День проходил за днем. Но однажды спокойное течение будней было нарушено вспыхнувшим в помещениях для слуг пожаром. Эмму разбудили отчаянные крики и оглушительный стук в дверь. Откинув сетку, она как была, в ночной рубашке и босиком, выскочила во двор. Там ее встретили домашние слуги и мажордом Шумаир, недавно получивший этот пост по рекомендации Сакарама.

– Пожар, мэм-саиб! – крикнул Шумаир и присоединился к остальным, пытавшимся усмирить пламя.

На тушение пожара ушло больше часа. Его причины остались невыясненными. Каким-то образом загорелась разноцветная материя, подвешенная под потолком, чтобы на головы обитателей дома не падали насекомые и ящерицы. Эмма полагала, что это могло произойти только от умышленного поджога, и даже подозревала, кто именно мог выступить в роли поджигателя.

Во всей Индии существовал один-единственный человек, которому было бы выгодно сжечь Уайлдвуд дотла. Одному-единственному человеку на свете хватило бы дерзости так с ней поступить…

Эмма приказала оседлать Моргану. Она решила отправиться в Парадайз-Вью и предупредить его хозяина, что такими методами ее не запугать. К счастью, при пожаре никто не пострадал, а ущерб оказался невелик. Она не ожидала, что Кингстон опустится до поджога, зато теперь она будет осторожнее: выставит ночной караул и научит слуг, как действовать в случае непрошеных гостей. Но первым делом она выскажет Сикандеру все, что о нем думает, а потом отправит Персивалю Гриффину весточку, чтобы он знал, на кого возложить вину, если с ней случится беда.

Алекс находился в детской, где учил Майкла и Викторию сложению: они прибавляли к четырем деревянным волчкам три медных, чтобы получилось семь. Признав справедливость обвинений Эммы в том, что он мало времени проводит с детьми, Алекс взял за правило устраивать им двухчасовые уроки по утрам и по вечерам. Занятия так его увлекали, что он не терпел, когда его беспокоили в это время.

– Кто там? – недовольно спросил он, не вставая с пола, где сидел вместе с детьми перед коллекцией волчков.

– Мэм-саиб. У нее какие-то неприятности, саиб. Теперь Алекс вскочил.

– Что-то случилось?

– Да, случилось, – сказала Эмма, появляясь из-за спины Сакарама.

Одного взгляда на ее раскрасневшееся лицо было достаточно, чтобы понять: стряслась нешуточная беда. В следующую секунду на него волной нахлынули желание, радость, чувство облегчения. Как же он по ней истосковался! Даже в своей обычной невзрачной одежде и с невообразимой прической она казалась ему ослепительной красавицей. Бессонными ночами он воскрешал в памяти ее лицо, фигуру, улыбку, вспоминал в подробностях их близость, все до одного их разговоры… Теперь он сожалел о своих поступках, ставших причиной ее обид и разочарований.

Он в три прыжка пересек комнату.

– Что произошло, Эмма?

Она неуверенно покосилась на детей:

– Я не решаюсь об этом говорить при детях!

Виктория кинулась к Эмме, путаясь в длинном платье; она еще не успела привыкнуть к английской одежде.

– Мисс Уайтфилд! Папа учит нас арифметике. Еще он читает нам перед сном книжки. Но мне все равно жаль, что вы больше с нами не живете. Я по вам соскучилась!

Девочка обхватила Эмму за колени, и Алекс с удовольствием увидел появившееся на лице Эммы выражение нежности. В отличие от него она никогда не умела скрывать свои чувства.

– Майкл, ступай с сестрой вниз. Найдите Сакарама и передайте ему, что мы хотим чаю. Пусть накроет в столовой. Мы с мисс Уайтфилд скоро спустимся.

– Да, папа. Пойдем, Виктория. – Майкл взял сестру за руку. Проходя мимо Эммы, он не сдержался и тоже ее обнял.

– Мисс Уайтфилд! Пожалуйста, скажите папе, что мы и без касторки вырастем здоровыми! После вашего ухода айя опять стала нам ее давать…

– Я… Мы… Ты должен поступать, как тебе говорит папа, Майкл. Я больше не ваша няня.

Майкл сжал руку сестры, и они молча вышли из комнаты. Как только дети скрылись, Эмма устремила на Алекса негодующий взгляд.

