чтобы сегодня ты оставалась с леди Джезмин, пока она не заснет. Последние дни она выглядит очень усталой, а ведь она и без того не очень крепкая. И проследи, чтобы леди выпила побольше медовухи с вересковым медом. От этого зелья щеки у нее порозовеют и здоровья прибавится.

Мег почтительно присела, хотя и разозлилась на хозяйку, заставившую ее выполнять ненужную работу. Поджав губы, она отправилась в комнату Джезмин и лениво попыталась привести ее в порядок. Минуты шли, превращаясь в часы, но Джезмин не думала засыпать, посмеиваясь в душе над бабкой и Мег, поскольку прекрасно понимала, что сегодня горничная служит чем-то вроде тюремщика. Налив в кубок медовухи, Мег протянула его Джезмин. Неожиданно та ощутила необычный запах и, принюхавшись, обнаружила, что Эстелла подсыпала в питье мак. Едва заметная улыбка заиграла на губах девушки: ее осенила коварная мысль.

– Можешь сама выпить мед, Мег. Я знаю, ты собираешься в Стоунхендж, путь неблизкий, и тебе нужно подкрепиться.

Долго уговаривать не пришлось: не так-то часто слугам доводилось пить мед. Джезмин помешала угли в очаге и молча наблюдала, как Мег сначала зевнула, потом ее веки опустились, и служанка крепко уснула прямо на табурете. Джезмин поспешно переоделась в ее одежду, прикрыла волосы чепцом из грубого полотна, потом положила Мег на постель и прикрыла одеялом так, чтобы всякий, кто откроет дверь, принял служанку за хозяйку. Чувствуя, как бешено бьется сердце, она накинула поношенный темный плащ горничной, в котором ее, конечно, никто не узнает, и выскользнула из спальни.

Девушка шагала быстро, боясь, что в последний момент мужество ей изменит, и напевала веселую мелодию, чтобы отогнать духов тьмы. Потом осторожно, боясь потревожить конюхов, вывела черного пони из загона позади конюшни. Луна, казалось, решила стать спутницей Джезмин: она плыла прямо над головой, иногда скрываясь за облаками, а потом, когда девушку охватывал страх, так величественно появлялась вновь, что та корила себя за трусость. Джезмин знала: сейчас, должно быть, около полуночи. Хоть бы не опоздать на праздник!

Приближаясь к Стоунхенджу, девушка все больше иолновалась. Сознавая, что там соберутся не только женщины, но и мужчины, она решила быть очень осторожной и наблюдать только со стороны.

В круге из камней горел огромный костер. Толстые поленья громко потрескивали; отсветы пламени окрашивали темное небо в пурпурно-алый цвет. Веселье было в самом разгаре – повсюду слышались дикие вопли, хохот, крики. Спрятавшись за большим валуном, Джезмин попыталась разглядеть танцующих и была потрясена до глубины души, увидев, что все, и мужчины и женщины, резвятся на лугу в чем мать родила! Она завороженно наблюдала за силуэтами обнаженных людей, рисовавшимися на фоне пламени, и к собственному ужасу внезапно поняла: большинство из них не танцует! Они совокупляются! Девушка поспешно отвела глаза и уставилась на темную массу друидских камней. Внимание ее привлекла небольшая группа людей в мантиях с капюшонами. Среди них была всего одна женщина с ребенком на руках. Они подошли к камню, служившему алтарем; женщина подняла ребенка к небу – белый свивальник был хорошо виден во мраке, и положила его на алтарь. Мужчина вынул длинный кинжал и вонзил его в младенца.

Джезмин, не помня себя, вскочила.

– Нет! – завопила она.– Нет! – И со всех ног помчалась к каменному алтарю.

Фолкон де Берг проделал тридцатимильный путь от Беркли до Касл-Комб за один день и надеялся к ночи добраться до Сейлсбери, но не принял в расчет Котсуолдских холмов, больше походивших на горы. Де Берг до сих пор ничего не знал о Ричарде и безжалостно подгонял своих людей, стремясь как можно скорее попасть в Сейлсбери. Если король Ричард умер, граф Сейлсбери немедленно отправится в Нормандию.

Когда ночь застигла их в пути, Фолкон прикинул, что до замка осталось еще добрых десять миль. Они раскинули шатры на равнине Сейлсбери. Но тут Фолкон заметил, что люди встревоженно перешептываются. В подобных случаях он обычно советовался с другом и доверенным рыцарем Жервезом, но тот еще не вернулся из Маунтин-Эш. Подойдя к воинам, стреножившим коней, он без обиняков спросил:

– Монтгомери, в чем дело? Говори же! – Рыцарь перевел взгляд со своего товарища, Фитцджеральда, на де Берга.

