Три телохранителя, взяв автоматы наизготовку, выскочили из дежурки, когда большой черный «мерседес» и вслед за ним светлая «волга» подкатили к кованым воротам виллы Селима Хана. Уже наступила ночь. В Кабуле стояла непривычная тишина, ракет взрывалось меньше обычного. Целый день в доме Селима Хана сменялись гости, люди из его племени, привозившие из Джелалабада свежие и не очень утешительные вести. Натиск моджахедов все усиливался, и они несли чувствительные потери. Командиры селимхановского воинства настаивали на том, чтобы маршал был рядом со сражающимися бойцами.

Селим Хан отвечал неопределенно. Разумеется, ему никак невозможно было раскрыть им истинные причины своей продолжительной задержки в Кабуле. Впрочем, они и сами все скоро увидят... Все время, остающееся от приема гостей, он посвящал юной развратнице Зебе, старавшейся превзойти самое себя, чтобы окончательно лишить остальных жен Селима Хана его благосклонности. Гашиш не только не ослаблял в ней похоть, но, напротив того, побуждал ее к изощрениям, заменявшим ей недостаток опыта. Распалив желание Селима Хана, она затем бесстыдно услаждала его с помощью всех отверстий своего тела.

К ней-то и собирался теперь Селим Хан, досадовавший лишь на невозможность отправить американского агента за долларами в меняльные ряды. Несмотря на свое бахвальство, он не испытывал особого желания вступить в открытый бой с хадовцами. А они стерегли его дом и днем, и ночью. Может быть, им все-таки надоест.

Спровадив последнего посетителя, он предался вновь сладостным безумствам. Зеба, отсевшая на какое-то время в кресло, вновь подползла к нему и принялась раздражать ему ртом соски, ерзая по нему всем телом. Селим Хан почувствовал, как жаркая волна приливает ему к низу живота. Но в эту самую минуту в дверь спальни робко постучали. Селим Хан, схвативший свою юную супругу за волосы, дабы поощрить ее к более решительным действиям, даже не потрудился ответить на стук... Искусный рот Зебы уже был готов доставить ему блаженство, как повторный стук вперемежку с урчанием, несомненно, производимым Гульгулабом, низверг его с вершин упоения. Вне себя от гнева, Селим Хан схватил с ночного столика свой кольт, выдернул член изо рта Зебы и наугад разрядил в сторону двери половину обоймы. Душа его была спокойна: Гульгулаб слишком хорошо знал его нрав, чтобы не отскочить заблаговременно в сторону.

К величайшему его изумлению, стук в дверь возобновился, а урчание слышалось громче прежнего. Вожделение покинуло Селима Хана. Не таков был Гульгулаб, чтобы попусту беспокоить своего хозяина. Он отпихнул Зебу, вскочил на ноги, укрыл восставшую плоть в просторных шельварах и отпер дверь. Первым делом Гульгулаб кинулся целовать руки своему владыке, прося его таким образом не гневаться за вторжение, а затем начал объясняться жестами, смысл которых Селим Хан тотчас полагал на слова: "Какой-то важный господин хочет срочно повидаться с тобой. Приехал в автомобиле. Не вооружен".

Теперь уже Селим Хан обратился к нему на языке жестов, и Гульгулаб дополнил свое повествование, описав посетителя: "Пять пальцев на плече – полковник. Не в мундире – ХАД. Большие усы, волос нет".

Полковник Тафик! Человек, назначивший награду за его голову два года тому назад. Как ему хватило наглости явиться к нему? Обращаясь к Гульгулабу, он сделал жест, означавший "пусть катится куда подальше!". Глухонемой усиленно задвигал руками и принялся строить отчаянные рожи. Прошло добрых пять минут, прежде чем Селим Хан уразумел, что здесь замешан президент Наджибулла. Посещение полковника Тафика не предвещало ничего доброго. Но ничего, он еще посчитается с ним!

– Впусти его. Пусть подождет внизу. Я приведу себя в порядок, – сказал он.

Обрадованный Гульгулаб бросился вниз по лестнице. Селим Хан вернулся в спальню мрачнее тучи. Зеба ждала его, но он поспешил в ванную и оттуда крикнул ей:

– Приготовь маршальскую форму. Я отдеру тебя потом.

