Войдя в кабинку лифта, Климов проверил, хорошо ли держатся усы, расстегнул кобуру, надвинул на глаза кепку-афганку и похлопал себя по карману, где лежала граната.

«Если что, живым не дамся», — эту фразу он сам себе сказал на третьем этаже, а вышел на последнем, четвертом. В левом и правом концах коридора, там, где были запасные выходы и лестничные спуски, стояло по охраннику. Стерегли выход на крышу. Напротив лифта стена была стеклянной. Двойное, в палец толщиной, рифленое стекло плечом не выбить.

Чтоб осмотреться и наметить путь отхода, Климову достаточно было секунды.

Сделав вид, что перепутал этажи, Климов нажал кнопку, но, махнув рукой, мол, долго ждать, быстро прошел по коридору, включил рацию, приложил к уху и с выражением суровой озабоченности на лице поправил нож на поясе «спецназовца».

— Давно стоим?

— Два часа.

— А там, — он показал на потолок, — кто из парней на стреме?

— Сармак и Чалый.

«Спецназовец» со вздернутой, почти заячьей губой и мелкими кудряшечками на висках отвечал четко и быстро, без тени замешательства или тревоги.

«Значит, я верно угадал, — подумал Климов. — Это парни Чистого».

— Сменишься, зайдешь. Вы с Чифарем мне пригодитесь.

— Жмуриков мылить?

— Узнаешь.

Сказав, что он сейчас будет у Медика, Климов сбежал по лестнице, выключил рацию и сделал мрачный вывод: переговоры террористов с эмвэдэ и контрразведкой ничего пока не дали. Заложников стали расстреливать. Скорее всего, по одному… устрашают правительство.

Климов вспомнил Федора и пожалел, что не рискнул бежать с ним вместе. Теперь казнил себя за собственную трусость.

Кабинет директора шахтоуправления находился за темно-вишневой с черными прожилками дверью, перед которой стояли двое «спецназовцев».

По тому, как они приветственно кивнули Климову, он понял, что и это «его парни».

— Музгу и Чифаря увидите, пусть не уходят.

— Ясно.

«Ничего вам, чугунки, не ясно», — подумал, проходя мимо них, Климов и, даже не глянув на троих амбалов, куривших в приемной, резко поправил кепку-афганку.

— Медик здесь? — спросил он воздух впереди себя и дернул дверь.

Войдя в кабинет, невольно сощурился: яркие, сияющие хрусталем и позолотой люстры ослепляли.

Прямо напротив двери за большим столом сидел Сережа-Медик.

Он с кем-то говорил по рации, и Климов услышал лишь последнюю фразу:

— Да, Зиновий. В час по жмурику. Климов невольно глянул на часы и, предупреждая все возможные вопросы, ускоряя шаг и напуская на себя озлобленность, вытащил из нагрудного кармана письмо в целлофане.

— Могильщик подбросил. Тебе.

— Что это? — занятый какой-то своей мыслью, спросил Медик и отключил рацию.

— Письмо.

— Давай, — протянул руку Медик и, хмыкнув при виде четвертушки бумаги в пакете, кинул письмо рядом с собой, на стол.

Затем придавил его рацией, достал из кармана «камуфляжа» сигареты «Филипп Моррис», повертел в руках спичечный коробок с этикеткой, на которой большая красная капля падала на четкий лозунг: «КРОВЬ ВОЗВРАЩАЕТ ЖИЗНЬ!», посмотрел куда-то за ухо Климова, прикурил, дунул на пламя, сбил его, подержал в пальцах полуобгоревшую спичку и, помедлив, сунул ее под крышку коробка.

— Где Чифарь и Музга? — сосредоточенно потирая пальцами левую бровь, затянулся сигаретой Медик и передвинул рацию немного вправо. Пакет потянулся следом, заскользил по гладкой полированной поверхности стола.

— Увязались за легавым.

— Справятся?

— Догонят.

— Я спрашиваю, да ты сядь, — текущий сизый дым на миг закрыл лицо нахмуренного Медика, — им помощь не нужна? Куда он мотанул?

Климов не ответил. Перед ним стоял выбор: на какой стул сесть? Три стула вдоль стола, три стула вдоль глухой стены, два стула — рядом с Медиком и восемь стульев — вдоль такой же широкой, стеклянной, как и в вестибюле, двойной стены, заменяющей окно в роскошном кабинете. Эта стена-окно выходила не во двор, а панорамно открывала взору Ключеводск: навесы автотранспортного предприятия, базарчик, поликлинику, хозяйственный и книжный магазины… Климов сел на стул около стеклянной стены, напротив света. Все меньше шансов, что его узнают.

