— Вы знаете, что Иуда решил выдать вас замуж за того человека, которого выберет он?
— Тише, Бенджамин. Это не можете быть вы. Я уже и так причинила вам достаточно неприятностей. — Но и не Дюбэ, этот шакал. Ваш отец прав. В этом ребенке течет кровь Торресов. Ответственность за него несем и мы, — сказал Бенджамин смиренно. — Риго мой брат. И я женюсь на вас. — Он протянул руку и дотронулся до ее щеки, печально покачав головой. — Кто знает? Может быть, И со временем вы полюбите меня?
— Я и так люблю вас, Бенджамин, я говорила вам об этом, когда решила разорвать помолвку. Вы дороги мне как брат, и я не позволю вам сделать так, чтобы мы стали врагами. Не делайте ошибки. Если вы вынуждены будете признать темнокожего ребенка Риго своим первенцем, то возненавидите меня. Нет, я уеду на север, в Бордо, и начну новую жизнь.
— Не говори глупостей…
— Я уже наделала глупостей. Теперь я тщательно все рассчитала и не позволю вам принести мне в жертву свою жизнь и счастье, — твердо сказала она.
— Думаешь, Иуда Талон, не желающий, чтобы ты покидала Марсель даже в качестве моей жены, позволит уехать так далеко от него одной с ребенком? — скептически спросил Бенджамин.
— Я могу сама зарабатывать на жизнь, поскольку считаюсь хорошим врачом, — упрямо сказала она.
— Хорошим врачом, который не сможет работать много недель после того, как родится ребенок. Ты не сможешь справиться с этим одна, Мириам.
— Я не хочу, чтобы мной распоряжались как вещью ни ты, ни Дюбэ!
— Мы не говорили еще об одной возможности, — мягко сказал Бенджамин. — Ты любишь моего брата, Мириам?
— Он христианин. Отец проклянет меня, если я дам согласие выйти за него замуж! Не стоит и думать об этом, тем более что он далеко, а если и был здесь, то отказался бы нести ответственность за все это.
— Что касается реакции отца на твой брак с человеком другой веры, то тебе следовало подумать об этом до того, как лечь в постель с Риго, — зло сказал Бенджамин. — Но ты не ответила на мой вопрос, хотя твоя уклончивость говорит сама за себя.
— Я не люблю его! — воскликнула она, словно пытаясь убедить в этом саму себя.
Он смотрел на нее со смесью недоверия и отвращения.
— Ты не любила человека — считала его своим врагом — и дважды переспала с ним, позволив ему бросить тебя с ребенком?
— В первый раз было так поздно, темно… и я ждала тебя, — прошептала она, не в силах вынести его презрительный взгляд.
— А во второй раз?
— Толпа пыталась растерзать меня — Жан и Жерве из имения Мирей подстрекали слуг. Риго прогуливался верхом за городскими стенами и услышал шум.
— Ив благодарность вы отдали ему свое тело, — сказал Бенджамин.
— Не надо, прошу тебя. Все уже кончено, Бенджамин.
— Ты права. Не стоит больше бередить раны. — Он взял ее руку и повел через двор и портик к покоям Исаака.
— Ну… — спросил Иуда, едва они переступили порог. — Что вы решили?
Исаак тревожно вглядывался в лицо Бенджамина и Мириам.
— Я отправляюсь в Италию на розыски брата… Он женится на Мириам, — ответил Бенджамин.
Иуда вскочил с поразительной для его лет стремительностью.
— Я запрещаю!
— Я не выйду за него, Бенджамин, — твердо сказала Мириам.
— Тогда ты выйдешь за меня.
— Ты знаешь, что нет, — ответила она, чувствуя, как мужчины испепеляют ее взглядами. — Я отправлюсь жить в Бордо под видом вдовы. Никому не придет в голову подвергать это сомнению.
Наконец свое слово решил сказать Исаак.
— Это весьма благородный план, Мириам, но невыполнимый, как уже справедливо сказал Бенджамин. Почему ты не хочешь выйти за него — ведь он согласен?
— Потому что она любит моего брата, — сказал Бенджамин спокойно. — Я верну его…
Иуда решительно взял Мириам за руку.
— Если вы оба не хотите быть благоразумными, я поговорю с Ришаром. Моя дочь никогда не выйдет замуж за христианина.
