Эмма перестала интересоваться, чем ее кормят, после того как однажды застала Сакарама за снятием кожи с неизвестной ей рептилии. Сикандер, Сакарам и некоторые из слуг по очереди охотились на любую подворачивающуюся дичь. Когда дичи не было, приходилось обходиться без нее. В котле всегда что-то варилось, причем Сакараму и его помощнику неизменно удавалось делать блюда вкусными, хотя кое-что сам он и некоторые носильщики есть отказывались, ссылаясь на религиозные запреты.

Через неделю после происшествия с тигром они форсировали вплавь широкую реку. Закрыв от страха глаза, Эмма вцепилась в гриву Морганы, надеясь, что крокодилы, принимающие солнечные ванны на речном берегу, только что поели и не польстятся на конину и человечину.

Когда они благополучно выбрались из реки, день уже был на исходе. Алекс выбрал для лагеря покрытую травой опушку неподалеку от реки, под огромным баньяном, древним и развесистым. За считанные минуты были натянуты палатки и разведены костры, после чего все принялись менять мокрую одежду на сухую.

На беду, промокло почти все, что они везли с собой: вода проникла во все щелки, пропитав даже самые тугие узлы. Эмма обнаружила, что у нее не осталось ни одной сухой вещи. Намок даже ее бесценный красный ковер.

Отжав волосы, Эмма причесалась, после чего занялась своим водонепроницаемым чехлом с бесценной бумагой. Разрезав швы, она извлекла бумагу на свет. Несмотря на влажность, текст не пострадал. Она разгладила бумагу, положила ее просушиться на медный поднос и села ужинать.

Сакарам, подававший еду, что-то шепнул Алексу на ухо. Эмма насторожилась, заподозрив неладное.

– Что случилось? – спросила она, как только слуга отвернулся.

– Ничего особенного. Не беспокойтесь, вам нечего бояться.

Эмма не поверила – она чувствовала, что Кингстон скрывает от нее какую-то неприятность. Несколько паттах-валлах ползали на коленях по траве, словно чего-то искали.

– Пожалуйста, скажите, что происходит! Если нам угрожает опасность, я хочу об этом знать.

Алекс отставил тарелку и некоторое время молча смотрел на Эмму.

– Хорошо, скажу. В этом месте пересекаются тигровые следы. Они выглядят свежими. Один из наших людей нашел свежий след под деревом, где мы разбили палатки.

– Вы хотите сказать, что наш лагерь находится…

– В облюбованном тиграми месте. Я так торопился переодеть штаны, что ничего не заметил. Беру всю вину на себя. Судя по следам, сюда наведываются несколько зверей: и взрослые, и молодняк. Возможно, это самка с детенышами, возможно, самец и самка.

Эмма тоже отставила тарелку.

– Что же делать? Ведь скоро стемнеет.

– Будем всю ночь поддерживать огонь в нескольких кострах. Заодно высушим одежду и постели. Видите? Сакарам уже развешивает мокрую одежду.

В этот момент Сакарам как раз перебрасывал через сук дерева ее красный ковер.

– Костры отпугнут тигров?

– Тигров, леопардов, пантер – всех сразу. По этим следам не разберешь, к кому мы пожаловали в гости. Думаю, это дерево приглянулось им своими низкими ветвями: на него легко забираться и незаметно наблюдать за животными, приходящими сюда на водопой. Наверное, они лежат здесь, болтают хвостами и гадают, что у них будет на ужин.

Эмма поежилась.

– Лучше бы устроить стоянку в другом месте. Раз тиграм так полюбилось это дерево, пускай забирают его себе, черт с ними!

Алекс приподнял одну бровь:

– Вот уж не думал, что леди позволяют себе чертыхаться!

– Леди себе этого не позволяют. Но бывают ситуации, когда ничего другого на ум не приходит.

Эмма опять взяла тарелку, но аппетит уже пропал. Она ковырялась в еде, поглядывая на носильщика, вылезшего из ее палатки с ворохом мокрой одежды. Когда он принялся развешивать у всех на виду ее нижнее белье, она не выдержала и вскочила:

– Что он делает?! Пусть немедленно унесет все это обратно в палатку!

Алекс покатился со смеху.

– Оставьте его в покое, Эмма! Он выполняет свою работу.

– Но неужели ему не приходит в голову, что эти вещи нельзя развешивать на дереве, как флаги!