– Этой ночью кто-то попытался спалить Уайлдвуд! Пожар не мог возникнуть случайно. Женщины ночуют в доме, вместе со мной, а мужчины – отдельно. Проснувшись, они увидели, что ткань под потолком объята пламенем. Ткань была новая, как и крыша; не иначе кто-то специально устроил пожар.

– Ты обвиняешь меня? – Алекс не верил собственным ушам. Неужели она считает, что он способен на подобную низость? Выражение ее лица подтверждало, что это именно так.

– Ради всего святого, Эмма, поверь мне: я бы никогда не причинил тебе вреда, пытаясь таким образом прогнать. Я так рад снова тебя видеть, что…

– Не лги мне! Хватит с меня твоей лжи. Если это не твоих рук дело, то чьих же?

Алекс уже знал, кого можно винить в происшедшем, но не хотел раньше времени делиться своими соображениями с Эммой. Не иначе за поджогом стоит Хидерхан, а то и набобзада. Оба способны на любую подлость. Скоро он разберется, кто это сделал: Эмма вот-вот получит предложение продать Уайлдвуд. Тот и другой отдали бы правую руку, лишь бы заполучить восемьсот акров в самом сердце его владений, тем более с учетом того, что именно на этих акрах располагались все его постройки. – Пойми, Эмма, тот, кто стоит за поджогом, метит не в тебя, а в меня. Ты всего лишь подвернулась ему под руку. Виновным может оказаться любой из тех, кто знает ход последних событий. Видимо, мистер Гриффин и набобзада не делают из него тайны. Подожди немного. Скоро тебе предложат продать землю. Посмотрим, от кого будет исходить предложение.

– Значит, ты полностью отказываешься брать вину на себя?

– Разумеется! Эмма… – Он потянулся к ней, но она в страхе отпрянула.

– У тебя есть оружие? Продай мне пистолет или ружье. Иначе я пошлю человека в Бхопал, а то и в Гвалияр.

– Я дам тебе оружие.

– Нет, продай.

– Не смеши меня, Эмма. Лучше вернись в Парадайз-Вью. Здесь я обеспечу тебе охрану. Тебе опасно оставаться там одной.

– Я не одна. При мне мои слуги. И не подумаю возвращаться!

– Кого ты боишься, Эмма? Меня? Или саму себя? – Он подвинулся ближе, заставив ее забиться в угол. – Боишься, наверное, что, вернувшись, не устоишь перед соблазном снова спать со мной? Неужели ты будешь отрицать, что я тебе небезразличен?

Ей хотелось оттолкнуть его и убежать, но он ее не отпускал. Действуя руками и всем телом, он прижал ее к стене.

– Выслушай меня, Эмма. Зачем нам враждовать? Тебе всего-то и надо, что призвать свое сердце простить меня. Мы все начнем сначала. Давай попробуем, Эмма! Вдруг у нас получится? Я так по тебе тоскую! А разве ты не тоскуешь по мне? Неужели этого мало?

– Ты знал, что я прибегу, – не сдавалась она, из последних сил сдерживая слезы. – Поджигая дом моих слуг, ты, может быть, не хотел меня напугать, а просто решил завлечь меня сюда и снова запутать в свои сети. Не выйдет, Сикандер! Любые твои слова, любые поступки уже ничего мне не докажут. Один раз я тебе доверилась, но больше этого не повторится. Если этот пожар устроил не ты, а твои враги или твои друзья, можешь им сказать, что я все равно не сдамся. Им меня не запугать: я не продам Уайлдвуд и не приползу обратно в Парадайз-Вью. Я остаюсь в Уайлдвуде, и точка. А теперь дай мне пройти. Я сказала все, что хотела. Я ухожу.

Он испытал нестерпимую боль, словно его ударили копьем в самое сердце.

– Для тебя не имеет никакого значения, что я тебя люблю и что ты – первая женщина, которой я это говорю?

Она обернулась. В ее глазах блестели слезы. Эти нестерпимо прекрасные глаза были настолько полны обиды, что ему показалось, что копье, всаженное ему в грудь, поворачивается, причиняя дополнительные страдания.

– Было время, когда имело бы. Как много эти слова значили бы для меня тогда! Но не теперь. Слишком поздно, Сикандер. Теперь я только и думаю, что о скрытых мотивах твоих поступков. И не вздумай утверждать, что их не существует. Возможно, они незаметны тебе самому, зато передо мной они как на ладони. И прошу больше меня не задерживать!

Он понял, что все его доводы и уговоры бесполезны, и посторонился. Эмма бросилась от него прочь со всех ног.