— Лапша сообщает, что говорил с корешом своим, Цыганом. Тот видел Змееныша к востоку от Янтаря, за болотом.

— И не убил? — вяло удивился капитан.

— Пощадил. — Ванёк развел руками. — Лапша тоже удивлен был, но, говорит, Цыган такой… широкая душа.

Власов повернулся к Заточке.

— Идем правильно. Полдня на север — и мы там.

— Только его там уже не будет, — проворчал порученец.

— Значит, надо двигаться быстрее, чтобы догнать.

— Как-то далеко он ушел, — заметил Шустрый и хохотнул: — Чё он, двужильный? Совсем не спит?

— И мы не будем спать, если надо, — отрезан Власов.

Слух разошелся быстро, как лесной пожар: Змееныш идет на север, в глубь Зоны. Теперь все знали, где его искать.

Но у Кирзы со Стопкой было преимущество, они вышли в путь первыми. Не успели снарядиться как следует — зато раньше прочих пустились по следу. Говорят, Цыган видел Змееныша возле болота у Янтаря, значит, теперь мутант прошел мимо Дикой территории, и если не свернул… а чего ему сворачивать?

Тогда дорога у него лишь одна.

Стопка многозначительно кивнул напарнику, и они вошли в рощу, за которой тянулся канал.

— Ему придется пройти по мосту, — сказал Стопка. — Он мутант, но не рыба же.

— Никуда не денется, — подтвердил Кирза.

— Засядем там. — Стопка потер потеющие ладони. Нос у него раскраснелся — сталкер успел пару раз приложиться к фляжке. Осиновая роща шелестела листьями, в пролеске собирались тени — солнце клонилось к закату.

— Не, не засядем, — вдруг упавшим голосом сказал Кирза, покачивая винтовкой.

— Чего это? — удивился напарник. — Возле моста будка есть, то есть развалины уже, там и заныкаемся, мимо не пройдет. Да вон же видно их, глянь…

Стопка махнул рукой туда, где за редкими деревьями показался полуразрушенный плоский мост… и заткнулся. На остатках осыпавшейся бетонной тумбы возле будки сидел спиной к ним Змееныш.

— Вот свезло так свезло, — пробормотан Стопка, схватившись за «калаш». — А, Кирзеночек? Ты чё бледный такой? Мы его нашли!

— Да тихо ты, — шикнул на него напарник. — Забыл, какой у него слух?

Передвинув оружие на грудь, они прокрались между деревьями к кустам на краю рощи. Дальше начиналось открытое пространство, ограниченное с другой стороны бетонным скосом. Мост — просто длинная плита, концами лежащая на берегах канала. В середине она осыпалась, остались лишь несколько ржавых арматурных прутьев, протянувшихся над грязной радиоактивной водой.

— Говорят, он людей и мутантов чует этим… шестым чуйством, — сказал Стопка.

— Не пойдем ближе, — решил Кирза.

— Хотя врут небось. — Стопка поднял «калаш» и тут обнаружил, что руки у него трясутся сильнее обычного. После нескольких попыток прицелиться сталкер опустил ствол.

— Стреляй ты. Кирза вздрогнул.

— Ты чего? Сам стреляй. — В отличие от Стопки, он еще не забыл, кто спас их от слепой собаки.

— Нет, ты стреляй, не могу я.

Растопырив пальцы, Стопка сунул под нос напарнику дрожащую руку. Кирза заморгал.

— Сто тыщ, — напомнил ему напарник.

— Ну, блин… Тогда дай выпить.

— Да ты чё, ты же завязал? Кирза уперся:

— Вытаскивай свое пойло или сам стреляй!

— Да у меня и нету, — соврал Стопка. Коньяка ему было жалко даже для напарника. Захватил бы из бара побольше водяры — да за ради бога, хоть весь пузырь пусть хлебает. А коньяк из фляжки пьяница сам пил, не бог весть какой коньяк, но Стопка его берег.

— Жлоб ты. Я ж видел, ты у Бармена перед выходом наполнил канистру свою, — сказал Кирза брюзгливо.

Стопка нехотя вытащил из-за пазухи любимую фляжку, пригретую у живота, протянул.

— Три глотка! — предупредил он.

Кирза отвинтил пробку и припал к горлышку. Стопка осторожно развел ветви акации, разглядывая беглеца. Змееныш сидел в той же позе, ссутулившись, поставив локти на колени, и глядел на воду. А чего на ту воду пялиться? В канале она мутная, зеленоватая, ряска всякая плавает, да еще мусор, трупы — короче, не на что там смотреть.

