Если Климов второй раз ударит, могут выстрелить. Перережут очередью пополам.

«Придется лечь», — подумал Климов и после второго удара по двери сразу же откатился в сторону.

Что-то не давало двери открыться или кто-то забаррикадировал ее. «Беззубый? Нет, — подумал Климов. — Он из-под завала выбраться не мог, а если бы и выбрался и помог Чистому освободиться, они бы здесь устроили засаду».

Климов локтем осторожно отворил подавшуюся дверь, насколько это было можно; просунул руку в щель, как опытный тихушник, крадущий обувь из незапертых прихожих, пальцами нащупал волосы: густые, жесткие, волнистые… Невольно отдернул руку.

«Голова, — определил Климов и налег плечом на дверь. — Вот только чья?»

Дверь еще немного приоткрылась, и в нос ударил запах псины.

Климов двумя руками приналег на дверь и смог протиснуться в прихожую.

На полу в луже крови лежал огромный сенбернар.

Сильно подранный ковер валялся у софы. Чистого не было.

Стол и холодильник громоздились на беззубом «десантнике», но теперь он их не чувствовал, не мучился бедняга, под их тяжестью. Вместо горла у него зияла черная дыра.

Кент перевернут вверх лицом. Брюк и ботинок на нем не было. Куртка залита кровью, шея располосована ножом.

Плохо дело. Надо уходить.

Кепки и финки на шкафу не было. Стул валялся в углу комнаты. Куртка Федора исчезла. Так же, как и автоматы из-под ванны.

Сбегая по лестнице, Климов уже решил, что спрячется в аптеке… Но прежде нужно к Ивану Максимовичу и в поликлинику. Потом у него времени не будет. И так уже двенадцать минут первого. А террористы каждый час расстреливают одного… или одну… Вспомнилась Юля… Идеальный разрез глаз… Милая девушка…

Двор был пуст, лужи пузырились от дождя, ветер гремел железом крыш.

Климов сел в кабину «рафика». «Значит так, — сказал он сам себе. — Замок заклинило, я дверь не запер, вскоре вернулся хозяйский пес. Учуяв запах крови и чужих в квартире, озверел. Набросился на Кента, но он уже был мертв, стащил его с беззубого «десантника» и начал рвать непрошеного гостя, быть может, того самого, который разлучил его с хозяином. Затем ринулся в комнату, вцепился зубами в ковер и выволок из-под софы вместе с Чистым. Разорвал веревки, разодрал ковер, растеребил, растаскал его по полу и погиб от ножа Чистого. Тот видел, куда Климов бросил кепку Федора и догадался, что на шкафу может лежать и финка. Его кровное оружие. Такие пироги».

Климов выдернул из пазов «скорпион», проверил его магазин, обойма была полной, положил рядом с собой.

Протер лобовое стекло, зеркало.

Подумал о воде. Несмотря на полную экипировку, фляжек у бандитов он не видел. Здесь они жестоко просчитались. Хотя пиво тоже утоляет жажду. Баночное, импортное… могут взять в кафе, в буфете шахтоуправления… и все же…

«Про воду надо не забыть», — заметил себе Климов и, развернувшись во дворе, поехал в поликлинику.

Придерживая руль левой рукой, включил рацию. Переговаривались посты.

— Тормозите «рафик».

— Черный?

— Да.

— Но в нем же Чистый.

— Это сыч.

— Могильщик?

— Да.

— А Шило взяли?

— Еще нет.

— А как быть с опером?

— Стрелять по скатам. Брать живым.

— О'кей. Отловим падлу.

«Ну-ну», — подумал Климов и свернул в проулок за продмагом. Впереди и сзади — никого. Все спокойно.

Выключив рацию, он затолкал ее в нагрудный карман куртки, открыв бардачок, обнаружил в нем гранаты. Потом надел каску, затянул потуже ремешок, выдернул связку ключей из замка зажигания и, прихватив с собой «скорпион», вышел из машины.

Первым делом Климов сорвал усы, хотя поморщиться пришлось. Затем подкрался к перекрестку и спокойно, из-за мусорного бака, застрелил двух постовых. Нисколько не таясь, сел в их вишневый «жигуленок», включил рацию, сказал, что видел «рафик» возле рудника, и завел двигатель.

Объехав трупы, неспешно разогнал машину в гору и, выехав на площадь, разорвал гранатой трех «десантников» в бронежилетах.

На все про все ушла минута сорок семь секунд.

