Ниже приведена расшифровка записи моего первого разговора с пациенткой Евой Зеттерберг. Пациентка представляет особый интерес для науки, поскольку с момента нарушения жизненно важных функций организма до момента возвращения пациентки к жизни прошло крайне мало времени.

Наблюдается постоянное улучшение речевых способностей.

Интервью проводилось в отделении судебно-медицинской экспертизы в р-не Сольна, в четверг, 14 августа 2002 года в 02.58—03.07.

ТБ: Здравствуйте, я — Томас. Как вас зовут?

ЕЗ: Ева.

ТБ: Вы можете назвать свое полное имя?

ЕЗ: Нет.

ТБ: Вы можете сообщить мне свою фамилию?

ЕЗ: Нет.

<Пауза>

ТБ: Вы можете сообщить мне свое имя?

ЕЗ: Нет.

ТБ: Как вас зовут?

ЕЗ: Ева.

ТБ: Ваше имя — Ева.

ЕЗ: Мое имя — Ева.

ТБ: Вы можете сообщить мне свое имя?

ЕЗ: Ева.

<Пауза>

ТБ: Вы знаете, где вы находитесь?

ЕЗ: Нет.

ТБ: На что это похоже?

ЕЗ: Что «это»?

ТБ: То место, где находится Ева.

ЕЗ: Нет.

ТБ: Где сейчас Ева?

ЕЗ: Не здесь.

ТБ: Вы — Ева.

ЕЗ: Я — Ева.

ТБ: Где вы?

<Пауза>

ЕЗ: Больница. Человек. Его зовут Томас.

ТБ: Да. Где Ева?

ЕЗ: Евы здесь нет.

ТБ дотрагивается до руки Евы.

ТБ: Чья это рука?

ЕЗ: Рука. Рука Я.

ТБ: Я — это кто?

ЕЗ: Томас.

<Пауза>

ТБ: Кто вы?

ЕЗ: Я — Ева.

ТБ дотрагивается до руки Евы.

ТБ: Чья это рука?

ЕЗ: Это рука... Евы.

ТБ: Где сейчас Ева?

ЕЗ: Ева здесь.

<Пауза>

ТБ: Как выглядит то место, где сейчас находится Ева?

ЕЗ: Нет.

<Пауза>

ТБ: Могу я поговорить с Евой?

ЕЗ: Нет.

ТБ: Что вы видите?

ЕЗ: Стена. Комната. Человек. Его зовут Томас.

ТБ: Что видят глаза Евы?

ЕЗ: У Евы нет глаз.

ТБ: У Евы нет глаз?

ЕЗ: Ева не видит.

<Пауза>

ТБ: Что слышит Ева?

ЕЗ: Ева не слышит.

ТБ: Ева понимает меня?

<Пауза>

ЕЗ: Да.

ТБ: Можно поговорить с Евой?

ЕЗ: Нет.

ТБ: Почему я не могу поговорить с Евой?

ЕЗ: У Евы нет... рта. Ева боится.

<Пауза>

ТБ: Чего боится Ева?

<Пауза>

ТБ: Вы можете сказать, чего боится Ева?

ЕЗ: Ева остаться.

ТБ: Ева хочет остаться там, где она сейчас?

ЕЗ: Да.

ТБ: Чего боится Ева?

ЕЗ: Нет.

<ЕЗ непрерывно мотает головой>

ЕЗ отказалась отвечать на дальнейшие вопросы.

Сидя в автобусе, Флора проверила мобильный — пять пропущенных звонков, и все от Эльви. Она тут же перезвонила.

— Бабуль, это я...

На том конце трубки раздался вздох облегчения.

— Детка, ну слава богу! Все в порядке?

— Вроде бы да, а что такое?

— Да нет, я просто никак не могла до тебя дозвониться.

— Я телефон отключала, пока ехала в «Скорой». У них же там всякая техника.

— Ах, ну да. — Флора ясно представила, как Эльви ударяет себя по лбу. — Конечно, как я сразу не догадалась.

Они помолчали. В окне автобуса мелькали погруженные в сон дома спального района.

— Бабушка? Ты его тоже слышала?

