Прогуливаясь по Ист-Хэмскому рынку, куда она с девочками ходила каждую субботу, Джун увидела свою старую приятельницу Беллу Тэмблинг. Толстая, горластая и вульгарная, Белла умела хохотать так, что заводила всех вокруг. Сегодня она щеголяла в широком клетчатом пальто и вязаной шапке. На вид ей никто не дал бы меньше пятидесяти, хотя они были ровесницы.

– Привет, Джун, старушка, давно не видались, подруга! Джун улыбнулась в ответ на ее бурное приветствие.

– Пойдем выпьем по чашечке чаю и съедим по пирожку с дерьмом вон в той паршивой лавочке. Проклятые ноги совсем меня замучили, и во рту как будто кошки нагадили.

Дэбби и Сьюзен засмеялись. Они вошли вслед за матерью и Беллой в забегаловку, где посетители пили чай. От чашек поднимался пар. Усевшись за столик, Сьюзен предоставила Дэбби возможность носить от прилавка чай и пирожки, а сама стала слушать разговор двух женщин.

– У меня семеро детишек, две девочки. Вот сколько напахал мне благоверный. Но вообще-то это не так уж плохо – банда детворы. Сегодня утром я дала им денег и высадила всех из автобуса на углу Крисп-стрит. Авось набегаются за день, а вечером их, может, всех сразу переедет автобусом, вот мне и никаких забот.

Джун засмеялась. Она знала, что ее подружка на самом деле любит своих детей, просто в Ист-Энде принято так говорить про семейную жизнь. Она сняла длинное кожаное пальто и тут же заметила, что мужчины за соседним столиком на нее посматривают. Джун воспрянула духом. Так или иначе, придется выяснять с Джимми отношения, и этот момент не за горами. Последнее время он даже не ночевал дома.

Пока Дэбби расставляла на столике чашки с горячим чаем, Белла продолжала болтать, и Джун не сразу поняла, что она говорит о Джимми. Она попросила Беллу повторить то, что прослушала. Белла с сочувствием посмотрела на приятельницу:

– Ты что, ничего не знаешь?

Высморкавшись в видавший виды носовой платок, Белла начала свой рассказ заново:

– У него шикарная баба, все только об этом и говорят. А чего там шикарного – хорошая машина да несколько отличных выходных прикидов. Она владеет гребаным ночным клубом. Прости меня, Джун, я думала, ты знаешь. Кругом об этом говорят. А виной моя поганая пасть. Как открою – не остановишь, должна все вывалить. Клянусь, не хотела вылить на тебя столько дерьма.

Джун улыбнулась:

– У меня было предчувствие, Белл. Расскажи мне, что знаешь. Только рассказывай мне, а не всем вокруг. Не хочу, чтобы тебя слышали другие.

– Это Морин Картер, которая жила недалеко от нас, когда мы были маленькие.

Джун от удивления широко раскрыла глаза:

– Но она старше меня! Ты уверена, что не ошиблась?

Белла фыркнула:

– Еще бы, уверена на все сто! Если честно, Джуни, она здорово выглядит. Ей, наверное, сорок, но она словно мужик. Зарабатывает хорошие деньги и живет как хочет. Это к ней, видно, мужчин и привлекает.

На душе у Джун скребли кошки. Морин была фигурой, с которой приходилось считаться. Она всех знала, жила как хотела и на всех чихала. Морин, которая перед каждой субботой связывалась с букмекером и делала ставки вместо Джимми, а потом собирала для него выручку – в качестве одолжения. Морин, которая приходила к ним в дом, пила с Джун кофе… А ей и в голову не приходило, что та кадрилась к ее любовнику.

Джун ощутила страшную пустоту в душе и закрыла глаза. Это означало разрыв. У Джимми и до этого случались интрижки, но она закрывала на них глаза. Она знала мужскую натуру. Только бы трахать все, что движется или хотя бы немного шевелится. Но Морин была серьезной соперницей. Она умела разговаривать с Джимми о бизнесе и о жизни. А это опаснее, чем секс. Такими разговорами и уводят мужей от жен.

Секс был минутным делом. Трахнул, помылся, купил девочке цветочки за удовольствие – и дело с концом. Но речь шла о Морин, и он оставался у нее на ночь. Значит, это серьезно.

