— В забой, я говорю!
— Солнышки никогда не умирали и смерти не боялись! А теперь боимся!
— Кто это сказал? — гаркнул Бедрила.
— Я — Лупонь. А чего ты мне сделаешь? Это — моя планета, моя почва! Прилетели какие-то… Всех посжигали, а этот вечно укайфованная размазня — мессия… Нашелся мессия! За каким жжной он нам сдался? И все эти тарелки, пушки… Соль какая-то… Даверните мне мое бывшее тело и почву, и я…
Бедрила немедленно взметнул вперед свой щуп, и Лупонь сгорел дотла от его безжалостного луча.
— Ну, кто еще такой смелый?
— Ладно, солнышки, пошли в забой, — угрюмо протрекотал Скрыпник.
Попарно из бардакка вышли, шатаясь, солнышки. Они еде прыгали; их изможденные тела, казалось, уже просвечивали от худобы в свете дня.
— Вперед, шагом гарш, — печально произнес Скрыпник. — Песню запевай.
Отрядик двинулся в забой, еле слышно стрекоча:
Мы — солнышки, работаем,
Мы все достигнем Соли!
Мы радостны заботами
И счастьем нашей доли!
Построим чудо-пушку
И завоюем всех,
И нам совсем не скушно!
Нас ждет большой успех!
Вначале будет трудно,
И страшно. просто жуть!
Но это ведь не нудно!..
У нас теперь есть Путь!
Бои — вот наши радости,
Оружью, пушке — цвесть!
И Соль своею сладостью
Нас примет, примет, примет —
Такими, как мы есть!
"Без задора поют", — с сожалением подумал Слад, слушая им самим придуманную песню-гимн и наблюдая лениво удаляющихся к месту работы солнышек. "Надо их… раззадорить как-то, что ли, придется им чего-нибудь позволить. А то они в самом деле долго не протянут, загнутся еще, не долетев до Лунки… Ладно, посмотрим, для большей верности, на другие отрядики, может, это только у Скрыпника так…
— Эй, Бедрила, — еле слышно, но отчетливо позвал он.
Бедрила обернулся и тут же припрыгал к Сладу.
— Молодец, Бедрила, ты все правильно им сказал… и… сделал, но… Выводи-ка остальные отрядики на их рабочие места, а я за ними исподтишка понаблюдаю. И тогда уже чего-нибудь решу — надо ведь что-то предпринять. Так?!
— Понял!! — подобострастно гаркнул бедрила.
— Да чего ты орешь! Это же надо все делать тайно, чтоб они не поняли, что я…
— Понял, — подобострастно прошептал Бедрила.
— Тьфу, ну не так же нарочито… Ладно. пошли к Пашку.
36
Большая серая домна для плавок золота, покрытая грязной гарью, была построена на месте братской кремации тех самых солнышек, которые не смирились с нагрянувшей внезапно с небес действительностью, принесшей с собой обязательную для примкнувших к ней активность, агрессивность и противную коллективность с иерархией, но которые, в своем пассивном протесте, планомерно йкайфовались и были предательски сожжены своими сородичами, в полной мере теперь вкушающими трудный плод страха и надежды на нескучность бытия. Прудик рядом стал мутно-бурым, словно плохо очищенный раствор какого-нибудь самодельного наркотика; берег его покрылся кучами черного вонючего пепла и отбросов, и глубокие угрюмые трещины бороздили сухую, отверделую почву, будто линии жуткой, несулящей ничего приятного, судьбы на ладони некоего замершего посреди Галактики великана, в своем отчаянном одиночестве не дарящего космосу ни звука, ни слезинки.
Слад с Бедрилой медленно приближались к этой домне, стараясь не издавать никаких звуков; Бедрила почти бесшумно совершал короткие прыжки, Слад же легко шел вперед, гневно сверкая глазами и вслушиваясь во все окружающее, словно стараясь извлекать
из него какие-то выводы.
