Надо было решить, избавляться ли от лишних ртов, пожертвовав при этом врачами, которых, кстати, могло и не быть, или впускать всех, а лишних убрать позже, когда насчет врачей прояснится.

Вартая сначала смутно, а потом все сильнее начало беспокоить то, что этот здоровенный мужик, который на него орал и требовал открыть ворота, смотрел прямо в камеру. Как так? Он ведь не может ее видеть. Там и камеры нет, там тонкий усик световода.

И все же разъяренный взгляд с монитора, как будто пырился прямо в глаза. Здоровенный одной рукой обнимал какое-то… существо… Какую-то тварь без лица. Помогал на ногах стоять. Так обнимал, что сразу ясно, почему он калек внутрь провести хочет. Ну, с этим ясно, а остальные чего ждут? Что этот один, хоть какой он будь здоровенный, против такой толпы?

Нет… прямо сейчас надо решить насчет врачей, а потом уж…

Изображение на оставшихся четырех мониторах изменилось. Теперь, вместо разных помещений этого сектора, на всех было безликое существо.

А потом оно стянуло с глаз черную повязку.

Вартай разное видел. На Мезаре чего только не насмотришься, и уроды не в диковинку, лишь бы работать могли. Но этот… Шрамы эти…

Почему он на всех экранах? Так не должно быть, на этих мониторах изображение с камер из других секторов.

В какой-то миг Вартай понял: это киборг со Старой Терры, чудовище, страшней убыров из Эхес Ур. Если бы было кому спросить, почему он так решил, ответа бы не нашлось, но спросить оказалось некому, никто не вернул Вартаю способность рассуждать здраво. Киборг, страшный, как самый страшный кошмар, глядя сразу со всех экранов, мертвым, киборгическим голосом сказал:

— Не откроешь, прокляну.

И стало ясно: проклянет. Так и будет. И все те люди, которые умрут, если ворота не открыть, придут за Вартаем и утащат за собой.

«Можно же и потом, — решил Вартай, нажимая кнопку на пульте, — потом можно. По одному. И врачей не трогать. А так бы все умерли».

а потом пришли бы и забрали

Сначала — достаточный уровень кислорода, ворота откроются только потом. Показалось, что в этот раз, процесс занял очень мало времени, как будто воздух в камере уже был насыщен кислородом. Но, понятное дело, что глюк это. Или нет? Или всё правда? Или лучше об этом вообще не думать?

Яман сначала не услышал, а потом его от голоса Шрама такая жуть пробрала, что не до посторонних звуков стало, хотя бы и жизненно важных. Чуть не уронил придурка, показалось, что держит на руках какую-то смертельно-ядовитую тварь. Зато женщины, собирающиеся с духом для броска на хундов, услышали и моментально метнулись обратно к воротам.

Воздух наполнялся кислородом. Это началось до того, как Шрам заговорил. До того, как пригрозил проклятием. Сработало вранье насчет врачей? Их решили впустить, и Шрам мог бы не пугать до полусмерти Ямана, мог бы не говорить таким голосом, чусры бы его… Нет, не надо его чусрам. Они все сейчас в Эхес Ур, и лучше воздержаться от проклятий.

Вранье если и сработало, то не настолько, чтобы спасти им жизнь. Кто-то перехватил управление механизмом подачи воздуха. Лучше пока не думать, кто это сделал. И вопросов пока лучше не задавать. Потому что проблемы только начинаются. Проблемы, они по ту сторону медленно открывающихся ворот.

Март перед приемом у Божественного Императора так не волновался, как перед визитом в резиденцию фон Нарбэ. Божественный Император был наместником Бога в мире людей, он был непогрешим и никогда не ошибался, поэтому его влияние на жизнь Шэн всегда было благим и правильным. А вот фон Нарбэ могли и ошибаться, и грешить, да еще и, как выяснилось, не очень-то подчинялись Божественному Императору, а ведь именно фон Нарбэ строили все имперские звездолеты. С точки зрения Марта, они влияли на жизнь Шэн чуть ли не больше, чем Его Величество. Понятно, что он нервничал по поводу предстоящего знакомства.

Это он Андре объяснил, когда тот спросил, «чего ты дергаешься?»

Андре в ответ только ухмыльнулся:

— С фантазией у тебя порядок. А вот врать не умеешь. Тогда тебе терять было некого. А сейчас есть. К тому же, ты боишься, что он похож на Лукаса сильнее, чем я сказал.

