Со своей новой соседкой она словно оказалась в совершенно другом мире, в котором люди играют строго по правилам. Что-то в этом было не так. Сьюзен сделала глоток и снова уставилась на развешанные по стенам картинки.

– Это репродукции картин Моне…

Сьюзен равнодушно пожала плечами:

– Да? Ну и ладно.

Она быстро прикончила чай, насладившись его сладким вкусом. Затем, сбросив с себя ночную рубашку, завернулась в полотенце и вышла из камеры. По дороге в душ она встретила на своем пути женщин всех мастей: белокожих и темнокожих, худых и толстых. Одни улыбались ей. Другие смотрели настороженно: их пугала ее репутация. Сьюзен знала: они захотят выяснить, что она из себя представляет. Но Сьюзен это не тяготило: она чувствовала себя в тюремной среде уверенно и спокойно.

Она встала под душ и вздрогнула: телу требовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к горячей воде. Затем, намылившись с головы до ног, она начала смывать с себя пену. Молоденькая чернокожая девушка протянула ей шампунь:

– Мыло прикончит твои волосы, подруга. Возьми-ка шампунь.

Сьюзен благодарно кивнула и взяла флакон. Она нанесла густую ароматную жидкость на волосы, испытывая огромное удовольствие от такого простого действия, как мытье собственных волос. Рядом с ней целовались две женщины, но Сьюзен не обращала на них внимания, ей было безразлично, что творилось вокруг. Уединение осталось далеко в прошлом.

Из душа она вышла не оглянувшись. Неписаный закон тюремной жизни гласил: главное – ни на что не обращать внимания. Она направилась назад в камеру, на ходу вытираясь жестким полотенцем. По дороге ее остановила рыжеволосая надзирательница.

– Имя? – Вопрос прозвучал резко.

– Далстон Сьюзен, личный номер 4414.

Женщина кивнула:

– Свидание в тринадцать пятнадцать.

Сьюзен кивнула и продолжила свой путь. Она надеялась, что к ней приведут детей, хотя социальные работники опять хитрили, стараясь под любым предлогом не допустить встреч детей с матерью.

Спустя двадцать минут она читала почту – письма от детей, которые получала каждый день. В одном – каракули Барри «Я люблю тебя», в другом – коротенькая записочка от Аланы с рассказом о ее новой школе и новых друзьях.

Сьюзен прижала драгоценные листки бумаги к груди, словно пытаясь впитать в себя слова детей. Затем раскрыла письмо от Венди, и сердце ее бешено заколотилось. Старшая дочь в пятнадцать лет была уже взрослым человеком. В ту злосчастную ночь закончилось ее детство. В отличие от писем Аланы, в которых та рассказывала о новинках моды и косметики, поп-группах и любимых передачах, в письмах Венди говорилось о том, как дела у малышей. О том, как Рози, общая любимица, живет в доме своих приемных родителей – Симпсонов. О том, какие хорошие люди – Симпсоны, но все равно не ее настоящие родители и никогда ими не станут, пока мать Рози жива и здорова. Эти письма пугали Сьюзен по многим причинам. Венди занималась самобичеванием. А у нее не было ни малейшей причины для этого.

В Дарэме Сьюзен видела детей нечасто, и каждая встреча превращалась в испытание. Дети всегда с нетерпением ждали свидания с матерью и, как следствие, были слишком возбуждены.

Поэтому они вели себя очень шумно, сражаясь за внимание матери. Вдобавок малышка Рози уже успела забыть мать и начинала плакать, стоило Сьюзен взять ее на руки.

Теперь все пойдет по-другому, ведь она находится гораздо ближе к своим детям. Рози может видеть ее намного чаще, и Сьюзен наконец удастся наладить с ней отношения. Она тщательно причесалась на случай, если на свидание приведут детей. Ей хотелось выглядеть хорошо.

В камеру вошла Мэтти и, увидев, что Сью привела себя в порядок, улыбнулась ей:

– Я слышала, у тебя сегодня гости?

– У новостей здесь быстрые ноги, как я погляжу, – пробурчала в ответ Сьюзен.

– Хочешь, я сделаю тебе прическу? – предложила Мэтти.