Джимми сознавал, что идет в гору, ему требовался партнер, которого не пришлось бы стыдиться, которого можно было бы уважать. Человек, который помог бы ему раскрутиться. Морин годилась для такого дела. При необходимости она боролась за свои интересы не хуже, чем какой-нибудь гребаный мужик. Она и думала, и разговаривала как мужик.

Допив чай, Джун поднялась:

– Спасибо, что рассказала, Белл. Благодарна тебе, подруга.

Белла схватила ее за руку:

– Как ты поступишь, Джун? Поколотишь ее? Я слышала от Кэти Дэвис, что Джимми уже перевез вещички к ней в дом. Кэти убирается у нее. Так что скоро только об этом и будут трепаться. Мы, жены, всегда последними обо всем узнаем. Я рада, что мой такой урод, – кому он нужен с такой рожей? Он как дыхнет – старая шлюха убежит, не то что нормальная девка.

Белла снова закатилась смехом, и Джун, глядя в ее широко раскрытый хохочущий рот, в котором не хватало переднего зуба, почти позавидовала ей. Вся жизнь Беллы заключалась в детях, другой жизни она не знала. Почему Джун этого всегда не хватало? Почему ей всегда хотелось большего?

Дэбби и Сьюзен молча слушали разговор двух женщин. Когда они вышли из тепла на холодную улицу, Сьюзен взяла мать за руку и крепко сжала. Она еле сдерживала слезы. Гнев и обида переполняли ее сердце.

Подозвав такси, Джун поцеловала дочерей и велела им отправляться домой, пообещав вручить подарки на следующий день. Такси тронулось. Джун с тяжелым сердцем смотрела, как они уезжали. Она стояла на тротуаре и думала, что теперь ей определенно придется выяснять отношения с Джимми. Но был канун Рождества, и хотелось бы обойтись без скандала.

Наконец в дверях появилась Белла. Пыхтя и задыхаясь, она на ходу натягивала на себя пальто и шапку.

– Может, тебе будет легче, если переночуешь у меня? Я всегда тебе рада.

Доброта подруги оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения. Из глаз Джун неудержимо покатились слезы.

– Гнусный подонок, вот он кто, Белла! Гадкий, грязный, вонючий ублюдок!

Белла и смеялась, и одновременно заливалась слезами вместе с подругой.

Джун поставила на стол перед Джимми тарелку с едой. Он молча следил за ее движениями, а затем произнес:

– Мне не ставь. Я уже перекусил. Слушай, почему бы тебе не пойти сегодня вечером куда-нибудь в гости, а? Сегодня я занят, понимаешь, ужасно занят…

Джун посмотрела на него и улыбнулась.

– Ах ты, лгун поганый! Ты занят, это правда, но не по работе, хотя спать с Морин – это, думаю, будь здоров какая тяжелая работа. Ну что молчишь, язык, что ли, проглотил?

Джимми, должно быть жалея ее, принял виноватый вид.

– Кто тебе сказал?

Джун вздохнула:

– Значит, ты этого не отрицаешь?

– Как я могу отрицать правду?

– Почему нет? Ты раньше всегда так делал.

– Ну пойми меня, Джун. Я не знал, что это может быть так серьезно. Но так вышло. Я ее люблю.

Джун присела к столу и покачала головой.

– А что будет со мной? Ты любишь ее, а живешь со мной. Точнее, я живу с тобой. Я бросила мужа и детей…

Джимми отмахнулся от нее:

– Имей совесть, Джуни, ты до этого бросала своего мужа ради первого встречного. А что касается бедных девчонок… Господи, да ты была бы не прочь отдать их в собачий приют, если бы их там взяли. Так что не заливай про свои чувства к ним.

– Я любила моих девочек.

Джимми глубоко вздохнул и затем продолжил свою речь:

– Подумай, что ты говоришь, Джун. Ты их любила. Значит, сейчас ты их больше не любишь, выходит, так? Мне раньше казалось, что ты – самая вкусная бабенка на свете… Честно, я так думал. Но больше я так не думаю, миленькая. Мои вкусы с некоторых пор изменились, я теперь летаю выше, и ты меня не устраиваешь. Господи, да погляди, как грязно у нас в доме. Ты почти не убираешь, и готовишь одно и то же дерьмо, и с тобой ни о чем не поговоришь – не получается с тобой разговор. Пожалуйста, Джун, не заводи волынку, не спрашивай, что между нами случилось и все такое. Давай просто скажем друг другу, что у нас с тобой все кончено, киска. Я тебя, как положено, провожу. Все равно я собирался завести этот разговор после Рождества.