— Сколько твоих бойцов в деле? — спросил Климов, когда закатал Чистого в ковер, лежавший на полу.

— Пятьдесят два, — морщась от боли и своей беспомощности, просипел Чистый. — Остальные Медика.

«Не может быть такого, — подумал Климов. — Чем крупнее авторитет, тем больше у него обязанностей перед сильными мира сего, а те без присмотра «духовных» не оставляют. Имеют в бандах своих представителей, наемников-убийц, секретных киллеров. Чуть что не так, и «центровому» крышка».

— Кто за тобой?

Климов приставил к виску Чистого его хромированный «магнум».

— Только живо. Я спешу.

— Я же ответил: Медик.

— А может быть, есть еще один «мытый»?

Уловив издевку, Чистый хмыкнул:

— Нет.

— А кто за Медиком?

— Не знаю.

Климов ткнул ствол «магнума» в рот Чистого.

— Я тебя сейчас живьем сожгу… Полью бензинчиком и зажгу спичечку… Ну, быстро!

— Я… — из рассеченной губы Чистого потекла кровь, — не знаю.

— Ладно, — встал с колена Климов. — Разберемся.

Он приподнял софу, подсунул под нее свернутый кокон с бандитом так, что на виду торчали одни ноги, повесил куртку Федора на стул, заглянул в кухню, там было спокойно. Включил рацию, послушал. В городе искали Климова-Могильщика и Шило. Это была школьная кличка Петра. Из разговора Климов понял, что поимкой «беглецов» руководит Слакогуз по распоряжению Медика.

Закрывая за собой дверь и поворачивая в замке ключ, Климов с досадой ощутил внезапное сопротивление: замок заклинило, он не поворачивался ни вправо, ни влево.

«Черт подери», — выдернув ключ из скважины, ругнулся Климов, плотнее притворил дверь и выскользнул из дома незамеченным.

В школу он вернулся через тридцать шесть минут. По дороге Климов зашел в квартиру, где жила учительница химии. Будучи ее любимцем, Климов нередко бывал у нее дома и хорошо ориентировался «на местности». В свое время она проговорилась, что боится умереть от опухоли мозга — у нее частенько побаливала голова — и что, когда врачи предложат операцию, она с собой покончит. Выпьет яд. Мышьяк или цианид калия. Скорее — цианид, он у нее есть. Судя по убожеству обстановки и запущенности в комнате, учительница жила одна, и Климов сразу нашел яд — темный флакончик скромненько стоял рядом с пузырьком корвалола в аптечке.

Обрадованный удачей, Климов заспешил в школу. Пока добрался, промок, начался сильный дождь.

Проник в подвал тем же путем, что и раньше, подбадривая себя тем, что план должен сработать, поскольку он был до гениальности прост. Климов рассчитал химическое уравнение, надел противогаз, отмерил реактивы и приготовил отравляющий состав. Этим составом пользовались многие, особенно в дворцовых кулуарах. Формулу ядовитого состава Климов узнал на лекции по токсикологии, когда учился в Высшей школе милиции. Сказалось юношеское увлечение алхимией.

Как это ни странно, но в кабинете химии нашлась вода, целый двухведерный бак, должно быть, приготовленная для опытов, и Климов мысленно поблагодарил школьную уборщицу: воду для уроков запасала, видимо, она.

Слив приготовленный в колбе состав в мерный стакан, он вырвал из классного журнала мелко исписанный и разграфленный плотный лист, напоминающий по плотности ватман, ему как раз такой и нужен, сложил его вчетверо, погрузил в ядовитую смесь. Пока лист намокал, Климов включил электроглянцеватель, найденный им в кабинете, где находился фотокружок, развернул целлофановый пакет, прихваченный из дома учительницы, нагрел на спиртовке металлическую спицу, валявшуюся в ящике стола, и, захватив пинцетом мокрый лист, просушил его на глянцевателе. Еще чуть влажный, лист был снова сложен вчетверо, по старым сгибам, всунут в целлофановый пакет и запечатан: нагревшаяся спица хорошо заплавила открытый край.

Выключив глянцеватель, Климов выплеснул из колбы остатки в раковину, сполоснул ее водой; чтоб не повредить пакет, спрятал его в нагрудном кармане «камуфляжа», вышел из кабинета и стянул с себя противогаз, в нем было слишком душно.