Полковник Тафик успел опорожнить целое блюдо фисташек, когда Селим Хан соблаговолил сойти к нему, радостно улыбаясь и держа над собой два растопыренных в виде рогов пальца. За ним, как тень, следовал Гульгулаб, который на всякий случай дослал патрон в казенную часть своего «Калашникова». Его люди обшарили весь квартал, но других хадовских машин в окрестностях не обнаружили.

– Не ждал тебя, Дост! Почему не позвонил?

Мужчины крепко обнялись, как и подобает заклятым врагам. Полковник Дост Тафик сел напротив Селима Хана и, скромно потупившись, сказал:

– Я знаю, что у тебя много работы, но президент настоял на том, чтобы я приехал. Надеюсь, я не помешал?..

– Я как раз занимался разработкой планов сражения под Джелалабадом, – объявил Селим Хан. – Нужно во что бы то ни стало обеспечить моих бойцов боеприпасами, они терпят недостаток в них...

Полковник Тафик погладил плохо выбритый подбородок.

– Тебе следовало бы проверять построже, – посоветовал он. – Мне уже не в первый раз говорят, что они продают их противнику. Если в племени есть предатели, ты должен покарать их.

– Это ложные сведения, – не согласился Селим Хан. – Так что же хочет сообщить мне президент?

– Он рад возможности встретиться с тобой в пятницу, – проговорил Тафик как заученный урок. – Он обожает собачьи бои. Говорят, лучших собак, чем у тебя, нет.

– Дерутся неплохо, – проворчал Селим Хан.

В нем поднималось тревожное чувство. Полковник определенно приехал не за тем, чтобы обсуждать достоинства его собак.

Разжевав несколько фисташек, Дост Тафик проронил:

– Президент не может оставаться безразличен к одному новому обстоятельству. До него дошло, что ты укрываешь в своем доме шпиона империалистов, американского агента, который вчера вечером с неслыханной жестокостью убил двух моих сотрудников. Как могло случиться, что он нашел пристанище у тебя?

Селим Хан ждал этого вопроса. Он насмешливо взглянул на собеседника:

– Как могло случиться, что агент империализма объявился в Кабуле? Плох же твой надзор! Он связался со мной, чтобы я помог ему перебраться к пакистанским частям. Я хочу развязать ему язык, сейчас его пытают. Я хочу дознаться, кто предает в моем племени.

– Это уж моя забота, не твоя, – оборвал его Тафик.

– Мы тоже неплохо справляемся, – продолжал ехидничать Селим Хан. – Если бы у меня была негодная разведка, меня бы уже не было в живых. После того, как этот человек начнет говорить, я передам его тебе...

Полковник Тафик нагнул голову, храня на лице непроницаемое выражение.

– Верю тебе, Селим Хан. Ты – надежный союзник, но президент очень гневался.

– Кто ему сказал?

Естественно, сказать мог только Тафик. Полковник скромно потупился.

– Не знаю, но, как тебе известно, он располагает прекрасными осведомителями. Как бы там ни было, дело представляется ему настолько важным, что он изъявил желание лично допросить этого человека. Ведь за последние месяцы ни одному агенту империализма не удавалось проникнуть в Кабул, благодаря ударам, которые мы нанесли фанатикам-экстремистам, поддерживаемым пакистанцами.

– Президент будет допрашивать сколько пожелает, – ответил Селим Хан. – Я передам его тебе через несколько дней.

Степенно отпив очень сладкого чая, полковник сказал:

– Президент поручил мне сказать тебе, что ему весьма желательно, чтобы ты немедленно передал мне этого человека.

Селим Хан молчал. Ему было плевать на то, что это могло прийтись не по вкусу Мавросу и его заказчикам. Он чихал с высокой горы на то, будет у него в доме или нет американский шпион, когда уляжется вся эта катавасия. Но если он выдаст Малко ХАДу, можно заранее распрощаться с двумя с половиной миллионами долларов. А это было уже кое-что существенное. Его раздражал насмешливый взгляд Доста Тафика. Вдруг лицо его просветлело, словно его посетило внезапное откровение.

– Послушай, Дост! – начал он. – Я привезу его в пятницу и прилюдно передам президенту.