Алекс жестом предложил ей сесть.

– Эмма, поймете ли вы когда-нибудь, что здесь Индия, а не Англия? Ваше белье должно высохнуть, иначе оно сгниет. Шумаир почитает своим священным долгом охранять ваши вещи, не щадя своей жизни!

– Шумаир? Его так зовут?

Алекс кивнул:

– Очень надежный человек. Недаром Сакарам поручил именно ему присматривать за вашим имуществом.

– Еще бы ему быть ненадежным! – Эмма села и вспомнила о своем документе, разложенном для просушки, а также о драгоценностях, оставшихся в чехле. – Если у меня что-то пропадет, я буду знать, кого винить.

– Совершенно верно. Только Шумаир никогда ничего у вас не украдет. Он может так выбить вашу одежду, что от нее ничего не останется, но украсть – ни за что!

Эмма поморщилась, когда увидела, что индиец занимается именно этим: колотит изо всех сил по тонкой нижней юбке толстым прутом.

– И я должна сидеть и любоваться на это варварство?

– Придется. Иначе вы навлечете на него позор и бесчестье. Он гордится собой, и неспроста: его выбрали из нескольких сотен людей на роль моего личного паттах-валлах.

– В таком случае я обязана пожертвовать чувством собственного достоинства, чтобы не обидеть его. – Эмма со вздохом отвернулась от выставки своей одежды, длинной вереницей развешанной по кустам.

– Успокойтесь. Не тревожьтесь из-за всяких пустяков, когда есть куда более серьезные поводы для тревоги.

– Вы имеете в виду тигров? – боязливо произнесла Эмма.

– Из-за них вам тоже не стоит тревожиться. Я велю Сакараму поставить этой ночью мою палатку рядом с вашей и буду с ружьем в руках охранять ваш сон. Если я услышу, что по лагерю крадется тигр, то накажу его еще до того, как он успеет вами полакомиться!

– Благодарю вас. – Его соседство на самом деле действовало на нее успокаивающе.

Поужинав, они разошлись по Палаткам. Рядом с подносом с высохшим документом Эмма нашла, как водится, все необходимое: кувшин с водой и таз для умывания. Уже искупавшись в реке, она решила оставить воду на утро. Предстояла душная ночь; поутру она с удовольствием оботрется губкой.

Последнее, что она сделала, прежде чем улечься на соломенный тюфяк под влажной противомоскитной сеткой, – проверила сохранность драгоценностей в чехле. Все было на месте. Она улеглась, успокоившись. До Сикандера было в буквальном смысле рукой подать, а это значило, что ночью ей ничто не угрожает. Она задула лампу, и горевший снаружи костер озарил одну из стен ее палатки оранжевым заревом. Это тоже создавало уют; она заползла под сетку и с усталым вздохом вытянулась на тюфяке.

…В следующее мгновение она уже стояла на полуразрушенной стене, с ужасом глядя на расхаживающего внизу тигра. Время от времени он останавливался и кидался на стену, но всякий раз падал с диким ревом. Этот безумный рев и разбудил Эмму. Распахнув глаза, она уставилась в кромешную тьму. Оранжевое зарево на брезентовой стенке погасло; рев, испугавший ее во сне, не прекратился. Теперь он не казался таким оглушительным, зато звучал весьма настойчиво. Где-то неподалеку вели ночную «беседу» два полосатых хищника.

Спать под такой аккомпанемент было невозможно. От тигриных рулад у Эммы побежали по коже мурашки. Ее бросило сначала в жар, потом в холод. Что случилось с кострами, которым полагалось держать тигров на расстоянии? Неужели все спят? Что, если тигры подойдут еще ближе?

Эмма в ужасе села. Она больше не могла оставаться одна в хлипкой палатке, слушая вой хищников: вдруг они обсуждают, как половчее забраться в лагерь и растерзать его обитателей всех до одного? Придется разбудить Сикандера! Его близость успокоит ее. Как только она услышит его голос, его смех, увидит добродушную насмешку в его глазах, сразу устыдится своего страха!

Эмма сползла с тюфяка и, с трудом распутав сетку, выбралась из палатки. Костры еще не окончательно потухли, но нуждались в дополнительном хворосте. Однако за ними никто не следил. Видимо, все действительно уснули. В слабом свете она отыскала вход в палатку Сикандера.