– Кое-кто из людей опасается ночевать около Стоунхенджа.

Фитцджеральд кивнул.

– Да, милорд, это недоброе место, населенное древними духами.

Откинув голову, де Берг разразился хохотом.

– Кровь Христова, с каких это пор нормандские рыцари верят в бабьи сказки?!

– Не рыцари, милорд, а солдаты, что родом из этих мест, считают, что мы расположились слишком близко от Стоунхенджа и такое до добра не доведет.

– Вздор! До него несколько миль! Здесь прекрасное место для лагеря – равнина, рядом река Эйвон. Лучше велите им прекратить глупую болтовню и собрать хвороста для костров.– И, ухмыльнувшись, добавил:– Огонь отпугивает злых духов.

Хотя час. был поздний и почти весь лагерь спал, лошади явно беспокоились. Де Берг долго слушал их гревожное ржанье и топот, не понимая, что творится с животными: они к этому времени должны были уже успокоиться. Может, здесь водятся волки или дикая кошка забрела с гор на равнину?

Фолкон лежал, завернувшись в меховое покрывало, рисуя заманчивые картины знакомства с дочерьми графа, когда на ум пришла тревожная мысль: что, если именно близость Стоунхенджа так подействовала на лошадей? Он покачал головой, пытаясь отогнать дурацкую фантазию, отбросил мех и шагнул в ночь. Что это? Воображение играет с ним дурную шутку или он слышит пение? Фолкон сделал несколько шагов и прислушался. Откуда-то издалека доносились крики и музыка, и острый слух животных улавливал странные звуки, беспокоившие их.

Отвязав Лайтнинга, Фолкон почесал жеребца за ушами. Стоунхендж манил его, и любопытство взяло верх. Он вскочил на коня и помчался в направлении шума. Сцена, представшая перед глазами Фолкона, возмутила его до глубины души Де Берг всегда ненавидел разгул и оргии. Во время набегов на замки и крепости его людям под страхом смерти запрещалось насилие. Дисциплина была добродетелью, высоко ценимой им в себе и других. Налет цивилизации был так тонок, что при малейшей возможности они превращались в злобных диких зверей.

Но еще больше де Берг ужаснулся, заметив, ка несколько закутанных в длинные мантии фигур поспешно скрылись, оставив на алтаре окровавленную жертву. Он был оскорблен в лучших чувствах при виде осквернения такого древнего и почитаемого места, как Стоунхендж.

Когда Джезмин с громким криком бросилась к алтарю, словно ангел мщения, не отрывая глаз от кро хотной, закутанной в белое фигурки, мрачные силуэты поспешно растаяли в темноте. Девушка трясущимися руками подняла покрывало.

Глаза ее невольно наполнились слезами, когда она поняла, что в жертву был принесен только что родившийся ягненок, но вместе с грустью пришло чувство облегчения: слава Богу, это не дитя человеческое! И тут же мгновенный ужас сковал ее. Служители Сатаны! Они поклоняются дьяволу и приносят кровавые жертвы, чтобы вызывать самого Князя Тьмы!

Подоспевший де Берг, с лицом потемневшим от ярости, увидел изувеченное животное и грубо схватил Джезмин за плечо. Девушка подняла глаза и сжалась от страха. Сам Сатана! Она видела его раньше, в хрустальном шаре!

Дрожа с головы до ног, почти обезумев, Джезмин начала вырываться. Почему она ослушалась бабушку и пришла в это нечистое место? И вот теперь она в лапах дьявола! Девушка быстро закрыла лицо руками, чтобы он не смог заглянуть в ее душу. Фолкон развернул ее лицом к себе, с силой встряхнул.

– Дрянная девчонка, неужели у тебя нет ни капли стыда? Не отворачивайся, когда я с тобой говорю!

– Нет! Нет! – закричала она.– Если я взгляну в твои глаза, ты украдешь мою душу!

– Что за чепуха? Ты глупая, невежественная деревенщина! – Фолкон сжал запястья Джезмин, бесцеремонно отвел ее ладони от лица.

Она увидела Князя Тьмы во всем великолепии, в роскошном костюме из черного бархата; рукоятка кинжала украшена кроваво-красными рубинами. Он был на голову выше простых смертных и шире в плечах, а лицо... темное, грешно-прекрасное, глаза сверкают зеленым пламенем. Ощутив прикосновение шелковистой кожи, он подозрительно прищурился.