В его голосе звучала гордость. Он даже был дружелюбным. Но ее трудно было провести. Подняв кухонное полотенце, она приложила его к брови. Ей доставалось так часто, что разбитая бровь значила для нее теперь не больше, чем разорванный листок бумаги. Она посмотрела ему в глаза:

– Мне не до шуток, Барри. Никто не смеет тронуть моих детей, ты в том числе. А теперь проваливай, иди ночуй где-нибудь у своих старых подружек или где угодно, но только не здесь.

Она вышла из комнаты и пошла наверх, чтобы успокоить детей. Венди наполняла водой ванну и пыталась убаюкать маленького Барри, который проснулся от шума.

– Мам, ты в порядке? – Лицо самой Венди опухло, и Сьюзен знала, что будет большой синяк.

– А у тебя все в порядке, дружок? Дай мамочка посмотрит на твое лицо, мое солнышко, дай я поцелую его, чтобы ему стало легче. Папочка болен, милая. Он не ведает, что творит.

Барри стоял внизу у лестницы и слушал, как она разговаривает с ребенком.

– Давай, солнышко, сейчас мы приложим немного волшебного орешника, чтобы не было синяка, ладно? А потом мы все вместе попьем горячего молочка с печеньем.

Алана все еще плакала. Ее тихие всхлипывания разрывали Сьюзен сердце. Десять минут спустя Сьюзен посадила девочек в наполненную теплой водой ванну и сказала, что следующий день объявляется выходным – в школу они не пойдут.

– Пока поиграйте немного, а я пойду уберусь на кухне и приготовлю нам чего-нибудь вкусненького, хорошо?

Они покорно кивнули.

– Мамочка, а моя вечеринка состоится?

Сьюзен кивнула:

– Конечно, мое солнышко.

Когда она спускалась вниз по лестнице, все тело молило о покое и отдыхе. Она взяла маленького Барри из своей комнаты и укачивала до тех пор, пока он не заснул. Положив его на диван и подоткнув с двух сторон подушками, чтобы малыш не упал, Сьюзен пошла на кухню.

Барри бросал на пол чистые кухонные полотенца, пытаясь промокнуть ими грязь. Сьюзен в отчаянии закрыла глаза. Еще стирка. Как будто ей было мало. Он уставился на нее. На Сьюзен была старая ночная рубашка, и выглядела она ужасно. Ее лицо представляло смесь синяков и потеков крови. На волосах кровь уже подсохла и образовала корку ржавого цвета.

– Ты же знаешь, я не хотел этого, Сью.

За всю свою жизнь он не сказал ничего более похожего на извинение.

– Я не хочу ничего слышать, понятно? Я собираюсь заняться готовкой несмотря ни на что. Я сказала, что у Венди будет вечеринка, и эта вечеринка будет, что бы ты ни делал!

И Сьюзен заплакала, заревела долгим протяжным ревом.

– Посмотри, что ты сделал со мной, Барри, с нашим завтрашним праздником завтра. Я выгляжу так, словно побывала в аварии. На лице малышки Венди синяк. Почему ты это делаешь, Барри?

Приблизившись к ней, он обнял ее и погладил по спине. Затем начал целовать волосы и лицо.

– Возьми пятьдесят долларов и потрать их в еврейском магазине деликатесов, что вниз по улице. Купи ей все, что захочешь, и вкусненького для остальных. Шампанского или чего-нибудь еще.

Сьюзен не отвечала, она все еще плакала.

– У меня просто плохое настроение, и я выместил его на тебе. Но сегодня ты дала мне хороший урок, Сьюзен, – там, где дело касается детей, женщинам доверять нельзя.

Он пытался перевести все в шутку, но ей было не до смеха.

– Не смей трогать детей, Барри. Иначе я теряю разум и могу сделать что угодно.

Он взял ее лицо в ладони и большими пальцами гладил скулы.

– Ты потрясающая мать, Сью, настоящий бриллиант, а я иногда бываю таким дерьмом. Но ты поймала меня сегодня, девочка. Я думал, мне пришел конец.

Он запрокинул голову и засмеялся.

– Посмотри на порез на шее, он до сих пор еще кровоточит.

– Я испугалась, Барри. Я ведь на самом деле была готова зарезать тебя, и это меня испугало.

Он снова засмеялся. Все позабудется до следующего раза. А он, Сьюзен знала, обязательно будет.

