Эмма открыла глаза и увидела трех женщин, одетых по последней английской моде, хотя состояние их платьев свидетельствовало о пережитом крушении. Она села.

– Уверена, что к завтрашнему дню приду в себя.

– Лежите, дорогая. Я миссис Гонория Гейтвуд, жена майора Реджиналда Гейтвуда. – Старшая из женщин опустилась рядом с Эммой на колени. – Это миссис Элис Гроут. Ее муж – санитарный инспектор в Лакхнау. А это миссис Вера Стивене, жена адвоката из Дели.

Эмма попыталась установить, какую ступень в иерархической лестнице занимает каждая из них. Вот только никак не могла сообразить, кто главнее – адвокат или санитарный инспектор. Одно не вызывало сомнений: первое место принадлежало супруге майора.

– Я достопочтенная мисс Эмма Уайтфилд. – Эмма поприветствовала трех дам по очереди: начала с миссис Гейтвуд, продолжила миссис Стивене и закончила миссис Гроут. Забыв о боли, она думала только о том, чтобы чего-нибудь не напутать. Даже крушение поезда не могло служить основанием для грубого нарушения этикета, особенно в отношении подобных дам – это становилось ясно при одном взгляде на них.

Покончив с официальной частью, дамы рассказали, как очутились в поезде. Все они ехали к мужьям в Лакхнау и Дели. Познакомившись в пути, они почти всю дорогу не выходили из купе, потому Эмма ничего о них не знала. Две дамы сели в поезд недавно, тогда как маленькая миссис Стивене, самая молодая и хорошенькая, ехала почти от самой Калькутты.

– А вы, дорогая? – Длинноносая миссис Гейтвуд внимательно посмотрела на Эмму. – Как вы очутились в этом поезде? У вас в Индии семья?

В небе появились алые, розовые и оранжевые краски, что свидетельствовало о приближении заката; Эмме пришлось прищуриться, чтобы лучше видеть собеседницу.

– Нет, во всяком случае, в настоящий момент.

Подумав, она решила, что ничего не потеряет, если будет с женщинами откровенной. Встреча с ними была случайной; скоро они расстанутся, и она никогда больше их не увидит.

– Я еду в Центральную Индию искать плантацию, завещанную мне моей матерью, жившей здесь во время восстания пятьдесят седьмого года. Не желая предпринимать столь дальнее путешествие в одиночку и тратить по пути все сбережения, я приняла предложение мистера Александра Кингстона стать няней при его детях.

– Мистер Кингстон? – Миссис Гейтвуд задумалась. – Не тот ли это джентльмен, который здесь распоряжается? Это он попросил нас оказать вам помощь?

– Он самый. Впрочем, мы путешествуем не одни. Со мной айя. – Эмма указала кивком на Тулси. Пухлая индианка улыбнулась, не прекращая обмахивать Эмму. Комары становились все назойливее, и легким движением воздуха их удавалось все же отогнать.

Миссис Гейтвуд поджала губы и многозначительно покосилась на своих спутниц.

– И давно вы знакомы с мистером Кингстоном, дорогая?

– Нет, не очень. Я в Индии недавно. Но я нахожу его весьма достойным джентльменом. Его поведение во время катастрофы вызывает восхищение, не правда ли?

– Безусловно! – Миссис Гейтвуд неприятно потянула носом, словно нюхая воздух. – Мы перед ним в огромном долгу. А вот и он! Кажется, он весьма доволен собой.

Три женщины изобразили на своих лицах улыбки. Несмотря на сумерки, Эмма заметила едва уловимое выражение презрения, мелькнувшее в их глазах. Смуглая кожа Александра Кингстона оказалась достаточным основанием для догадок относительно его происхождения. Эмма с трудом сдерживала гнев.

– Леди, по словам моих слуг, неподалеку отсюда есть вполне приличное жилище – два небольших домика. Погрузив ваши вещи на телеги, которые вот-вот будут здесь, мы двинемся в путь. До наступления темноты у вас будет кров.

– Не знаю, как вас благодарить, мистер Кингстон! – воскликнула миссис Гейтвуд. – Надеюсь, вам удалось отыскать наши чемоданы и прочий багаж. Не хотелось бы что-то потерять или оставить на милость воров.

– Я сделал все, что мог. Ваши вещи в целости и сохранности. К сожалению, мисс Уайтфилд, ваши сундуки, судя по всему, погибли при пожаре.

– Бедняжка! – запричитала одна из дам.

