И опять что-то его задело в этой статье.

Еще не понимая толком, что он скажет и зачем вообще звонит, Давид достал мобильный и набрал номер редакции. Представившись, он попросил к телефону Густава Малера. В ответ ему сообщили, что Малер является внештатным корреспондентом и номер его редакция дать не может. Ему что-нибудь передать?

— Спасибо, я просто... хотел с ним пообщаться.

Да, да, ему обязательно передадут.

Давид доехал на метро до станции Кунгсхольмен. Пассажиры только и говорили, что о мертвецах и о том, как все это страшно. Один из этих пассажиров заметил Давида и умолк, видимо узнав его. Хорошо хоть не полез с соболезнованиями.

По дороге в школу Давид окончательно убедился в том, что нити, до сих пор связывавшие его с этим миром, оборвались. Он больше не чувствовал своего тела. Ему казалось, что от него остался лишь беспокойный взгляд да инстинкт самосохранения, который пока что заставлял его останавливаться на красный свет. Дойдя до школы, он прислонился к ограде, схватился за черную металлическую решетку и зажмурился.

Раздался звонок, и из школы повалили дети. Он открыл глаза, но при виде биологической массы, хлынувшей из дверей, пошатнулся и крепче вцепился в решетку.

Когда толпа схлынула и двор опустел, показался Магнус. Он с трудом открыл тяжелую дверь, навалившись на нее всем телом, и вышел на крыльцо, оглядываясь по сторонам. Почувствовав холод металла, Давид внезапно осознал, что все еще цепляется руками за прутья решетки. И что эти руки — его. Он стряхнул с себя оцепенение, вспомнив, что он — отец. Придя в себя, он пошел навстречу сыну.

— Ну, здоро́во!

Магнус надел рюкзак и уставился в землю.

— Пап?

— Что?

— А правда, что мама стала орком или чем-то вроде того?

Ага, все-таки в школе постарались. Давид так долго решал, с чего бы начать, как бы подготовить сына к этому разговору, а теперь все насмарку. Он взял Магнуса за руку, и они зашагали в сторону дома.

— Это тебе в школе такое сказали?

— Да, Робин говорит, что они все равно что орки — людей едят и все такое...

— А учителя что говорят?

— Ну, что это неправда. А еще... Пап?

— Что?

— А ты знаешь, кто такой Лазарь?

— Знаю. Давай-ка присядем...

Они сели на край тротуара. Магнус вытащил карточки с покемонами.

— Я целых пять штук выменял, хочешь посмотреть?

— Магнус, послушай меня...

Давид отобрал у сына карточки. Магнус покорно умолк.

Давид погладил сына по затылку — светлые, выгоревшие на солнце волосы. Такой он маленький, такой хрупкий...

— Во-первых, мама никакой не орк, она просто попала в аварию.

На этом его аргументы иссякли. Давид умолк, не зная, что еще сказать. Он перебирал в руке карточки с изображениями покемонов: Гример, Коффинг, Гастли, Тентакул — сплошные чудища.

Господи, ну откуда в их-то мире столько ужасов?

Магнус ткнул пальцем в Гастли:

— Скажи, страшный?

— Ага. Магнус, знаешь... То, о чем вы говорили в школе... и правда приключилось с мамой. Но ей... намного лучше, чем всем остальным.

Магнус забрал у него карточки, покрутил в руках, затем спросил:

— Она умерла?

— Да, но все равно жива.

Магнус кивнул, затем спросил:

— А когда она вернется домой?

— Я не знаю. Но она обязательно вернется.

Они посидели молча. Магнус перебирал карточки, время от времени задерживая взгляд на одной из них. Затем он втянул голову в плечи и заплакал. Давид привлек его к себе, усадил на колени, и Магнус уткнулся лицом ему в грудь:

— Хочу, чтобы она вернулась. Прямо сейчас. Чтобы она была дома, когда мы придем.

На глазах Давида тоже выступили слезы. Он принялся укачивать Магнуса, гладя его по голове:

— Я знаю, сынок, знаю.

Квартира Флоры находилась на втором этаже. Туда вела каменная винтовая лестница, ступеньки которой были стерты не одним поколением жильцов. Как и большинство старинных зданий, этот дом на Бундегатан старился с достоинством. Дерево коробилось, а камень стачивался, вместо того чтобы ломаться или крошиться, как это случается с бетоном. Это был дом с характером, и Флора его обожала, хоть и не желала себе в этом признаваться.

