— Это-то я понимаю! — раздраженно сказал Слад. — А как у них настроение? Почвы, допустим, они действительно не ели. но хотят ли они ее? Или же их устраивает воздух и вера в Соль?
Бедрила задумался. "Сказать — не сказать…" — размышлял он. "Скажу… все равно узнает!"
— Да измучились они вконец… Пашк не столь откровенен, как Скрыпник, и почвы они в самом деле, может. и не кушали, но… В Соль они не верят, грустят о прошлом и хотят, хотят, хотят почвы! И там так жарко… в этой домне… Гарь, искры. Я вошел… Уж не знаю, как они там работают… Причем, плавили всю ночь и отдыхать не желают. Не хотим, говорят, никакого воздуха. Пашк еще плохо отозвался о нашем… Мессии и сказал, что мы вообще всех посжигали, и что ему раньше никогда не было скучно, и что почва — это утраченный рай!
— Утраченный рай? — весело переспросил Слад. — Так и сказал?
— Да.
— А откуда он знает, что такое «рай»? Он же совсем недавно и разговаривать-то толком не умел… И прыгать… И это их прежнее, тупое, обдолбанное, обездвиженное состояние — рай?… Ну, я тогда ничего не понимаю! Да, сейчас трудно, но нас ведь ждетСоль! Осталось-то совсем чуть-чуть! Пушка почти готова. Летальные тарелки — тоже. И откуда он вообще знает такое слово — «рай»? Странно…
— Исходя из логики этрусского языка, — с удивлением для самого себя ответил Бедрила.
— Ах, ну да, конечно… Но я все равно не понимаю: разве не приятно осознавать себя сильными, говорливыми, подвижными, вооруженными? Разве это не лучше, чем тупое, безмолвное, иллюзорное псевдо-наслаждение?… Почва — это же неправда, это — эрзац, замена истинной реальности! А Соль — правда, подлинность!
— Я тоже так думаю, — гордо проговорил Бедрила. — Я-то хочу войти в Соль! Осталось ведб совсем чуть-чуть потерпеть… И ведь тогда можно будет поглощать всё! И почву, и… Ой, что я говорю!
Он в страхе посмотрел на Слада, который непроницаемо молчал. Наступила долгая, напряженная пауза.
— Все мне с тобою ясно, — наконец сказал Слад. — Как и со всеми остальными. Только Цмипа не трогайте, у него свою цель, и поэтому он так себя ведет. Все это под моим контролем, это я все устроил. Ладно, давай посмотрим на два оставшихся отрядика, и я тогда вынесу свое решение, уверяю тебя: оно вас обрадует!
— Ну тогда пойдем теперь к Сальнику, что ли… Он по твоим пылающим чертежам делает разные штучки, вещи.
— Пошли, пошли.
И они так же тихо, как и до этого, двинулись в сторону от домны, туда, где отрядик Сальника выжигал и выгинал из полученного Пашком золота всевозможные детали.
Рабочее место этого отрядика располагалось прямо у их бардакка, стоящего посреди абсолютно ровного красного поля, недалеко от домны и от белого куба, в котором сейчас блаженствовал Цмип.
Сальник организовал работу так, что половина отрядика занималась изготовлением деталей, а другая половина отдыхала в бардакке и пыталась приспособиться к потреблению воздуха, убеждая себя в том, что в нем есть и удовольствие и нужная организму энергия. Но, видимо, это получалось плохо, поскольку, после вначале наступившей у всех по мере работы мускулистости, сейчас солнышки худели, становясь тощими и измотанными. Сальник, как истинный руководитель, вообще никогда не отдыхал, но и ничего не делалсам, а только следил за правильностью выполнения Сладовых чертежей, которые пылали прямо в воздухе, сияя и переливаясь самыми любыми цветами, из которых больше всего было красного и бирюзового.
Когда проходил день, одна половина отрядика сменяла другую, и работа, таким образом, никогда не прекращалась. Сейчас работающая половина отрядика, держа в верхних щупах сотворенные Сладом инструменты, напоминающие какие-то изогнутые молоточки, сильно била ими по огромному, сверкающему золотому кругу, пытаясь сделать его вогнутым, совсем как это было на пылающем перед ними чертеже, где этот круг был лилового цвета. Сальник стоял рядом и монотонно стрекотал:
— Раз, два, раз, два… Еще — раз, два, раз, два…
"Бом-бом" — звонко били молоточки по кругу, приводя его в соответствие с чертежом. Глаза солнышек устало и как-то отсутствующе смотрели на круг, Сальник же вперился в чертеж, иногда измученно поглядывая на свершающийся труд.
