— Я хорошо знаю тебя, Оливия. Ты думаешь, все это шутки. Однако если бы ты видела эту девушку и ее волка, ты бы не улыбалась так беззаботно. Я не хочу, чтобы твой муж остался вдовцом с тремя детьми, если Веро удушит тебя, как он поступил с курицей, — добавила Руфь, почти не шутя.

Оливия наконец позволила себе рассмеяться.

— Что думает Ребекка о новом пополнении в вашем доме?

Руфь отрицательно покачала головой.

— Она была в Генуе у своего кузена Алехандро и ничего еще не знает.

— Но все же Бенджамин оставил ее здесь, несмотря ни на что, — задумчиво сказала Оливия, перебирая пальцами ожерелье, украшавшее ее худую шею.

Руфь со вздохом сказала:

— Она спасла ему жизнь, когда он попал в плен к ее соплеменникам, и чувствует себя обязанным.

Оливия справилась с очередным приступом смеха.

— Думаю, что выражение «быть обязанным» здесь не подходит.

— Нет, Оливия, мне не нравится то, что ты говоришь. Оливия осторожно взяла сухую руку Руфи.

— Я видела на ярмарке, как цыганские женщины танцуют и предсказывают судьбу. И не могу представить себе, что мой добродетельный кузен мог увлечься одной из них.

За окном послышалось шипение и громкое рычание.

— Наверное, опять этот волк преследует Синнамона. Скоро она придет сюда, и ты сама убедишься, что я права.

Обе женщины поднялись и пошли к двери, ведущей во внутренний дворик.

Рани стояла на коленях возле сломанного олеандра, обвив руками шею Веро, уговаривая и успокаивая волка, который не отрываясь смотрел на невысокий куст, на котором сидел толстый рыжий кот — Синнамон.

— Не трогай его, Веро. Невежливо есть домашнюю живность нашей хозяйки.

Послышавшийся вслед за этим смех заставил Рани обернуться и посмотреть на важную леди, стоящую рядом с Руфью.

— Боюсь, что ты совершенно права. Моя тетя любит своего кота, как ты своего волка.

Рани крепче сжала шею Веро.

— Мой волк не домашнее животное. Он мой друг и защитник. И много раз спасал мне жизнь. А когда он гоняет кота, то не собирается делать ему ничего плохого.

— Но Синяамон такой старый и беспомощный, — сказала Руфь, отступив за спину Оливии, которая внимательно разглядывала девушку.

— Итак, это вы — Рани Янос. А я — двоюродная сестра Бенджамина, Оливия.

Она шагнула вперед и протянула руку, позволив волку понюхать ее, чтобы дать ему возможность решить, принять ее за свою или нет. Зверь осторожно лизнул ее руку, что означало, что она понравилась ему, потом уселся, спокойно глядя на нее, забыв про кота.

— До этого он принял только одного гадьо, — в голосе Рани звучало удивление.

— Позволь предположить, что это был Бенджамин. Ему всегда доверяли звери. Может, из-за того, что он лечит их.

— Однажды в Италии он помог Веро, — внезапно Рани вспомнила, что стоит на коленях в грязи, ее одежда в беспорядке, а волосы всклокочены. Что подумает эта элегантная леди?

Словно отвечая на ее немой вопрос, Оливия протянула девушке руку и помогла встать.

— Я хочу поговорить с тобой. Рани Янос. Рани стояла перед Оливией, от удивления потеряв дар речи. Гадьо возвышалась над ней, высокая и статная, одетая в платье из темно-зеленой парчи, украшенной золотым шитьем. Ее каштановые волосы были тщательно убраны в сетку, унизанную жемчужинами, а не шее было такое чудесное ожерелье, какого Рани никогда прежде не видела.

Оливия повернулась к Руфи и сказала своим низким мелодичным голосом:

— Тетя, будьте так любезны, позвольте нам с Рани поговорить. Думаю, Синнамон теперь в безопасности. — Словно соглашаясь, кот прикрыл свои зеленые глаза.

Руфь, довольная уже тем, что окажется подальше от Веро, кивнула:

Я пришлю вам чего-нибудь перекусить.

— Пойдем, присядем, нам нужно многое обсудить.

— Например, Бенджамина? — с вызовом спросила Рани. Оливия засмеялась.

— Да, конечно, и о Бенджамине. Но сначала расскажи мне о себе.

Что-то в глазах этой женщины, таких добрых и участливых, заставило Рани забыть о враждебности. Не думая ни о чем, она рассказала историю своей жизни.

