Ей больше нечего было ему сказать. Весь остаток дня они скакали молча. Вечером Сакарам поставил три палатки: для нее, Кингстона и всех остальных. Они ужинали на белой скатерти, пили из хрустальных бокалов, но не могли сказать друг другу и двух слов. На протяжении всей трапезы Кингстон просто смотрел на нее, не отводя глаз, словно старался разглядеть в ней ту, которую накануне чуть было не соблазнил.

Эмма так утомилась от продолжительной езды в седле и неудобной одежды, что долго лежала с открытыми глазами в крохотной палатке, завешанной противомоскитной сеткой. Единственным предметом, придававшим походному жилью уют, был алый коврик – подарок Кингстона. Путешествие грозило превратиться в тяжкое испытание, если им так и не удастся восстановить прежние легкие отношения. Она твердо решила не дуться, чтобы не портить себе жизнь. Не исключено, что вчерашнее происшествие объяснялось всего лишь избытком выпитого: недаром она почувствовала исходивший от него запах бренди. В таком случае он теперь в не меньшей степени, чем она, сожалеет обо всем сказанном и сделанном. Она подумала, что, в конце концов, не его надо винить в сюжетах, украшающих стены и потолок в павильоне Сайяджи Сингха. Кроме того, нельзя забыть, как он возмутился при появлении женщин. Возможно, девочка и впрямь пришла спеть ему песню и всему виной чрезмерная подозрительность Эммы?

Конечно, поведение Кингстона не было совсем уж безупречным, однако Эмма была слишком строга к нему. Разве он виноват во всех грехах Индии? Хватит с него его собственных. Однажды она уже давала себе слово не обвинять огульно, не торопиться с выводами. Надо и теперь во что бы то ни стало придерживаться этого мудрого решения.

С этой мыслью Эмма уснула.

Следующие два дня прошли относительно спокойно, не считая случая, когда она во время привала ослабила своей кобыле подпругу, а потом забыла затянуть. Моргана испугалась выпорхнувшей у нее из-под копыт птицы; седло съехало, и Эмма повисла, держась за лошадиную гриву. Дело кончилось бы падением, если бы на помощь не подоспел Кингстон.

– Всегда проверяйте подпругу, прежде чем садиться на коня, Эмма, – только и сказал он, но Эмма переживала случившееся до конца дня. Проверка подпруги – мелочь, о которой и без подсказок помнит любой опытный наездник. Помнила о ней и она, но в присутствии Кингстона у нее вылетали из головы элементарные вещи.

На четвертый день после выезда из Аллахабада они достигли деревни на краю джунглей. При их приближении жители высыпали из хижин. Лагерь был разбит у ручья. Вечером явилась делегация из деревни. По скромной одежде деревенских старейшин Эмма поняла, что это простой люд, ведущий суровую жизнь, довольствуясь тем, что вырастало на их жалких клочках земли и что дарили джунгли. Перед Кингстоном они преклонялись, как перед божеством, обращаясь к нему с многочисленными просьбами, как то: устранить распри между соседями, найти решение деревенским проблемам, избавить от какой-либо напасти и т. д.

На этот раз визит делегатов затянулся до темноты, так что процессия освещала себе обратный путь факелами. Кингстон предупредил Эмму, что они не смогут продолжить путь, пока он не решит одну «небольшую проблему».

– Чего они от вас хотят? – поинтересовалась Эмма, снимая кожуру с банана, которым собиралась завершить ужин.

Они сидели на табуретах перед угасающим костром – источником света и средством отпугивания назойливых комаров и прочих ночных насекомых. Палатки уже были натянуты, и Эмма предвкушала момент, когда сможет, уединившись, стянуть мокрую от пота одежду и удалить с тела с помощью губки налипшую за день пыль.

– Ничего особенного. Последнее время их донимает тигр. Придется его застрелить.

Эмма выронила из рук наполовину очищенный банан.

– Какой тигр? Как он их донимает?

– Я вас предупреждал, что в пути у нас будет шикар – охота. Этот тигр искалечил и убил в округе нескольких человек, и я, как единственный саиб, оказавшийся здесь за последние месяцы, обязан с ним покончить. Это мой долг.

– Но почему именно вы? Неужели этим не могут заняться местные власти?