— Да.

— А священник твой так ничего и не заметил. И по деду ничего не было видно. Просто лежал себе и лежал.

Они опять помолчали. Флора вытащила из сумки плеер. Это была допотопная модель, и кассеты приходилось переворачивать вручную. На одной стороне был записан альбом Мэнсона «Holy Wood»[17], на другой — «Antichrist Superstar»[18] в легкой обработке. В ожидании продолжения Флора перевернула кассету.

— Знаешь, мне там кое-что померещилось... — выговорила наконец Эльви.

— И что же?

Эльви немного поколебалась, затем произнесла:

— Да нет, ничего. Просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке. В автобусе едешь?

— Да.

Флора не проявляла особого интереса к оброненной бабушкой фразе, и Эльви не стала развивать тему. Договорившись созвониться завтра, они попрощались.

Флора забилась на заднее сиденье, подтянув ноги к груди, вставила в уши наушники и включила плеер. Затем, закрыв глаза, она уткнулась лбом в стекло автобуса.

We hate love... we love hate... we hate love...[19]

От конечной ей пришлось пройти еще километр пешком. Асфальтированная дорожка обрывалась возле поросшего бурьяном пустыря Ервафельтет, изрытого следами бульдозеров десятилетней давности. Флора поднялась на вершину холма и окинула взглядом раскинувшийся внизу район.

Хеден.

Надвигающийся рассвет подчеркивал угловатые контуры унылых домов. Как-то раз она оказалась здесь ночью. Это было минувшей весной, Хеден тонул в кромешной тьме, и о его существовании можно было лишь догадываться. Ни фонарей, ни света в окнах — электричество и водопровод провести сюда так и не успели.

Пока Флора спускалась с холма под звуки «Tourniquet»[20], солнце взошло над горизонтом, отражаясь в немногих чудом уцелевших стеклах зданий. Еще несколько лет назад весь район был обнесен забором — теоретически стройка считалась незавершенной, но после того, как жители Хедена в сотый раз проделали новые лазейки и ходы, власти смирились. Большую часть забора растащили и приспособили для своих нужд местные жители, оставшиеся доски гнили в траве.

Даже блюстители чистоты опустили руки, и теперь все фасады, насколько хватало глаз, были размалеваны граффити во всем его многообразии — от непристойных надписей до произведений искусства. Решение суда о сносе Хедена затянулось аж на пять лет, и в ожидании постановления никто не хотел брать на себя ответственность за судьбу района. Хеден был язвой на теле столицы, неудачным архитекторским проектом с дурной славой, где постепенно собрались все те, кому не нашлось места в обществе. Время от времени полиция устраивала здесь облавы, отлавливая бездомных, но, поскольку на их содержание у города все равно не было средств, большую часть времени власти предпочитали закрывать на Хеден глаза.

Наконец трава сменилась асфальтом. Судя по табличке на стене ближайшего дома, улица называлась Экваторвеген. К табличке был пририсован огромный смеющийся черт с растаманскими косичками и огромным членом.

Флора выключила плеер как раз между песнями «Tourniqet» и «Angel with scabbed wings»[21]. Чтобы альбом поместился на кассету, ей пришлось выкинуть пару песен. Флора сняла наушники, давая передышку ушам. Почувствовав неприятный холодок в животе, она мысленно обругала себя: жалкая, трусливая обывательница!

Если бы не присутствие людей, здесь стояла бы мертвая тишина. Власти не успели посадить ни цветов, ни деревьев, поэтому ни шорох листьев, ни пение птиц не радовали слух, и только людские голоса нарушали тишину Хедена. Быстрыми шагами Флора пересекла Экваторвеген, свернула на Латитудсвеген и очутилась во дворе, где жил Петер.

Хруст битого стекла под ногами эхом отражался от голых бетонных стен. Огромное серое здание посреди двора выделялось на фоне соседних трехэтажек. Петер рассказывал, что здесь планировали сделать что-то вроде коммунального центра с прачечной, клубом и помойкой. Но для стирки, как минимум, требовалась вода, мусор здесь никто не выносил, да и собираться в клубе тоже никому особенно не хотелось.