Соседка горела желанием угодить, и внезапно Сьюзен почувствовала прилив усталости, пропало желание сопротивляться этой несносной прилипале. Спустя десять минут ее голову украшал аккуратный хвост, и, более того, она даже дала себя уговорить немного накраситься. Увидев свое отражение в зеркале, Сьюзен поразилась произошедшей с ней метаморфозой. Мэтти, довольная результатом работы, воскликнула:

– Смотри, какая красотка! Осталось привести в порядок кожу и обзавестись новыми шмотками. И будешь вообще загляденье!

Сьюзен с раздражением фыркнула:

– Послушай, дорогуша, даже если бы я выиграла миллион и сделала себе пластическую операцию, то все равно не стала бы загляденьем. Не с моей фигурой. Хотя допускаю, что получилось неплохо…

Она снова с удовольствием посмотрела на свое отражение в зеркале. Как бы ей хотелось, чтобы сегодняшними визитерами оказались дети. Ей было разрешено только одно свидание в день, и она не хотела тратить его на посторонних людей.

Мэтти остановилась в дверях и произнесла серьезным тоном:

– Между прочим, я работала в юридической компании секретарем и здесь каждый день даю консультации всем желающим.

Помогаю девочкам советами и тому подобное. Тебе стоит как-нибудь заглянуть к нам, я могла бы быть тебе полезной.

Она послала Сьюзен воздушный поцелуй и вышла из камеры. Сьюзен показала ей вслед кулак и вздохнула. Эта прилипала станет настоящей занозой в заднице, Сьюзен нисколько в этом не сомневалась. Пребывание в тюрьме Дарэм обеспечило ей репутацию крутой бабенки, которой палец в рот не клади. Там к ней воспылала любовью лесбиянка Джулия Стоун, но Сьюзен объяснила ей, что та устраивает ее только в качестве друга, и не более. Лесбиянка, высокая мужеподобная блондинка, не привыкшая получать отказы, не на шутку разозлилась, чем очень осложнила ее жизнь. Куда бы Сьюзен ни шла – в туалет, в душ или в спортивный зал, – Джулия оказывалась рядом, угрожая ей и пытаясь запугать. Однажды до Сьюзен дошли слухи, что Джулия решила «приласкать» ее в душе. Быть изнасилованной ей совсем не хотелось.

Положив в карман тяжелый бильярдный шар, Сьюзен отправилась в душ, и, когда Джулия попыталась к ней пристать, с помощью этого шара она отправила мужеподобную сучку на больничную койку на целых два месяца. Своим поступком Сьюзен убила сразу двух зайцев: Джулия Стоун лишилась статуса лидера, а Сьюзен, наоборот, приобрела его. Именно по этой причине заключенные смотрели на нее с опаской. Даже надзирательниц впечатлил ее поступок.

Но теперь Сьюзен не хотела уподобиться Райанне, так же как в свое время не хотела уподобиться Джулии. Роль лидера в бабской тусовке ее не прельщала. Она просто боролась за свою жизнь.

Комната для свиданий была выкрашена желто-зеленой краской. Предполагалось, что зеленый цвет должен действовать успокаивающе. Сьюзен же считала, что он вызывает тошноту. Тошнотворный желто-зеленый цвет. Она сидела за столом и грызла ногти, вернее, то, что от них осталось. Когда дверь открылась, она выпрямилась, сердце ее бешено колотилось в ожидании долгожданной встречи с детьми. Она надеялась увидеть их на пороге.

Но вместо этого в дверях появился молодой человек лет тридцати, одетый в прозаические джинсы и свитер. У незнакомца были каштановые волосы, которые, казалось, стригли с помощью тупых ножниц, и зеленые глаза с веселым огоньком.

– Привет, Сьюзен, рад нашей встрече!

Она обратила внимание на его зубы, идеально ровные и неестественно белые. Видимо, он был своим человеком в стоматологической клинике. Жаль только, что не уделял такого же внимания волосам.

– Колин…

Он уловил в ее лице разочарование и улыбнулся, пытаясь скрыть свое смущение.

– Колин Джексон, мы говорили с вами по телефону. Сьюзен кивнула, окинув взглядом его потертые джинсы и заношенный, вытянутый свитер.

– Так вы и есть тот самый адвокат, который будет ходатайствовать о пересмотре моего дела? – разочарованно и с явной неприязнью протянула она.

Джексон залился краской:

– Я понимаю, что выгляжу не очень представительно, но у меня полно дел. Сегодня утром я встречался с вашими детьми.