И это была правда. Всё, что Андре сказал — всё правда. Встречу с Эдмоном дю Гарвеем Март помнил, как страшный сон, и это счастье, что они не похожи, Эдмон и Андре. Это счастье, что Андре жив. И да, правда в том, что тогда терять было некого. Андре он считал мертвым, а Лукаса неуязвимым. А сейчас от этой встречи зависела жизнь обоих. Майндерт фон Нарбэ мог в любой момент отдать приказ об убийстве Андре. И Майндерт фон Нарбэ мог показать путь к спасению Лукаса.

То, что профессор, с которым они должны были встретиться в резиденции, арестован, стало неожиданностью для всех, включая и самого фон Нарбэ.

— Подал в отставку, — Майндерт злился, но об это можно было лишь догадываться, и Марту поперек всех мыслей думалось, что, наверное, не зря другие аристократы, бешеные, не знающие слова «сдержанность», считали всех фон Нарбэ лишенными эмоций. — Уже после того, как был арестован. Хорошая мина, при паршивой игре, обычное дело для церкви… — бешеный взгляд на Марта, стиснутые зубы. — Простите, отец Март. Я не имею в виду всю церковь.

— Церцетарии стараются не привлекать к себе внимания, — подтвердил Андре, — но, по крайней мере, у них люди не исчезают без следа, чего не скажешь о мирских службах.

— Без следа?

Март и Майндерт это произнесли хором. Март думал, аристократ его пристрелит, но, с ума сойти, фон Нарбэ чуть улыбнулся. Правда, это разрядило обстановку ненадолго. Дэвид, похоже, понял о чем речь. А Андре на них их обоих, и на Марта, и на Майндерта поглядел с искренним недоумением:

— Вы в какой стране живете? Простите, фон Нарбэ-амо… — он покачал головой, повернул сэйру на правом запястье. — Ваша семья действительно далека от этой стороны жизни. Но Март, ты столько лет верил в теорию заговора, и что, за два года в ордене вообще всё забыл?

Март не забыл. Забыть то, чему учили в Капелле, было невозможно, но храни Господь, сейчас стыдно вспоминать об этом. Паранойя, ненависть к любому проявлению имперской власти, страх перед церковью. Стыдно вспоминать, как сам же рассказывал Лукасу, что телепатов казнят по сфабрикованным обвинениям, а, может, просто тайком убивают…

Бред-то какой.

— Андре…

Март не договорил. На красивом лице Андре появилось нетерпеливое выражение, а это означало, что ему надоело ждать, пока собеседники сами поймут, о чем он говорит, и сейчас последуют объяснения.

— Церковь всего того, что приписывала ей Капелла, не делала, и никогда не станет делать, — в голосе было легкое пренебрежение, как всегда, когда Андре дю Гарвей вспоминал о церкви, — так что не волнуйся, мальчик, не так уж ты ее идеализируешь. Но кроме церкви, есть же еще и мирвои. Дэвид, я вижу, в курсе, да?

Дэвид неопределенно пожал плечами. Но он точно был в курсе. Единственный, кто не удивился, когда зашла речь о бесследно исчезающих людях.

— И мирские войска далеко не идеальны, — проговорил Андре почти нараспев. — Впрочем, они тоже лишь выполняют волю Божественного… — он поймал взгляд Майндерта. — Ладно. Это все равно не наш случай. Фон Нарбэ-амо, профессора Беляева арестовали церцетарии?

— Арестовали. Допросили. Он подал в отставку. — Майндерт вздернул подбородок, и посмотрел в глаза Андре: — найти его пока не удалось. Известно, что он не улетал с Малака… точнее, — добавил он мрачно, — известно, что он не улетал с Малака официально.

— Но на планете его нет, — продолжил Андре.

— Его не удалось найти, — повторил фон Нарбэ, — у нас меньше возможностей для поиска людей, чем у вашей семьи, дю Гарвей-амо, а к вашей семье я не обращался. — Новый обмен взглядами, как будто двое аристократов говорят между собой о чем-то, неслышном для Марта и Дэвида. О чем-то непонятном? — Багала «Пунда» ушла с Малака с большим запасом провианта, чем требуется на заявленный маршрут. Правда, не настолько большим, чтобы хватило прокормить еще одного человека, а профессор Беляев крупный мужчина…