Бедрила неспеша подпрыгал к нему и властно прострекотал:
— Сальник…
— Чего? — резко обернулся он, взмахнув верхними щупами. — Чего тебе надо?… У меня все отлично! Видишь: работаем. другая половина в этом… бардакке, пытается вкушать ваш воздух! Все по плану, нарушений нет, с трепетом ожидаем предстоящей нам Соли! Словно как…
— Вы ели почву?
— Аа! — вскричал Сальник. — Не произноси этого! Меня трясет! Я раньше постоянно… Но это запрещено! Зачем ты напомнил?… Всю Соль бы твою променял хотя бы на крупицу…
— Но Соль-то лучше!
— Откуда ты знаешь? Ты пробовал?
Все солнышки прекратили работу и мучительно смотрели теперь на Бедрилу.
— Чего тебе надо, Бедрила! — разгневанно воскликнул Сальник, — ты мешаешь нам работать! Уходи, мы скоро должны закончить! Рах, два, раз, два…
Бедрила быстро отпрыгал назад и чуть не столкнулся со Сладом, который спрятался за бардакк и подслушивал весь диалог.
— Здесь все ясно, — сказал он. — Проверим теперь Грудя, и всё.
— Что — всё?
— Увидишь.
И они направились к склону большого пригорка, где располагались собираемые отрядиком Грудя из деталей летальные тарелки, ружьица и огромная, прямая пушка, точнее, пока что только ее сияющий, гладкий, вперившийся вперед, ствол. Но там никого не было.
— Где же они? — недовольно спросил Слад.
— Не знаю… Давай зайдем. посмотрим в бардакк… Но сейчас день, они вообще-то должны работать…
— Иди в бардакк.
Бардакк возвышался прямо у пушечногоствола и ыбл непроницаем, как туманное ночное небо. Бедрила отошел немного назад и резко впрыгнул внутрь.
В бардакке вповалку валялись солнышки — отрядик Грудя. Сам Грудь, с несчастным видом стрекоча что-то про себя, сидел у стены и постоянно почему-то вздрагивал, словно его через равные промежутки времени обливали какой-нибудь холодной, разъедающей
тело, жидкостью. Некоторые из солнышек так же дрожали. как и он, другие просто лежали, как мертвые, иногда раскрывая рот, чтобы глотнуть воздуха, но потом противно и грустно морщились и издавали что-то наподобие слабых стонов.
— Что с вами? — недоуменно спросил Бедрила, на всякий случай подготовив щуп со смертельным лучом.
Грудь покосился на него в немой пытке.
— Ты что… не видишь… — еле выстрекотал он. — Голод… Не можем больше… работать… Собирать эти… штуки…
— А как же Соль? — осуждающе спросил Бедрила. — Цель? Война? Полет?
— А… — махнул щупом Грудь, несчастно закрыв глаза, словно показывая всем видом, что ему все безразлично.
Бедрила резко выпрыгнул из бардакка и на этот раз опять наткнулся-таки на стоящего и, видимо, вновь подслушивавшего Слада.
— Извините! — стрекотнул Бедрила. — Они…
— Я все слышал. Мне все понятно.
— Прикажете их убить?
— А с кем мы останемся, дорогой Бедрила? — резонно сказал Слад. — Зови всех сюда. Я объявлю свое решение.
Бедрила быстренько ускакал, громко зовя всех солнышек на сбор.
Через достаточно продолжительно время все отрядики припрыгали к бардакку Грудя. Измученные, худые солнышки еле стояли в строю; кое-кто по прибытии тут же рухнул на почву и остался лежать, дрожа всеми щупами и словно пытаясь закопаться куда-то внутрь, как будто, чтобы больше не существовать и не работать.
— А эти из своего бардакка не выходят, — доложил Бедрила. — Они вообще, как говорится, забили на всю работу, на пушку, на тарелки… И их не интересует Соль! Давай испепелим их?
— Молчать, — приказал Слад.
Бедрила заткнулся.
— Друзья мои, — начал Слад свою речь. — Я знаю, что те, которые внутри бардакка, меня тоже слышат.
Солнышки молчали, совершенно словно ни на что не реагируя.
— Проведя осмотр наших работ, я заметил тотальное ухудшение вашего состояния.
— Да! — подобострастно рявкнул вдруг стоящий со Сладом Бедрила.