Она знала здесь каждую ступеньку, каждую выбоину в стене. Где-то около года назад она вывела чернильной ручкой на двери здоровенную букву «А» размером с кулак, и каждый раз, проходя мимо, она краснела от стыда, пока однажды, к ее великому облегчению, букву не закрасили.

Флора поднялась по лестнице. В голове гудело. Она целый день ничего не ела, да и спала всего-то пару часов. Она открыла входную дверь. Звуки синтезаторной музыки, доносившиеся из гостиной, тут же умолкли, послышались громкий шепот и возня. Войдя в гостиную, она увидела Виктора, своего десятилетнего брата, и его приятеля Мартина, ночевавшего сегодня у них в гостях. Мальчики сидели каждый в своем кресле, с подчеркнутым вниманием изучая комиксы про утенка Дональда.

— Виктор?

— М-м?.. — ответил брат, не отрываясь от чтения. Мартин и вовсе загородил лицо журналом.

Чтобы не тянуть время, Флора нажала кнопку видеомагнитофона, вытащила кассету и поднесла ее к самому лицу брата:

— Это еще что такое?

Он не ответил. Она вырвала журнал из его рук.

— Эй! Я с тобой разговариваю!

— Да отвяжись ты, — огрызнулся Виктор. — Подумаешь, ну посмотрели, что там такое, делов-то.

— Целый час смотрели?

— Пять минут.

— Ну кого ты обманываешь? Я еще по музыке поняла. Почти до конца досмотрели.

— А ты сама-то сколько раз его смотрела?

Флора стукнула брата кассетой по башке. Это был фильм «День мертвецов».

— Еще раз тронешь мои кассеты...

— Да мы только одним глазком!

— И как, понравилось?

Мальчишки переглянулись и замотали головами. Виктор добавил:

— Не, ну когда их разнимали, круто было!

— Ага, круто. Посмотрим теперь, как ты ночью будешь спать.

Флора знала, что после «Дня мертвецов» они еще долго не будут рыться в ее кассетах. Она почти физически ощущала детский страх и отвращение, исходившие сейчас от мальчишек. Фильм явно произвел на них, мягко говоря, не самое приятное впечатление. Не исключено, что кошмары будут преследовать их еще не одну ночь, как преследовали ее саму сцены из фильма «Каннибалы», увиденного в двенадцать лет в доме старшей подруги. От одного воспоминания ее до сих пор пробирала дрожь.

— Флора, — спросил Виктор, — а правду говорят про мертвецов?

— Да.

— И что, все как в фильме? — Виктор кивнул на кассету в ее руках. — Людей жрут и всякое такое?

— Нет.

— А как же?

Флора пожала плечами. Виктор сильно переживал из-за смерти деда, но Флоре порой казалось, что он не столько горюет по человеку, сколько его пугает сам факт смерти, сознание того, что все рано или поздно умрут.

— Боитесь? — спросила она, обращаясь к обоим.

— Ну, когда из школы шел, боялся, — ответил Мартин. — Думал, вдруг на самом деле кругом одни зомби.

— И я, — поддакнул Виктор. — Только я одного взаправду видел. У него глаза такие были... странные. Блин, как же я драпанул! Как думаешь, дед тоже таким станет?

— Не знаю, — соврала Флора и ушла к себе.

Она кивнула группе «Пинхед», взирающей на нее с плаката на стене, и поставила кассету на место. Ей бы не мешало поесть, но было лень тащиться к холодильнику, что-то затевать, готовить. Ей даже нравилось чувство голода, было в этом что-то от аскетизма. Она прилегла на кровать и расслабилась.

Немного передохнув, Флора достала пустую коробку из-под кассеты с «Красоткой» и вытащила оттуда опасную бритву. Родителям так и не удалось ее найти.

Следы порезов на руках знаменовали ее «любительский» период, вскоре после этого она начала рубцевать себя под ключицами и лопатками. Шрамы возле лопаток были такими глубокими и длинными, что, казалось, у нее режутся крылья. Как ни красива была эта мысль, на этот раз она действительно испугалась — раны никак не заживали, к тому же примерно в это время состоялся тот самый разговор с Эльви. Это немного примирило ее с жизнью, и Флора решила, что шрам из-под крыльев будет последним.