– Перестань делать из мухи слона. Все семейные пары дерутся, для этого они и женятся, чтобы вместе спать и драться. То же и у нас, я так думаю.

Она потерла глаза руками.

– Я обещала девочкам горячего молока и печенья. Они принимают ванну.

Барри кивнул.

– Я здесь уберу, а ты иди к ним, отдохни и расслабься. Я приготовлю нам что-нибудь вкусненькое, хорошо?

Она кивнула, уступая тому Барри, которого когда-то любила. Спорить с ним было бесполезно.

Двадцать минут спустя она лежала в ванне и слушала, как он смешил детей своими глупыми шутками. Она молила Бога, чтобы у него все получилось на новой работе и чтобы работа ему понравилась. Но она знала Барри слишком хорошо, чтобы не догадываться: дальше все пойдет так, как обычно.

Если работать ему предстояло ночью, значит, она наконец сможет побыть в тишине и покое. Она легла на спину и полностью расслабилась. Затем Барри принес ей чашку чая и сигарету, что, по мнению Сьюзен, было на него не похоже. В голове у нее промелькнула мысль, что, видимо, стоит почаще ему угрожать расправой.

Вечеринка Венди прошла замечательно, если не считать драки, которую в конце устроили Барри и Джоуи. Все приглашенные разошлись по домам, а соседи вызвали полицию. Обоих мужчин забрали в каталажку.

Сьюзен была счастлива. Наконец она могла хорошенько выспаться. Впервые за много месяцев. Дорин задержалась, и они выпили с ней бутылку шампанского, которую принес домой Барри. Под действием вина Сьюзен рассказала подруге, как угрожала мужу ножом. Обе смеялись до колик. В общем, день рождения Венди удался на славу. Сьюзен гордилась собой. Ей казалось, что она смогла взять ситуацию под контроль. Единственный раз в своей жизни она дала отпор, и у нее получилось. Барри послушался ее и зауважал.

Неделю спустя Сьюзен положили в больницу после того, как разбушевавшийся Барри, будучи в изрядном подпитии, избил ее до полусмерти.

Не таким уж всепрощающим он оказался.

Розель Дигби была миниатюрной женщиной. Не просто маленькой, а именно миниатюрной. Ее руки казались ручками ребенка, крепкие пальчики заканчивались ярко накрашенными, похожими на коготки ногтями. У нее также были маленькие ножки, вздернутый нос, маленькая упругая грудь с торчащими сосками. Широко расставленные глаза придавали ей трогательный и беззащитный вид, что, впрочем, совершенно не соответствовало ее характеру. Но главным в Розель было ее сердце. Огромное доброе сердце, за которое ее все любили.

Ее начитанность поражала и привлекала Барри, – казалось, Розель знала все обо всем. Барри забыл, что до встречи с ним Сьюзен также очень много читала, и именно этим он ее попрекал. По его мнению, она нахваталась из книг вредных идей, вовсе не соответствующих ее положению.

С Розель все обстояло по-другому. Она была сама себе хозяйкой. Как старшая в клубе «Хилтон», она пользовалась уважением в этом маленьком мирке, и, по мнению девочек, ей больше «не приходилось надрывать свой зад». Это вполне устраивало Розель. Она работала с четырнадцати лет, начав в «Лидсе» в Чэпелтауне. Теперь, в «Смоук», ее уважали, и ей уже не приходилось заниматься своим ремеслом, чтобы заработать на жизнь.

Сейчас она полностью погрузилась в отношения с Барри Далстоном и наслаждалась каждой секундой. Он сумел ее покорить: дарил цветы, приглашал на романтические свидания, водил в рестораны, – в общем, обращался с ней как с настоящей леди.

Розель была уверенной в себе, умной и опытной – всего этого Барри терпеть не мог в женщинах. Но имелось в ней нечто, делавшее ее непохожей на других. Она была одной из немногих, умевших обращаться с деньгами.

Она заставила деньги работать на себя. Купив небольшой, но расположенный в очень хорошем месте дом, Розель наполнила его дорогой мебелью и безделушками. Когда Барри впервые увидел, как она живет, он был чрезвычайно удивлен и долго находился под впечатлением. Она даже пользовалась салфетками, когда ела. Сын Розель учился в частной школе, кроме того, у нее был первоклассный автомобиль.