– Де Берг, ты с...

Нагнувшись поближе, тот предупредил:

– Надеюсь, твои слова будут нежны и мягки, дорогая, иначе тебе придется их проглотить.

– Ты можешь быть щедрым и великодушным господином, когда пожелаешь, и, конечно, не захочешь разочаровать своих людей.

Фолкон широко улыбнулся, прекрасно понимая, что у Джезмин чешутся руки влепить ему пощечину, и спокойно объявил:

– Хорошо еще, что я обнаружил, где де Беламе запрятал золото, иначе ты меня попросту разорила бы. Подумать только, поддайся я твоим чарам, проведи ночь в твоей опочивальне, мог бы никогда не отыскать тайник.

Он явно провоцировал Джезмин на резкий отпор, но та, прекрасно понимая его намерения, мило улыбнулась.

– Ах, милорд, ваша потеря – моя находка.

Зубы Фолкона блеснули в улыбке. Он был доволен, что девушка участвует в игре, и весело поддразнил:

– Моя находка может стать твоей. Кроме того, в тайнике хранились и кое-какие драгоценности. Одно украшение особенно оттенит твою красоту – это цветок из алмазов и сапфиров на тонкой цепочке.– И, улыбнувшись, вкрадчиво прошептал:– У тебя тоже есть драгоценность, которую я желаю больше нсего на свете... может, мы сумеем прийти к соглашению?

Глаза Джезмин блеснули серебристым льдом, густые ресницы поспешно опустились.

– Ах, сэр Фолкон, моя драгоценность гораздо ценнее твоей.

– Что, если, – дерзко сказал Фолкон, – твоя драгоценность всего лишь сказка, вроде того белого единорога, на котором ты ездишь? Люди редко бывают такими, какими кажутся с первого взгляда. Ты ныглядишь столь девственно-чистой, однако я впервые встретил тебя на оргии в Стоунхендже.

Глаза Джезмин широко раскрылись. Может, он сам был там, потому что поклонялся дьяволу? Она вздрогнула от ненависти и отвращения и, подняв подбородок, выпалила:

– Я устала от бесконечных колкостей! Твои слова больно ранят!

– Твоя девственность не будет вызывать сомнений, когда орудие моей мужской силы пронзит тебя, – издевательски бросил Фолкон.

Джезмин мгновенно потеряла голову от ярости. Будь она проклята, если на этот раз позволит, чтобы последнее слово осталось за ним!

– Всей душой надеюсь, что я бесплодна, – грубо сказала она, – потому что наверняка возненавижу своего ребенка, как ненавижу тебя!

Веселые искорки в глазах Фолкона мгновенно исчезли, ему явно стало не до шуток.

– Извинись, – потребовал он, до боли сжав ее руку.

Джезмин казалось, что тонкие косточки сейчас хрустнут и сломаются, но гнев и оскорбленная гордость заставляли сопротивляться.

– Простите, милорд... я так сожалею... что стану ненавидеть вашего ребенка.

Неожиданно взметнувшись из-за стола, он подхватил ее на руки, словно викинг – добытую в битве пленницу, и, не обращая внимания на раскрытые от удивления рты собравшихся, широкими шагами вышел из зала. Но на этот раз Фолкон не остановился у двери опочивальни, а переступил порог и громко хлопнул дверью, желая предостеречь Эстеллу от вмешательства. Швырнув Джезмин на постель, он холодно процедил:

– Тебе давно не мешает как следует пропарить задницу. Хорошая порка и жаркая ночка надолго укоротят твой длинный язык.

Он быстро уселся рядом и, подтащив ее поближе, уложил вниз лицом на свои твердые ляжки, задрал платье и сорочку, обнажив ягодицы, и с силой опустил ладонь на нежные округлости.

Джезмин вскрикнула, но Фолкон, не обращая на это внимания, наградил ее еще одним шлепком. Девушка страшно испугалась, твердо уверенная, что ему ничего не стоит искалечить ее, и, кое-как извернувшись, обвила руками шею Фолкона.

– Нет, умоляю, не бейте меня, милорд! Ведь это всего-навсего игра, чтобы посмотреть, кто окажется победителем.