Возле здания старенькой библиотеки увидел еще двоих, но проскочил мимо них на предельной скорости. Зато для тех, кто заблокировал въезд-выезд в город, устроил маленькое шоу: сунул две гранаты в бардачок, открыл с двух сторон дверцы «жигуля», застегнул кобуру с «магнумом», проверил, хорошо ли сидит рация в кармане на груди, и, когда стрелка на спидометре застыла возле цифры сто пятьдесят пять, прижал акселератор к полу подобранным на перекрестке автоматом Калашникова. Проделав все это, Климов глянул на часы, до въезда-выезда осталось семь-восемь секунд. Он выдернул чеку гранаты, проскочил поворот кошмарным юзом, кинул гранату в бардачок и выбросился из кабины на газон. Рассчитал так, чтобы упасть на тугие кусты туи, росшие вдоль трассы.

Брошенный вперед на скорости, неуправляемый автомобиль воткнулся бампером в мешки, перевернулся через крышу, перелетел через шлагбаум и взорвался, стукнувшись со всего размаху о фургон. Через мгновение раскат безудержного эха потряс горы: это взорвался фургон со взрывчаткой. Откровенно говоря, на это Климов не рассчитывал.

Деревья вокруг вспыхнули и запылали. Шоссе завалило обломками камней.

От спецкоманды, охранявшей въезд-выезд в город, осталась лишь полосатая труба шлагбаума, отброшенная в сторону взрывной волной. Все остальное было завалено и погребено под кусками известняка, базальта, гранита.

Климов потер ушибленное при падении плечо, ощупал тело — ничего не пострадало, только в ушах стоял тяжелый звон, да плыли яркие круги перед глазами.

«Пятнадцать бандитов долой», — поднимая пистолет-автомат «скорпион» с мокрой земли, подвел он свой первый итог и скрылся в ближайшей подворотне.

До истечения срока ультиматума оставалось девятнадцать часов тридцать шесть минут.

Перебегая школьный двор, влетел с разгону в глубокую и грязную лужу. Набрал в ботинок дождевой воды. Чтоб не натереть ногу, остановился, выкрутил носок, быстро переобувшись, услышал шорох, что-то вроде кашлянья. Припал к стене, огляделся вокруг.

На узловатой ветке тополя простудно перхала горбатая ворона. Так еще перхает собака, подавившись костью.

Климов усмехнулся и поспешил к дому Ивана Максимовича.

Карту-схему горных разработок он нашел в той же папке, которую ему показывал хозяин квартиры.

Понимая, что после кратковременного замешательства бандиты начнут методично прочесывать город и, прежде всего, его окраины в поисках возмутителя спокойствия, Климов быстро отыскал в папке нужную ему схему и постарался ее запомнить. Зрительная память никогда его еще не подводила: глянет, как сфотографирует — раз и навсегда. Без хорошей памяти, особенно на лица, в уголовном розыске не обойтись…

По карте-схеме было видно, что в бомбоубежище можно было попасть через главный вход в рудник и через бункер под шахтоуправлением. «Соцгородок» был объектом стратегического назначения, и почти все его жизнеобеспечивающие коммуникации: бассейны-резервуары для воды, электроподстанция и газопровод — находились под землей.

Седьмая и восьмая штольни представляли собой почти единое целое, разделенные лишь тонкой перемычкой. Скорее всего, железобетонной или металлической. Что находилось в восьмой штольне, которая была раза в четыре меньше, чем седьмая — приспособленная под бомбоубежище и где сейчас томились заложники, — по схеме понять было нельзя. В эту малую восьмую штольню можно было также попасть из запасного бункера по аварийному туннелю, как и в седьмую. Под аварийным туннелем шел еще один. Соединялись они узким переходом. Этот аварийный туннель вел куда-то в глубину гор, под Ястребиный Коготь. Этот район был обозначен на схеме целой сетью скважин, штреков, вентиляционных ходов. Один ход почти вертикально шел к скале Улитке, которой давно уже не было, а другой — намного уже первого, но тоже вертикальный — поднимался за Ястребиный Коготь. Судя по крохотной горизонтальной черточке на контуре горной гряды, там была небольшая площадка или что-то вроде этого. Местные жители называли такие участки «каменными столами». Поговаривали, что площадки эти рукотворные, сделаны зеками, но для чего — никто не знал. Зона запретная. Да и добраться до такой площадки было сложно. Отвесные скалы Ястребиного Когтя считались неприступными. И вот второй вертикальный ход вел к одному из «каменных столов», но выходил на поверхность чуть левее и ниже. Если Климов верно судил о масштабе карты, от вентиляционного хода до «каменного стола» было не меньше километра вертикальной горы.