И только события на Акму и полученные от отца Марта донесения, из которых следовало, что единственный неподконтрольный Божественному Императору аристократ не в себе, и пойдет на все ради мести Радуну — только это дало Першину крохотную надежду на то, что технология пробуждения пси-способностей, а заодно и технология создания сверхчеловеков, все-таки, достижима.

Благими намерениями… А жаль.

И Першина жаль. И Юлия Радуна.

Методику Чедаша сейчас самым пристальным образом изучали священники Шуйцы, к ней пока еще не подпускали мирян, даже проверенных и перепроверенных ученых из «Ксиласкара» держали поодаль. Рано. Полученные сведения грозили потрясти устои Империи, если только не распорядиться ими мудро и в высшей степени осторожно.

Методика Чедаша позволяла обходить делать псиоников из мертвецов. Мертвый человек может все, для него нет никаких ограничений. Берешь тело, вкладываешь в него набор функций, зачатки эмоций — чтоб был верен. И вот тебе, пожалуйста, раб-псионик с заданными параметрами. Очень удобно.

Страшно.

Чедаш писал в дневнике: «верность, подобная верности шэнских аристократов, достигается без преступного насилия над душами…».

Существо, в котором не было ничего человеческого, которое поднимало и заставляло служить себе мертвые тела, считало преступлением искусство укрощения аристократов. Чедаш не мог делать псиоников из живых людей, независимо от наличия пси-способностей. Он писал:

«…Существует условие, при котором живым псиоником может стать только искренне верующий или потомок праведника».

И приводил статистику. Неопровержимую, увы. Полностью подтвержденную данными ордена Пастырей. В том, что все псионики, которых удалось исследовать, верили в Бога, нет ничего удивительного, учитывая, что все они — подданные Божественного Императора. Нигде больше не знали болезни псионизма, ни в Баронствах, ни в Нихон, ни на Старой Терре. Но то, что большинство известных псиоников далекие, очень далекие, и, все же, прямые потомки праведников былых времен. Это удивительно. И это… почти пугает.

Отец Гонта не испугался. Удивился и восхитился, и не почувствовал страха, только восторг перед непостижимым людям замыслом Божьим. Отец Гонта, прочитав дневник Чедаша, сказал, что псионики — это не болезнь, а следующий этап развития человеческой души. Следующий этап. Новая ступень. Еще на шаг ближе к Господу…

А слова с делом у ордена Пастырей не расходятся, ибо дело их — это поиск нужных и верных слов для всех, кто живет и мыслит. Отец Гонта написал статью для недоступного мирянам и большинству священников, распространяемого только внутри старших орденов журнала «Tempus». Положил начало переменам. Тем самым, которые спешила и не успевала осмыслить древняя, мудрая, могущественная церковь.

«Аристократы не могут быть псиониками» — писал Чедаш.

«Аристократы не верят, и никогда не верили, — подтверждал отец Гонта. — За исключением фон Нарбэ, у которых свои взаимоотношения с Богом».

Аристократы не могут верить, им мешает зависимость от Божественного Императора. Можно прикрываться множеством красивых слов об ответственности и взятии на себя грехов, но, по сути, Божественный Император заменил для аристократов Бога. Благодаря ему, они не задумываются ни о вере, ни о добре и зле, они знают, что им можно все, и делают, что пожелают.

Чудовища?

— Совершенные физически! — так сказал отец Гонта.

Статья в «Tempus» переворачивала представления о мире. Пастыри самое сложное умеют делать простым, умеют делать понятным. Для этого они и нужны. Но у этой простоты всегда двойное дно. «Делать псиониками мертвецов, гомункулов, значит искажать идею развития Божьих замыслов, — писал отец Гонта, — псиониками должны становиться живые люди. Совершенная душа в совершенном теле — если не этого хотел Господь для людей, то чего же?»

Действительно! Чего же?

И о чем в первую очередь подумает любой, кто прочел несложные, естественным образом вытекающие друг из друга тезисы?