Саму Эмму услышанное почти не тронуло. При наличии человеческих жертв она считала недопустимым оплакивать свои пожитки.

– Я обойдусь и так. Все равно самое важное при мне. Кроме документа на плантацию и кое-каких мелочей, у меня нет ничего ценного.

– Вот как? – Миссис Гейтвуд разочарованно фыркнула. – Печально слышать, что вы попали в затруднительное положение, дорогая. По тому, как вы представились, я решила, что ваш отец – важный господин.

Эмме почему-то не захотелось открывать, кто ее отчим. Она молча кивнула, предоставив миссис Гейтвуд теряться в догадках.

– Как удачно, что вы не положили бумагу на владение Уайлдвудом в один из ваших сундуков!

Кингстон подал Эмме руку, помогая ей подняться. В сумерках в его темно-синих глазах было невозможно что-либо прочесть.

– Действительно, – прошептала она так тихо, что ее не услышал никто, кроме него. – Мне бы не хотелось ее лишиться. Я повсюду ношу ее с собой. В Калькутте я сшила для нее особый мешочек и теперь радуюсь своей предусмотрительности.

Эмма выпрямилась, но тут же покачнулась. Даже несколько шагов до повозки были ей не под силу. Не говоря ни слова, Кингстон поднял ее и понес, как ребенка. Осторожно опустив ее на сиденье, он помог подняться в повозку остальным дамам.

Для возницы не хватило места, и он побежал рядом, крича на буйволов и нахлестывая их длинным бичом.

– Боже! – простонала миссис Гроут. – Я понимаю, что нам повезло, но какой же это все-таки неудобный транспорт! Надеюсь хотя бы, что в джунглях нас не напугают летучие мыши!

– Хорошо бы добраться до места до темноты! – простонала маленькая миссис Стивене. – В джунглях всегда так страшно!

– Хорошо, если в домике хватит места для нас троих. Вы, мисс Уайтфилд, разместитесь отдельно, – заявила миссис Гейтвуд тоном, не терпящим возражений. – Мы не хотим вас стеснять.

– Как вам будет угодно. – Эмма с облегчением приняла приговор, исключивший ее из круга избранных. Пока что троица только и делала, что жаловалась; ни одна не предприняла попытки помочь ей или осмотреть раны.

Оглушительный скрип повозки не давал женщинам продолжить разговор. Вскоре у них над головами сомкнулись дикие заросли джунглей, и, стараясь заглушить пугающие ночные звуки, миссис Гейтвуд молвила:

– Кстати, о мистере Кингстоне… Мне бы хотелось поговорить с вами о нем с глазу на глаз, мисс Уайтфилд.

– С глазу на глаз? – Эмма недоуменно оглянулась на двух других женщин, потом на возницу. Последний, впрочем, вряд ли знал английский.

– Элис и Вера не будут возражать. Уверена, что они полностью меня поддержат.

– О чем же тут говорить, миссис Гейтвуд? С первой минуты вашего с ним знакомства он только и делал, что помогал вам в трудных ситуациях.

– Вы, кажется, сказали, что приехали в Индию недавно, мисс Уайтфилд?

Стало так темно, что Эмма уже не видела лица своей собеседницы, зато прекрасно ее слышала. Ни то, что успело донестись до ее слуха, ни то, что было на подходе, не доставляло ей удовольствия.

– Именно так.

– В таком случае вам тем более следовало бы прислушаться к совету человека, прожившего в этой стране уже девять лет. Мистер Кингстон как будто походит на англо-индийца, как называем себя мы, британцы, прожившие здесь некоторое время. Но меня не оставляет сомнение, не является ли он больше индийцем, чем англичанином.

– Вы хотите сказать, кутча-бутча?

– Совершенно верно, дорогая. Вижу, вам известно, что это означает.

– Известно, но непонятно другое: откуда вам знать, кто он? Что-то я не заметила у него клейма на лбу.

– Все клейма на месте, надо только знать, где искать.

– Чего, собственно, искать? – Эмма боролась с желанием развернуться и наградить беспардонную спутницу пощечиной. – Если вы о его смуглой коже, то это может объясняться длительным нахождением на солнце без топи.

– Нет, дорогая, позвольте усомниться. Если вам хочется узнать о нем правду, обратите внимание на его ногти. У человека со смешанной кровью белые лунки у основания ногтей всегда темнее. Не менее выразительны десны. Взгляните на них, когда он улыбнётся. Возможно, вы увидите синеву – она выдает их с головой.