– Твоя внешность очень обманчива, Джезмин. Кажешься нежной и слабой, будто ангел, а на поверку язык у тебя острее меча. Отнимаешь у мужчины разум, слепишь глаза небесной красотой, но как только он тянется к тебе, как мошка к огню, становишься холодной словно лед и замораживаешь кровь в его жилах. Привыкла всегда добиваться своего, потому что так прелестна и беспомощна Ну что ж, зато я вижу за прекрасной внешностью злую душу... Знаю, ты упряма и обладаешь упорством десяти мужчин. Ты – сама доброта и приветливость, пока никто тебе не перечит, но как только столкнешься с кем-то, у кого воля сильнее, превращаешься в испорченного ребенка, не желающего ни с кем делиться игрушками.

– Вы неверно судите обо мне, сэр. Лучше бы вглянули на себя! – смело заявила Джезмин, отодвинигаясь подальше.– Это вы вечно стремитесь нас-оять на своем и, поскольку ни разу не встречали соперника сильнее и могущественнее, думаете, что что весь мир должен покорно лежать у ваших ног. Лишь потому, что рыцари беспрекословно вам подчиняются, а любая встречная шлюха тут же валится на спину при виде такого... неотразимого мужчины, вы уверены, что получили от самого Господа право делать к) мной все что угодно, заставить выполнять любое повеление!

Сузив глаза, Фолкон оценивающе разглядывал деиушку. Она тяжело дышала, упругие груди соблазнительно поднимались и опускались. Он почти не мог больше сдерживать волну желания, затопившую все его существо.

– Когда мы поженимся, Джезмин, я стану твоим хозяином и повелителем и получу данное мне Богом право делать с тобой все что угодно! – с типично мужским высокомерием бросил он.

При этих словах гнев Джезмин разгорелся с ноной силой.

I – Некоторые женщины любят, когда с ними обращаются, как с грязной тряпкой, но я не из таких.

Ты стремишься завоевать мою симпатию странными способами и каждый раз при этом сравниваешь меня с избалованной девчонкой.

– Скорее ты напоминаешь прекрасную необъезженную кобылку. Труднее всего укротить тебя, не сломив при этом духа.

– Теперь я еще и лошадь! – взвизгнула Джезмин.– Должно быть, скоро начну есть с твоей ладони!

Фолкон рывком притянул ее к себе;. злость и вожделение смешались, пока он едва не обезумел от желания заставить ее покориться. Руки его медленно заскользили по спине Джезмин сверху вниз до самого крестца; намеренно грубо сжав ее ягодицы, он прижал гибкое тело к напряженному пульсирующему свидетельству своей страсти. Горячий рот прильнул к впадинке между ключицами.

– Джесси, отдайся мне...– Язык, силой раздвинув мягкие розовые губы, проник внутрь, и девушка поняла, что скоро его копье вопьется между другими губами, такими же мягкими и розовыми. Отчаявшись помешать ему, Джезмин положила ладонь на твердый ком, пытаясь защитить потаенную расселину от нежеланного вторжения. Почувствовав прикосновение нежных пальчиков, Фолкон прерывисто втянул в себя воздух и застонал от невыносимого наслаждения. Руки его на мгновение ослабли, и девушка тут же вырвалась и метнулась в другой конец комнаты.

– Почему ты убегаешь от меня? – требовательно спросил Фолкон, тремя шагами перекрывая разделявшее их расстояние.

– Потому что боюсь тебя. Потому что ты бил меня раньше и сделаешь это снова, если в голову взбредет. Потому что я меньше, слабее, нежнее. Потому что не имею ни силы, ни оружия и не могу никак защитить себя!

Сердце Фолкона мгновенно смягчилось; но все же он испытывал нечто вроде отвращения к себе за то, что даже не смог как следует проучить девушку.

– Слишком слаба, чтобы наказать по-настоящему, слишком хрупка, чтобы овладеть! Мне придется чрезмерно сдерживать себя, – почти презрительно бросил он и устремился из комнаты.

Хотя Джезмин облегченно вздохнула, она была шубоко уязвлена его пренебрежением и злилась, что последнее слово вновь осталось за Фолконом.

Король Джон объявил, что его двор, как и резиденция, отныне будут в Лондоне. Люди спешили туда со всех концов Англии, и Джезмин была целиком инята подготовкой к путешествию. Она отправлялась в столицу с благословения отца и неохотно данного позволения Фолкона и нуждалась в новом роскошном гардеробе, как подобало племяннице короля. Эстелла, конечно, намеревалась сопровождать ее и тоже шила себе наряды; она не признавалась вслух, по примерки доставляли ей огромное удовольствие. Кроме того, она варила зелья, эликсиры, сушила фавы, собирала коренья, плоды, семена, цветы, листья и кору, чтобы взять все это с собой.