О том, что идеал человека — это аристократ-псионик? Созданное человеческим гением совершенное тело, в котором пребывает достигшая новых высот душа — творение Бога.

Господи помилуй, что же делать с этим знанием?

Изготовление гомункулов — преступление. Его Высокопреосвященство, магистр ордена Наставляющих Скрижалей Гонта Хакберг повторяет это снова и снова. Почему? Да по той же причине, по которой Его Высокопреосвященство магистр ордена Всевидящих Очей Тао Пипин хотел бы навсегда спрятать открытие Чедаша и от мирян, и даже от Божественного Императора. Слишком велик соблазн для Его Величества заменить аристократов мертвецами и получить, наконец, верных и преданных псиоников; слишком благи намерения: аристократы должны быть свободны, и они освободятся, как только им найдется замена;

Отец Гонта считает, что Господь послал испытание, и Его Величество должен устоять перед искушением. Отец Тао знает: для Божественного Императора устоять перед искушением означает — отдать престол.

А отец Пауло хотел бы знать, многие ли в старших орденах понимают, что выхода нет? Все равно, воспользуется ли Его Величество технологией Чедаша, или прикажет навсегда забыть о ней. Потому что на престоле должен быть человек, ближе всех подошедший к воплощению замыслов Творца. Таким человеком церковь всегда считала Божественного Императора.

Всегда.

Теперь все изменилось.

Два года назад, улетая с Земли, Дэвид еще слабо представлял себе жизнь в Империи, но одно мог сказать наверняка: он будет жить тихо и незаметно. Тем более что и любимая работа требовала незаметности и тишины. Кому охота иметь дело с вором, о котором говорят в новостях и показывают по дун-кимато на всю Империю?

Да не бывает таких воров!

Дэвида показывали на всю Империю, о нем говорили в новостях, о нем писали в дун-яриф и даже в бумажных газетах. Дэвид уже и сам не верил, что он вор.

Потому что так не бывает.

С Сингелы в Столицу его везли на представительского класса танге «Гюль». Дэвид был там единственным пассажиром, и просто-таки купался в волнах внимания и уважения со стороны экипажа. Аж укачало. Даже несмотря на то, что уважали и внимали не по обязанности, а от души. Героя везут, как же!

Капитана танги звали Эйсмонд Бао. И он сказал, что «Гюль» — самый быстрый звездолет в своем классе. По скорости, мол, не уступит яваям.

Может, и так. Но Дэвид летал на с Лукасом, и теперь кое-что знал о скоростях. За это ему, кстати, выказывались отдельные респекты. Мало того, что сам герой, так еще и с Аристо на короткой ноге. Дэвид порой ловил себя на том, что запускает в чипе фоновой музычкой древнюю детскую песенку:

«…не думал не гадал он, никак не ожидал он, никак не ожидал он, такого вот конца». Это было сродни насвистыванию. Дурная привычка. Он отключал музыку, а через какое-то время, сам того не заметив, запускал снова.

Зато Столица… Столица впечатляла! Убивать барона ради того, чтоб ее увидеть, это, конечно было перебором. Но вот, например, закатать барону в рог — этого она, пожалуй, стоила. Огромный город, с орбиты еще видимый целиком, а с неба уже как будто бесконечный. Планета называлась Малак, городов на ней были тысячи, но вспоминали об этом только в очень официальных случаях, а между собой, даже в документах, даже по кимато, и планету называли Столицей, и о городе говорили всегда только об одном. О Столице. Те, кто видел ее хотя бы однажды, понимали — почему.

Не только в том дело, что это сердце и мозг Шэн. Чего там, по правде-то сказать, и сердца и мозги, они, все-таки, у церкви, а не здесь. Но Столица была символом… всего. Всего, что называлось Империей. Тут тебе и небесное и земное, и ангельское и человеческое, и все красиво, и все величественно. И храм-обитель Божественного Императора, конечно.