Смирившись со своей судьбой, он снял с плеча палку, взял в руки котомку и с видом отрешившегося от жизни человека подошел к Салмашу, как бы говоря: «Вот моя палка, я сдаюсь».

Но медленно приближаясь к своему врагу, он вдруг заметил, что тот выглядит как Макбет, увидевший призрак Банко. Салмаш стоял перед ним, вытаращив глаза и разинув рот, всем своим видом выражая смертельный испуг. Его оцепеневшие ноги, казалось, вросли в землю, В руках он тоже держал палку и суму.

И вдруг Зебулон сообразил, что происходит. Обстановка сложилась комичная и, можно сказать, фатальная.

– Ну, Салмаш, хватит. Перестанем дурачить друг друга, Я и не помышляю вас преследовать. И вы не трогайте меня. Вам показалось, будто я задумал вас спаять а я подозревал, что вы готовитесь сделать то же самое Я удирал от вас, вы – от меня, а дорога сыграла с нами шутку и снова свела вместе. Столкуемся, будет больше прока.

Однако Салмаш все еще не был в состоянии произнести ни слова. Должно быть, его насмерть напугали где-то в другом месте. У него только беззвучно двигались челюсти, слово он разговаривал сам с собой.

– Знайте, Салмаш, – примирительно продолжал Зебулон, – все, что я говорил вчера у Адама, было шуткой, вовсе не надо принимать это за чистую монету. Я никого не хочу обижать, лишь бы оставили меня в покое. И зачем нам, добрым старым знакомым, обижать друг друга? Вы славный малый, да и я не злой человек… Лучше всего для нас – жить в дружбе и в согласии. Вы – «у тех», я – «у этих». Если вы попадете в беду «у этих», я сумею вас выручить; если мне будет угрожать какая-либо опасность со стороны «тех», вы придете мне на помощь. Хорошо, когда у человека всюду есть добрые друзья. Бог знает как все еще сложится. Нам совершенно ни к чему вконец разрушать давнишнюю дружбу. И я к этому совсем не стремлюсь. У вас, верно, сохранилось письмо, которое я написал моему другу Ридегвари? Вот и передайте ему это письмо. Скажите, что я просил кланяться. А что касается вчерашней сцены, то нам обоим лучше о ней не вспоминать, а то нас только высмеют. Так что давайте больше не сердиться друг на друга. Ладно, Салмаш? Ну, храни вас господь. А теперь скажите только одно, по какой дороге вы пойдете дальше? Я вас очень люблю, можете мне поверить, ведь я не раз об этом говорил, но мне, знаете ли, все же не хотелось бы идти с вами по одной дороге.

Салмаш продолжал отмалчиваться: то ли его связывал обет, то ли у него от страха отнялся язык, как у невесты Роберта-Дьявола. Узнав, что путь свободен, он только тяжело вздохнул и, свернув на ближайшую тропу, стал спускаться в лощину.

Можно себе представить радость Зебулона, когда он вскоре наткнулся на венгерского солдата!

Это был не патрульный кавалерист, не улан, а гусар» поднимавший на дороге клубы пыли.

Он оказался простым деревенским парнем, в круглой шляпе с широкой красной лентой вокруг и в расшитой тюльпанами бурке, И все же то был заправский гусар.

На радостях Зебулон чуть не стащил его с коня; он даже в ножки готов был ему поклониться.

– Дружище! Доблестный сын нашего отечества! Спаситель мой! Откуда путь держишь?

– Вон из той деревни, – ответил воин.

– Так там еще остались наши богатыри?

– А как же? Весь отряд.

– Какой отряд?

– Известно какой, – отряд Бендегуза.

– Бендегуза? У меня есть дочка, которую зовут Бендегузелла… Так значит, это партизанская вольница, да? А где же остальные войска?

– Те еще за Тисой, в поход собираются.

– А вы что тут делаете?

– Наша задача – не давать покоя неприятелю и перехватывать императорских прихвостней.

Зебулон оторопел, услыхав о неприятеле. Он вовсе не искал встречи со львом, а только хотел напасть на его след.

– Разве поблизости есть неприятель?

– Неприятеля нет. Зато встречаются императорские прихвостни.

«И один из них как раз бежит лесом, по другой дороге», – подумал Зебулон, но указывать коннику след Салмаша все же не стал, Зебулон и в самом деле был человек мягкосердечный.

– Значит, поблизости супостатов нет?