Пройдя по вестибюлю, он зашел в учительскую, обшарил все ящики, шкафы, тумбочки, даже заглянул за старый кожаный диван, но все же не нашел того, что искал. Постоял, подумал… Поднялся на второй этаж и за кулисами актового зала, отодвинув дощатую трибуну с гербом Советского Союза, обнаружил ящик драмкружка. Климов потер ладони: все было на месте! Парики, грим, художественная гуашь, немного загустевший биоклей, а главное — трое усов: рыжие, отвислые — для роли деда Щукаря, которого когда-то играл Климов, закрученные вверх — гусарско-казачьи и тоненькие, «в ниточку» — для роли Хлестакова. Правда, черный волос «ниточки» изрядно поредел и растрепался, но это уже мелочи.

Запершись в учительской, Климов спокойно поработал над своим лицом и с легкой душой вышел в вестибюль. Его план должен сработать.

Пусть он безумен, но безумие — нормальное явление во время экстремальных ситуаций, катастроф и государственных переворотов. Ну, пусть не государственных, всего лишь местных, городских, но все-таки переворотов.

Покидая школу и выходя на улицу, снова под дождь и ветер, Климов убедил себя, что сработать может лишь простой и четкий план. Чем проще, тем лучше. Так дилетанты в шахматы обыгрывают мастеров. Да и вообще, чтобы иметь успех у зрителя, надо играть. Играть в полную силу. И он не только сыграет, но и выиграет. Он одним выстрелом убьет двух зайцев: лишит банду руководства и освободит заложников: Федора, учительницу, соседей, Юлю… ее отца.

Вспомнив об Иване Максимовиче, Климов решил, что непременно зайдет к нему, посмотрит схему горных разработок, штреков, лифтовых колодцев.

В свой план Климов верил, но нужно было учесть все.

А холод, дождь, посты, засады, радиопереговоры, схватки, рискованные действия, смертельная опасность давно стали для него той средой обитания, в которой он чувствовал себя как рыба в воде.

Совершенно спокойно Климов миновал два бандитских поста, на виду у них включая рацию и ускоряя шаг, подошел к площади, отметил, что «москвич» стоит теперь возле кафе, а черный «рафик» у аптеки. Поправив в кобуре «магнум», который был взведен, он машинально посмотрел на небо, на вершину Ключевой, где по приезде он заметил флюгер. Несмотря на дождь, он был виден. Вертелся, как заводной: над городом несся ветер со скоростью курьерского поезда, которому зажгли зеленый свет.

Водитель «рафика» — верткий сутулый крепыш — выскочил из кабины и с тревогой на лице побежал навстречу Климову.

— Там, это, Медик ждет, базар на стену мажет.

Климов кивнул и, не задерживая шаг, включил рацию.

— Я Чистый, что за кипиш?

Стараясь идти быстро, чтобы водитель остался позади, Климов услышал голос Медика, буркнул: «Сейчас» — и сел в кабину. На водительском месте лежала зеленая каска, обтянутая сеткой, над лобовым стеклом, в специальных пазах-зажимах, находился пистолет-автомат «скорпион», чешского производства. В бардачке лежали «Макаров» и три гранаты.

«Под сиденьем тоже кое-что имеется», — подумал Климов и начальнически-коротко ткнул пальцем впереди себя.

Водитель поджал губы, по-видимому, ждал от Климова каких-то слов, нажал на газ, переключил скорость, и на тыльной стороне его правой ладони Климов прочел синюшную татуировку: «Я прав».

— Чифаря и Музгу ждать не будем?

— Нет.

— Тогда поехали.

На повороте «рафик» занесло, и они юзом въехали во двор шахтоуправления. Остановились возле двойной стеклянной двери, чьи ручки представляли собой большие металлические лепестки.

Охранники на входе расступились, пропустили Климова, кивнули на его кивок ответно.

«Третий этаж. Четвертый кабинет налево», — приказал он сам себе и деловым шагом прошел к лифту. Пересекая вестибюль, поразился его великолепию. Пол выложен большими плитами из бело-голубого мрамора, стеклянные двойные стены были обращены на север и на юг, а разноцветная керамика на декоративных перегородках, деливших вестибюль на несколько отсеков, могла украсить любой выставочный зал. Трудно было представить, что двумя этажами выше сидит тот, кто волен уничтожить в этом городе любого, и не одного, а всех.