– Не могут. На тигров охотятся только британцы или индийцы королевских кровей. Люди попроще для этого не годятся: у них нет подходящего оружия, да и стрелки они неважные. Охота в Индии – почти то же самое, что в Англии: спорт для богатых и титулованных, а не занятие простых людей.

– Но у нас в Англии тигры не водятся! Разве это не опасно – охотиться на тигра?

– Опасно, – согласился Кингстон. – Но никуда не денешься: ведь этот тигр – настоящий людоед. Стоит ему отведать человеческого мяса и понять, какая это легкая добыча, – и его надо уничтожать. Ни один саиб или знатный индиец, способный это сделать, не может отказаться.

– Но… Но… – Эмма срочно придумывала причины, по которым Кингстона следовало бы освободить от этой почетной обязанности. В Калькутте она наслушалась страшных историй об опасной охоте на тигра – это было излюбленной застольной темой. Иногда женщины принимали в этом развлечении участие наравне со своими мужьями. Охота считалась достойным времяпрепровождением для дам при условии, что при них находятся защитники-мужчины.

Эмме нравились эти рассказы, однако у нее не было ни малейшего желания оказаться в опасной близости от тигра. О том, чтобы опасности подвергался Кингстон, ей тоже не хотелось думать. В этом путешествии с ним уже были несчастные случаи, и он, пожалуй, уже исчерпал свою квоту удачи. Охота на тигра была бы чрезмерным риском.

– Вам, Эмма, ровно ничего не угрожает. Я сказал жителям деревни, чтобы они представили для охоты на тигра слонов и загонщиков. Загонщики выгонят тигра на открытое место, после чего я его застрелю. Вы будете любоваться всей этой картиной из безопасного места – сидя на спине у слона.

– Но… Как же Моргана и остальные лошади? Что будет с ними во время охоты на тигра? К тому же я никогда не ездила на слоне и не умею им управлять!

– Управление слоном – не ваша забота. Этим будет заниматься махаут – погонщик. В Парадайз-Вью слоны таскают бревна. Чаще всего они достаточно послушны. Полагаю, охота вас заинтересует.

– Вы знали об этом заранее?

Эмма не удивилась, когда он утвердительно кивнул. Было заметно, что он все обдумал и предвкушал развлечение.

– Сайяджи предупреждал, что меня могут попросить застрелить тигра, когда мы здесь окажемся. Он собирался взять это на себя, но, к счастью, я очутился здесь первым.

– К счастью? По-моему, как раз к несчастью. Я бы предпочла, чтобы вы передоверили эту честь кому-нибудь другому. – Эмма знала, конечно, что Кингстон никогда так не поступит: он относился к этому как к карме, которой он не мог бы избегнуть при любых обстоятельствах.

– Между прочим, женщины тоже иногда охотятся на тигров, – заметил Кингстон с довольной миной. – Даже индианки. Я знаю одну старую магарани, которая дома не покидает женской половины, зато, сопровождая мужа во время охоты, горит желанием добыть огромную кошку ничуть не меньше, чем он сам.

– Мэм-саиб иногда действительно участвуют в охоте, но индианки… Поразительно! Полагаю, вы рассказываете это только для того, чтобы разжечь во мне желание прокатиться на слоне и полюбоваться, как вы всаживаете заряд в несчастного зверя, который, возможно, убивал и калечил деревенских жителей, а возможно, и нет.

– Напротив, я как раз хотел уговорить вас остаться на время охоты в лагере.

– И не подумаю! Если вы собираетесь подвергнуть себя опасности, я буду вас сопровождать. Мне тоже хотелось бы иметь ружье – вдруг придется вам помогать?

Кингстон усмехнулся:

– Я предчувствовал, что вы так скажете. Вы получите ружье, Эмма, но только при условии, что дадите слово не делать глупостей. Если я почему-то промахнусь, тигра добьет Сакарам. Он замечательный стрелок. Хищника ни в коем случае нельзя отпустить живым. Он прорвется сквозь кольцо загонщиков, и среди них обязательно будут жертвы.

У Эммы сжалось от страха сердце. Ей приходилось слышать рассказы о том, как тигр лоскутами сдирает кожу с загонщиков.