— Итак, ты предпочла спасти Бенджамина и уехать с ним, — Оливия смотрела на девушку. Она была просто несчастным маленьким существом, диковатым и необразованным, но не имела ничего общего с конокрадами, которые каждую весну нападали на конюшни ее отца.

— Ты любишь Бенджамина?

Этот вопрос, хоть и заданный очень мягко, застал Рани врасплох.

— Да… Но я ведь цыганка. Он не может полюбить меня. Только…

— Только может заниматься с тобой любовью, — пришла ей на выручку Оливия, снова заметив про себя, какое это милое существо. — Ты отдала ему свою невинность, — проговорила она просто.

Глаза Рани распахнулись от удивления.

— Вы первая из всех Торресов, кто предположил, что я могла вообще охранять свою честь. Даже Бенджамин думал, что я — просто девка, когда в первый раз он… мы…

— Да. Так мой молодой кузен смотрит на женщин. Она изучающе разглядывала девушку, с удивлением отмечая про себя ее изящные черты лица.

— Ты говорила о своем отце и братьях. А что сталось с твоей матерью. Рани? — В ее мозгу мелькнуло странное предчувствие.

— Я никогда не знала этой леди, — проговорила Рани горько, сама удивляясь своим словам.

— Она не была цыганкой, не правда ли? Почти против своей воли Рани рассказала страшную историю, которую слышала от Агаты, своей доброжелательной слушательнице, закончив тихим таинственным голосом:

— Она не хотела, чтобы я родилась, и убила бы, если бы отец не защитил меня. Мне никогда не стать гадьо. Я зря покинула свой табор и приехала сюда.

— Может, не так уж и зря… если ты действительно любишь Бенджамина. — У Оливии возникла идея. — Это кажется невероятным, но я хорошо знаю своего кузена. Он и Мириам Талон не подходили друг другу, несмотря на объединяющую их любовь к медицине. Они никогда не теряли головы, общаясь друг с другом. Были помолвлены многие годы, но он до нее и пальцем не дотронулся.

— Но она настоящая леди, а не какая-то там цыганка. — Рани не хотела даже произносить вслух имя возлюбленной Бенджамина, хотя слова Оливии были ей приятны.

Та усмехнулась.

— Да, была такая прекрасная статуя на пьедестале, пока Риго Торрес не сбросил ее оттуда, и она очень охотно упала в его объятия.

— Бенджамин очень страдает от этого, — тихо сказала Рани, не смея поднять на Оливию глаза.

— Да, я могу представить себе, как пострадало его самолюбие, но он сам пожелал ждать долгие годы, пока она закончит учебу и займется медицинской практикой. Она бы не поехала с ним в Эспаньолу. А ты бы поехала, Рани?

Теперь из глаза встретились.

— Да, но он вряд ли… — ее голос задрожал.

— Захотел бы сделать хозяйкой своего дома? Это еще неизвестно. Я думаю, что ты очень подходишь ему и можешь понравиться тете Руфи. Она замечательная, добрейшая женщина, только очень боится Веро, — она кивнула в его сторону, и зверь снова лизнул ее руку.

— Я не могу прогнать его, — просто сказала Рани. Оливия засмеялась.

— Веро или Бенджамина? — Потом, видя недоумевающее лицо Рани, осадила себя. — Тебе и не нужно выбирать, детка. Если верить тому, что рассказывает дядя Аарон и тятя Магдалена о Новом Свете, я думаю, что там найдется место и для Веро. Но тебе придется кое-что для этого сделать.

— Что? — в глазах Рани было удивление.

— Научиться есть за столом с помощью ножа и вилки и многому другому, принятому в обществе. А еще поработать над своей речью. Моя тетя говорит, что ты не стесняешься в выражениях, когда сердишься. Рани пожала плечами.

— Я уже научилась мыться. После этого вряд ли что-нибудь другое покажется трудным.

— Хорошо. Начнем с того, что подберем тебе подходящее платье. Тебе следует научиться одеваться как леди и держаться свободно, надев фижмы и длинный шлейф, во время званых вечеров.

— Я уже почти научилась носить обувь, — ответила Рани.

— Замечательное начало. Я возьму тебя сегодня с собой к портнихе, и она снимет с тебя мерки. Ты так изящно сложена, она будет рада шить на тебя. Потом мы начнем учить тебя танцевать. О, я думаю, ты не умеешь читать?