Я проснулась от толчка, когда машина свернула с шоссе и затряслась по проселочной дороге, ведущей к дому, и осмотрелась. С обеих сторон тянулся густой лес. Сделав еще один поворот, лесная дорога неожиданно вывела на большую лужайку, которая простиралась до берега озера. Собственно говоря, там был не один, а целых два дома, выкрашенных в белый цвет, с зеленым бордюром. Большой дом стоял на гребне холма и был окружен верандой с навесом; маленький, больше похожий на однокомнатный коттедж, – ярдах в двадцати от большого, почти у самого леса. Дорожка из гравия вела к маленькому дому и стоянке для машин.

Миссис Штамм подогнала туда машину, вышла и открыла багажник. Мистер Штамм – в безукоризненном сером костюме и белой рубашке с шейным платком, – Борис, Лотта и я подошли к ней.

– Пожалуй, лучше сразу захватить весь багаж. – Она подала мне трехдолларовый ранец, а сама взяла саквояж. – Лотта и ты, Борис, возьмите продукты, а если ваш отец поднимет один из больших чемоданов, мы сможем унести почти все.

Я прошла за ней по выложенной камнем дорожке к боковому входу, остальные шли следом. Она открыла дверь и вошла в дом. Однажды я обедала во французском ресторане, где нужно было пройти через кухню, чтобы попасть в зал. Но до сих пор мне не приходилось видеть ничего похожего на кухню Штаммов. Это было громадное, выложенное кафелем помещение с длинными деревянными столами и навесными полками почти до потолка; с крючков свешивались начищенные до блеска кастрюли и сковородки. Было приятно просто стоять и смотреть на все это, и я в первый раз по-настоящему обрадовалась, что согласилась у них работать. Борис и Лотта поставили плетеную корзину с продуктами на стол и скрылись в глубине дома. Мистер Штамм с чемоданом в руке прошел за ними, и я услышала, как они поднимаются по лестнице.

– Под кроватями наверняка шестимесячные залежи пыли, – сказала Хелен Штамм, – зато кастрюли блестят, потому что миссис Банион обожает их чистить. Давайте поднимемся наверх, Руфь, я покажу вам вашу комнату.

Проходя по коридору, я успела рассмотреть столовую и гостиную. Городская квартира Штаммов была выдержана в строгом стиле; здесь же обстановка была по-деревенски непритязательной. Дорогие антикварные столы плохо сочетались с простенькой ситцевой обивкой мебели и плетеными ковриками на полу и, казалось, смущались, понимая это. (Позднее я научилась отличать плохой дизайн от хорошего. Но в то время мне не приходило в голову, что кто-то может пользоваться услугами дизайнеров, хотя прекрасно знала о существовании такой профессии: почти половина моих однокурсников выбрала специальность «художник по интерьеру». Я не могла предположить, что Хелен Штамм с ее уверенностью в себе может пригласить чужого человека, чтобы он обставил ее дом. Казалось, я приняла как должное противоречие между откровенно плохим вкусом, с которым она одевалась, и элегантным, строгим стилем, царившим в ее квартире. Лишь через много лет я рискнула допустить мысль, что она побоялась бы сама выбирать мебель.) Мы поднялись по лестнице и прошли через просторный холл мимо открытой двери в ее спальню (сочетание оранжевых и коричневых тонов, две широкие кровати с латунными спинками), где у окна неподвижно стоял мистер Штамм; мимо двери в комнату Бориса (зеленое с коричневым, узенькая кровать) и мимо закрытой двери, ведущей, как она сказала, в комнату Лотты. Моя комната находилась в конце коридора. Обои с цветочками, кровать с металлической спинкой, плетеный, как и во всем доме, ярко-голубой ковер.

– Платяной шкаф, – сказала она, указывая на одну из дверей. – Ванная комната. Она одна на две спальни, но во второй комнате никого не бывает, кроме редких гостей.

Чтобы сразу же не ринуться осматривать ванную, я подошла к окну и уставилась на лес и озеро причудливой формы.

– Вы не выражаете особого восторга, – заметила она с иронией.

– Извините, – ответила я. – Очень красивая комната. Я… – Но я не смогла сказать ей откровенно, о чем я подумала.

– Здесь только душ, – продолжала она. – Если вы предпочитаете принимать ванну, можно пользоваться другой ванной комнатой, напротив.