— Иуда, ведь Риго — отец ребенка, и, несмотря ни на что… он сын Аарона и, следовательно, может переменить веру…
— Это полудикарь, да к тому же еще и негодяй без совести и чести. Никогда его грязные руки больше не коснутся моей дочери. — Иуда устремился к двери.
— Значит, его кровь тайно так же противна вам, как и то, что он христианин? — спросил прямо Бенджамин. — А что думаешь ты, Мириам? Тебе придется выбирать.
Она повернулась к нему.
— Ты слышал, что сказал отец. Его решение не подлежит обсуждению. Я не могу выйти за Риго.
— Тогда тебе самой придется сказать ему об этом, — обиженно ответил Бенджамин, — потому что я найду его и привезу сюда, на свидание с тобой.
Ломбардия. Декабрь 1524 года
Вилла была просторной, удобной и при случае даже могла служить убежищем, поскольку располагалась на невысоком холме, у подножия которого текла речка. Фернандо Франциско де Авалос, маркиз де Пескара, задумчиво смотрел из большого окна столовой на своих людей, мирно расположившихся лагерем.
— Иди, Фернандо, все остынет, если ты немедленно не сядешь за стол, — уговаривала его Беатрис.
Он поблагодарил ее и обратился к своему молодому капитану:
— Скоро мы снова начнем войну. Франциск не оставит Павию в руках Де Лейва. Бурбон потворствует германским лютеранам, подкупая тех, кого не может убедить. Он пишет, что приведет двенадцать тысяч данскнехтов.
— Германцы — отважные воины. И меня не интересуют их религиозные предпочтения, — сухо заметил Риго. — Но сейчас становится слишком холодно, чтобы начинать войну.
Пескара усмехнулся.
— Этот молодой идиот — французский король, занятый только собой, ведет своих солдат через Альпы, чтобы атаковать нас. Если Бурбон прибудет вовремя, мы расстроим его планы.
— Я слышал, что они уже едят своих мулов, а также крыс и отбросы в городах, — сказал Риго, глядя на великолепно приготовленный обед, стоящий перед ними на застеленном льняной скатертью столе.
Лиана вздрогнула. Обвив белыми пухлыми руками Риго она склонилась к его уху и прошептала:
— Забудь о войне. Объяви короткое перемирие и устрой нам сегодня праздник. Пообедай здесь, а потом продолжим в… — Молодая рыжеволосая девушка что-то быстро зашептала ему на ухо, а ее тетя Беатрис смотрела на них с улыбкой.
— Она права, Фернандо. Скоро вы должны будете уехать и вкусить все лишения военной кампании. А теперь давайте веселиться, пока у нас есть такая возможность, — сказала старшая, когда смуглый, невысокого роста генерал последовал за ней к столу.
Через некоторое время их застольная беседа была прервана голосами спорящих в прихожей.
— Германцы спорят с каким-то испанцем, — сказал Пескара, впуская охранника, просившего позволения войти.
— К вам человек, генерал. У него сопроводительное письмо, подписанное вами — по крайней мере, я разобрал на бумаге ваше имя, — сказал молодой солдат. Размашистую подпись Пескары было нетрудно запомнить, хоть и немногие в его армии умели читать.
— Позвольте ему войти.
Бенджамин, войдя в тепло натопленную, богато убранную комнату, мгновенно увидел брата, полулежащего на кушетке, и рыжеволосую красавицу рядом с ним, которая кормила его абрикосом.
— Так вот как вы воюете, — сказал он презрительно. Что-то словно надломилось у него внутри, и он резко вынул из ножен меч. Занеся его над остатками пиршества, он рассек пополам лебедя, затем поддел половину на острие и швырнул Риго и Лиане.
— Позвольте мне помочь вам, леди. У моего брата слишком ненасытный аппетит для этих фруктов.
Жирная птица шлепнулась на платье Лиане, и, вскрикнув, она сбросила ее на пол. Уцепившись за Риго, она сжалась в комок, открыв рот и изумленно уставившись на братьев-в этом у нее не было сомнений, поскольку лица были удивительно похожи.
— Теперь я понимаю, почему вы решили вернуться в Италию, а не отправились в путешествие через неспокойную Атлантику, — добавил он, с громким клацаньем пряча меч в ножны.