Кирза вернул фляжку. Стопка не глядя взял — и поднял глаза на напарника, ощутив, насколько легче та стала.

— Блин, да ты чё?! — пробормотал он. — Ты ж больше половины вылакал!

Напарник, не слушая, глубоко вдохнул, вытер губы тыльной стороной ладони и вдруг привалился плечом к дереву.

— Кирза, — позвал Стопка. Тот махнул рукой, сплюнул, потер ладонями раскрасневшиеся щеки и поднял винтовку. Глаза Кирзы пьяно заблестели. Он выпрямился, расставил ноги, упер приклад в плечо, прицелился и нажал спусковой крючок. Прогремел выстрел.

— Ага! — Сжав пальцы в кулак, Стопка радостно взмахнул рукой, но тут же изумленно выкрикнул: — Не попал!

Пуля пронеслась возле уха Змееныша, тот обернулся. Замершим в кустах сталкерам показалось, будто сердце в груди, ёкнув, провалилось куда-то в брюхо.

— Дави гада! — заорал Стопка, выскакивая на опушку перед мостом с автоматом наперевес. Кирза, замешкавшись, побежал за ним.

Выстрелить не успел ни тот, ни другой. Змееныш выпрямился на бетонной тумбе, развернулся, глаза его раздраженно сверкнули — и сталкеров накрыло темной волной. Поток гнева толкнул их в грудь, повалил. Стопка рухнул на спину, выпучив глаза и выкатив язык, рядом боком упал Кирза, стал кататься по траве, обхватив голову.

— Уйдет, уйдет, гад! — хрипел Стопка. Преодолевая дрожь в ногах, он кое-как встал, покачиваясь, и увидел уходящую по мосту тонкую фигуру. Змееныш шел, раскинув руки, балансируя на арматуре, соединяющей целые части моста. Он был уже далеко. Стопка открыл огонь, пули зазвенели по железу, глухо застучали по бетону, а Змееныш соскочил с ржавой балки, сделал несколько быстрых шагов — и исчез в кустах по ту сторону канала.

— Алкоголик! — взревел Стопка и ногой заехал по ребрам все еще не пришедшего в себя Кирзы. — Ну, пьянь подзаборная! Промазал!

Уже второй раз Змееныша пытались убить. Уходя все дальше на север, беглец чувствовал, как опутывает его душная сеть преследования. Он еще толком не понимал, что происходит, ощущал погоню на бессознательном уровне. Фон Зоны изменился. В серо-желтом, как старая бумага, ментальном пространстве проявились лиловые пузыри: следующие за ним сознания с жаждой убийства.

Змееныш пока не мог разобраться, что случилось, почему все поменялось. Ведь раньше люди были настроены благожелательно или равнодушно, пузыри их сознаний, которые он не видел глазами, но ощущал в виде психических сгустков, имели бежевый, грязно-белый или — у глупцов и пьяниц — нежно-розовый оттенок. Он помогал им, они помогали ему… Раньше Зона была расцвечена теплыми цветами, Змееныш купался в них, как в летнем озере.

А теперь ему было холодно, неуютно, словно посреди промозглого ноября он провалился по пояс в болото. Зона колола его чужими взглядами, каждый куст, который раньше был убежищем, стал опасностью — везде мог притаиться охотник. И Змееныш, не отдавая себе отчета в том, почему так поступает, уходил все дальше, туда, где почти не было людей.

Теперь он двигатся по ночам, огибая лагеря, стал-керские костры и даже заброшенные поселки, где любили рыскать бродяги Зоны. Он пробирался самыми глухими уголками леса, самыми укромными, звериными тропами.

Стояла ночь, облака скрыли луну и звезды, но Змееныш шел, ориентируясь чутьем. Его вели тени, движение воздуха, запахи, едва слышные шорохи — и блеклые пузыри, плавающие в ментальном пространстве. Вот всхрапнула невдалеке псевдоплоть, выходя на охоту, прошелестела листва над головой, а справа за кустами послышалось сопение кабанов — стая на лежке. Змеенышу захотелось прилечь между кабанами, прижаться к теплому боку крупной самки, как он иногда делал, и заснуть, забыться под защитой стаи — но он шел дальше. Этот красный клубок — молодая жарка, от которой надо держаться подальше, а ядовито-зеленая лужа — не менее опасный холодец…