У нас дома нет ванны, миссис Штамм. Даже ванной комнаты нет. Только душевая кабинка в кухне и туалет в общем коридоре. Кроме нас, им пользуется сосед, глубокий старик, с которым мы никогда не встречаемся, и вас, наверное, позабавит, что, прежде чем уйти с работы или еще откуда-нибудь, где мне случается бывать, я захожу в туалет, чтобы лишний раз не входить в нашу старую, сырую, вонючую каморку, которую моя мать, несмотря на все усилия, не может поддерживать в приличном состоянии.

– Спасибо, – ответила я. – Вы очень любезны.

Она объявила, что идет готовить обед, а я могу спуститься в столовую, как только услышу колокольчик, или раньше, если захочу. Она вышла, и я закрыла за ней дверь. Еще раз обвела взглядом комнату – обитое ситцем кресло, кленовый стол в углу. Комната была намного просторнее той, в которой обитали мы с Мартином. Я открыла шкаф – вешалок оказалось значительно больше, чем у меня платьев. В ванной, у желтой кафельной стены, висели на вешалке пушистые полотенца. Я вернулась в комнату и села в кресло. Через некоторое время зазвенел колокольчик, но я не сразу осознала, что пора идти в столовую. Мне хотелось как можно дольше не выходить из комнаты. Затем я сообразила, что зовут к обеду, и зашла вымыть руки. Раздался стук в дверь.

– Кто там?

– Борис. – Его тихий голос, еще не начавший ломаться, был едва слышен.

Я повернула ручку и открыла дверь.

– Мама просила передать, что обед готов.

– Я слышала колокольчик. Просто задержалась в ванной. Мыла руки.

Он стоял на пороге, не зная, ждать меня или идти вниз.

– А до этого я просто сидела в кресле и смотрела по сторонам. Наверное, я веду себя глупо.

Он неуверенно улыбнулся.

– У меня никогда не было своей комнаты, – объяснила я. Он недоумевающе уставился на меня.

– Я живу в одной комнате с братом.

– Как это? – Неведение иностранца.

– У нас очень маленькая квартира.

Он смотрел на меня как завороженный.

– Поэтому мне здесь так нравится.

Он кивнул.

– Пожалуй, нам лучше спуститься в столовую.

Он снова кивнул. Я вышла из комнаты и закрыла дверь.

– Вы играете в теннис? – спросил он, неожиданно обернувшись ко мне.

– У меня никогда не было на это времени, – серьезно ответила я. – Но я бы хотела научиться.

– Я могу вас научить. Мистер Барнет, у которого дом на той стороне озера, – папин друг. Мы все время играем на его корте.

– Чудесно, – ответила я.

Еда была превосходная – первая из многих трапез, на фоне которых кулинарные импровизации моей матушки навсегда потеряли бы для меня всякую привлекательность, если бы еще задолго до того я не отвергла их по принципиальным соображениям. Беседу поддерживала в основном Хелен Штамм, обращаясь ко всем по очереди. С мужем она обсудила, что надо сделать в доме; с Лоттой и Борисом гадала, кто из соседей уже приехал на лето. После чего принялась за меня:

– Скажите, Руфь, у вас уже есть план занятий с Борисом? Или вы считаете, что прежде ему следует немного отдохнуть?

– Я просматриваю книги, которые вы мне дали. Но, разумеется, нельзя планировать ничего определенного, пока мы не начнем занятия.

– Разумно.

Премного благодарна.

– Я предполагала, что мы начнем не раньше понедельника, – продолжала я.

– То есть не раньше, чем я уеду. Боитесь – буду вам мешать?

– Отчасти да. Но главным образом из-за того, что всем необходимо освоиться. Я не уверена, что Борис сможет думать об уроках в первые два дня.

– У вас правильный подход, Руфь.

– Вот уж не думала, что у меня есть какой-то особенный подход.

– Есть. Зато нет чувства юмора.

– А может, – ответила я, краснея, – все дело в том, что вам кажется забавным одно, а мне другое.

– Вот именно. Мне, например, вы кажетесь очень забавной. Я настолько смутилась, что уже не могла думать ни о чем, кроме своего смущения. Ни о том, что напряженные словесные поединки, которые она так любила, доставляют ей почти чувственное наслаждение. Ни о том, что в ее словах есть правда.