— Твой зухер мотанул за город. Но Чифарь его смарает. Без булды.

— А он мне с биркой на левой ноге не нужен. Я живого его жду. Ты понял?

При каждом блаженно-замедленном выдохе Медик махал перед собой ладонью, и разгоняемый дым слоисто обтекал его лицо. Глаза с бесовской зеленцой и темные, с ранней проседью, волнистые жесткие волосы напоминали Климову какого-то актера, но какого, он сказать сейчас не мог. Безукоризненно правильный нос красиво сочетался с моложавыми губами.

«А в психбольнице, в халате, он совершенно был другим: тупым, отвратным, злобным».

— Ладно, — сказал Климов. — Чифарь знает, не запорет.

Медик кивнул, затянулся, нажал кнопку на столе.

Дверь распахнулась. Вошли двое, подошли к столу. Оба «спецназ». В черных беретах, в черных костюмах, в черных ботинках. Классные бронежилеты, автоматы, кортики на поясах. Один сразу же стал рядом с Медиком, другой подпер спиной высокий сейф, возле которого стояла кадка с пальмой, направил автомат на Климова.

«Какое счастье, что здесь нет Слакогуза, — ощутив под сердцем холодок, подумал Климов и поднялся, разминая плечи. — Он бы меня сразу раскусил. Хитрая тварь».

— Давай, читай, — сказал Климов, подходя ближе к Медику, — что там в писульке ментовской? Может, что дельное.

Медик докурил сигарету, вздохнул, небрежно взял пакет и передал стоящему с ним рядом парню.

— Огласи.

— Может, ты сам? — стараясь не смотреть на Медика, взялся за спинку стула Климов.

Но услышал лишь краткое:

— Нештяк.

Равнодушие в глазах Сережи навело Климова на мысль, что судьба благоволит тем, кто ненавидит тайну мира, кто презирает жизнь и продал душу дьяволу.

Стоявший рядом с Медиком рослый бугай зубами надорвал пакет, вынул лист бумаги, развернул и — близоруко! — вперился в него глазами.

— Муть какая-то, — заметил он негромко и поднес письмо ближе к лицу.

— Читай, читай, — приказал Медик, но близорукий вдруг смертельно побледнел, широко раскрыл рот и, покачнувшись, рухнул на пол. Виском он зацепил угол стола, а локтем сбил на ковер рацию.

— Он что, наркоша у тебя? — озлобленно взъярился Климов и, не давая Медику ответить, стукнул кулаком по спинке стула. — Набрал чердачников чумарных! Говорил тебе: моих бери! Музгу того же! Ну, чего стоишь? — накинулся он тут же на охранника, застывшего у сейфа. — Поднимай шланбоя, дай воды…

— А у…

— Тогда я сам! — выкрикнул Климов и побежал к двери, приказывая на ходу: — Лепилу вызывай, врача, тащи медичку!..

Убить двух зайцев одним выстрелом не удалось.

— Вода у тебя где? — спросил Климов у водителя, переводя дыхание и сдерживая шаг.

— В канистре, — повернулся тот и начал шарить за сиденьем.

— Волоки ее наверх! Живее!

— Кому?

— Медику.

— А…

Водитель хотел что-то сказать, но Климов уже дернул дверцу на себя:

— Не мельтеши! Выпуливайся! Дуй!

Водитель подхватил канистру, спрыгнул наземь и скрылся в вестибюле.

Завести «рафик» и включить скорость было секундным делом. Рванув с места так, что задние колеса взвизгнули, «рафик» точно с цепи сорвался. Климов выехал на улицу, помчался к центру. Теперь оставлять Чистого в живых было опасно.

Благополучно миновав охранный пост на перекрестке около базарчика, он понял, что его пока что не хватились, хотя водитель, разумеется, вот-вот запаникует.

Включив рацию, Климов узнал, что Слакогуз загнал Петра в Змеиное ущелье, преследует его с шестью «бойцами».

«Ну, это ничего, — резко свернул в проулок Климов и подлетел к аптеке со двора, прямо к подъезду. — Петр в горах как у себя на кухне».

В подъезде и на лестнице никого не было, на лестничных площадках тоже, а в квартире… Саданув ботинком дверь, Климов припал к стене, готовый к выстрелам и рукопашной схватке, но дверь, спружинив, опять закрылась, как будто кто-то толкнул ее рукой назад или подставил ногу.