В домне вовсю проистекал трудовой процесс; солнышки слаженно закидывали в печь куски руды и ворочали ее там длинными шестами, неизвестно из чего сделанными, то и дело сменяя друг друга у печи, когда тому, кто там стоял, становилосьчересчур жарко. В центре сидел на корточках Пашк, выглядящий совсем измученным; он ритмично вздымал вверх и затем опускал вниз свои щупы, словно дирижируя всей работой, и, казалось, полностью был погружен исключительно в реальность этой непрекращающейся плавки, не замечая более ничего, и наверное, ни о чем другом не помышляя. Никто ничего не стрекотал, все работали с какой-то обреченностью, словно потеряв любую надежду хоть на какую-то будущую радость, или простую приятность, и яркие искры летали и гасли повсюду, будто ослепительные дождинки — знаки воцарившейся здесь жизненной беспросветности, которая как бы издевалась над вовлеченными в нее, мрачно трудящимися, существами. бедрила тихо вошел в домну и остановился у входа, машинально закрыв лицо верхними щупами, защищаясь от полетевших на него искр.
— А, Бедрила, — сквозь шум горения, не оборачиваясь, прострекотал Пашк, — чего тебе? Видишь, мы делаем все, как надо… Сегодня плавили всю ночь, заснуть все равно невозможно…
— Именно это я и хотел узнать, — дружелюбно сказал Бедрила, подходя к Пашку. — Тяжело?
— Тяжело!.. Ты что. издеваться пришел? Сам, что ли ничего не видишь, не понимаешь?
— Вы почву не ели? — вдруг откровенно спросил Бедрила.
— Почву? А что — уже можно? Мы воздух вкушаем, тьфу… У нас же нет ничего другого, как у этого… Мессиии… А почва — это из старой жизни… утраченный рай, вот так! — он мрачно засмеялся. — Зато мы можем прыгать и разговаривать… И все войдемв Соль! Правильно ведь?
— Никто почву не ел? — не унимался Бедрила.
— Мы не едим почву! — злобно отрезал Пашк. — Это запрещено. А то вы ведь и сжечь можете! Скольких поубивали… А если кто и ел, ты что. думаешь, я тебе скажу?
— У вас подозрительно много сил, — сказал Бедрила. — На одном воздухе так долго не продержишься, не проработаешь. Ничего, друг, скоро мы все закончим, полетим, и…
— Ну и что? — презрительно проговорил Пашк. — Нам-то что с этого? Ты что, думаешь. что кто-то из нас действительно верит во всю эту Соль, в этот бред? Нет, может, Сладу и этому… как его там, Цмипу, она и нужна, но нам,…Бедрила, хоть ты сейчаси с ними, не знаю уж, чем они тебя там привлекли, но ты ведь солнышко… Ты ведь знаешь, что нам нужно! И мне. кстати, никогда раньше не было скучно. как вам всем. И почву я ел только в качестве еды!
— Я-то хочу войти в Соль, — сказал Бедрила, — однажды я ее уже ощутил и понял…
— Почвы, наверн, переел, — ехидно перебил его Пашк.
— Я не ем теперь почвы! Ладно, мне все с вами ясно. Продолжайте, продолжайте! Впрочем. если хотите, можете пойти в бардакк, отдохнуть… Я разрешаю. Там воздух…
— Спасибо за разрешение, — откровенно презрительно молвил Пашк. — Оставь нас лучше, Бедрила. У нас все равно нет никакого выхода! Лучше уже будем плавить это… золото, может, Слад и этот… Цмип, наконец, удовлетворятся!
— поосторожнее, Пашк, — негромко стрекотнул Бедрила, стряхивая с себя осевшую на его нижних щупах грязную золотую пыль. Он быстро вышел из домны, с наслаждением вдохнув тут же нежаркий, почти не пахнущий гарью, внедоменный воздух и нерешительно остановился.
"Почему они все так недовольны?… — с возмущением подумал он. — наверное, они совершенно не представляют себе, что такое Соль, что такое будущее, что такое… Он! Творец, которого я ощутил, и который нас всех примет, когда мы закончим! Тогда ведьбудет все можно, и даже почву… Ой, что я думаю! Тогда ведь не нужна будет никакая почва, так ведь?!"
— Ну что скажешь, Бедрила? — спросил его незаметно подкравшийся к нему сзади бодрый Слад.
Бедрила вдруг прервал свои мысли и повернулся к Сладу.
— Что? Что… Трудятся они… Всю ночь работали… Пашк дирижирует трудом… Хороший у него отрядик… Почвы никто не ел…