– Нет. На расстоянии двух дней ходу ни одного не найдешь.

– В таком случае я присяду на обочину и передохну. А тебе, дружище, вот от меня форинт. Воротись в деревню и скажи своему начальнику, чтобы он прислал за мной подводу. Теперь мне уже можно назвать себя, Я – правительственный комиссар Зебулон Таллероши, о котором ходили разные слухи; одни говорили, будто он пал в бою под Кошицей, другие – будто враг пленил его. Но я не погиб и не попал в плен. Благополучно пробился сквозь боевые порядки вражеской армии. Только вот ног под собой не чую, много миль пешком прошел. Потому и надо за мной телегу прислать. А я стану дожидаться здесь.

Всадник в расшитой тюльпанами бурке принял и форинт и поручение, а затем ускакал в деревню. Зебулон тем временем отыскал удобную межу, прилег на мягкой траве и вытянулся в свое удовольствие.

Гонец и в самом деле точно выполнил поручение. Не прошло и часа, как Зебулон вновь увидел его в сопровождении крестьянской подводы.

С горделивым видом, соответствующим его рангу, взобрался Таллероши на задок телеги. Он снова был в том краю, где по его приказу запрягали без промедления!

По дороге он. заставил медленно трусившего рядом с подводой всадника рассказать обо всех событиях, разыгравшихся за время его отсутствия. Ох, и радовался же Зебулон безудержной похвальбе своего собеседника! Что и говорить, она показалась ему приятней теплой шубы.

– Ведь мы теперь снова хозяева положения! А что сказал начальник отряда, услыхав мое имя?

Всадник еле заметно усмехнулся.

– Господин начальник сказал, что хорошо знает барина. Пожалуйте к нему на квартиру. Он приглашает вас к себе перекусить.

– О, это великая для меня честь!

И Зебулон стал поправлять петли шнуров на своей кое-как застегнутой бекеше. Сапоги его, покрытые лесной грязью всех оттенков, имели весьма неприглядный вид.

На передок телеги была положена солома. Вытащив из-под сиденья небольшой пучок, Зебулон скрутил его и начал старательно очищать сапоги. Одновременно он продолжал разговор со всадником.

– Начальник вашего отряда, конечно, майор или капитан?

– Полагаю.

– Полагаете? А позвольте узнать его уважаемое имя?

– Господин Гергё Бокша.

– Кто? Гергё Бокша? Тот самый, что служил у меня погонщиком волов?

И Зебулон сразу забыл о своих сапогах.

«Вот уж не думал, что мне придется когда-нибудь являться к нему на поклон», – пронеслось в голове Таллероши.

Но по пути верховой порассказал ему такую кучу диковинных вещей о ратных подвигах Гергё Бокши (тут… были и бесчисленные стада крупного рогатого скота, угнанные у неприятеля, и множество отбитых возов с солдатским хлебом, а уж перехваченным вражеским гонцам и вовсе не было счета), что Зебулон был вынужден в конце концов признать: в военное время, как видно, может выслужиться и получить чин любой лихой наездник с увесистыми кулаками, который к тому же не слишком боится порвать свое платье в драке.

Такое заключение заставило его по прибытии в деревню не сразу отправиться в штаб-квартиру Бокши, а заехать сначала во двор к вознице.

«Надо же все-таки почистить сапоги», – рассудил он» Ваксы у хозяина не оказалось, и сапоги смазали салом; так оно лучше! Занимаясь своим туалетом, Зебулон сторговался с возчиком, чтобы тот за тридцать форинтов доставил его в Дебрецен. Итак, цель поездки определилась. Дебрецен теперь центр, столица.

Приведя себя в порядок, Зебулон отправился с визитом к Гергё Бокше.

Этому доблестному вояке было предоставлено право сколотить конный партизанский отряд и присвоить себе любой чин. При желании он мог именовать себя хоть капитаном. Если же кто-либо начал бы ненароком величать его майором, он бы тоже не слишком сердился.

Зебулон нашел, что его старый знакомый сильно изменился. Правда, на нем по-прежнему красовались доломан и кавалерийские рейтузы – униформа, в которой Зебулон видел его еще до памятного бегства; только на локтях появились заплаты, да штаны изрядно потерлись на коленях. Зато воротник и обшлага были расшиты новенькими золотыми галунами шириной в ладонь. Из-под доломана Гергё Бокши выглядывала потертая дерюга, но тоже украшенная золотыми позументами.