— Распутная?

— Видишь ли… как бы тебе сказать… уж слишком много голого тела… И потом эти ремни, пряжки… Все это наводит на мысль… Я хочу сказать, что люди предпочитают собачек, кошек, детишек…

— Возможно, — согласилась Вера, — но ничего не могу с собой поделать. Она такая, какая есть.

Вера писала Сенту в город Тахо:

«При первой же возможности я направлю всю подборку своих рисунков мистеру Солвею. Может, что и получится. — Ей казалось, что она выбрала правильный, небрежный, тон письма. — Сама я смогу приехать в Сан-Франциско не раньше августа. Забавно будет снова повидаться».

А про себя тем временем думала:

«Господи, неужели это случится? Но, кажется, все к тому идет».

И все было бы хорошо, если бы однажды майским вечером не случилось нечто непредвиденное, когда все планы на поездку в Калифорнию рухнули.

Отец Веры поскользнулся в ванной на кусочке мыла, упал и сломал себе шею. Он умер мгновенно, судьба сыграла с ним злую шутку. Всю жизнь отец заботился о здоровье, притворяясь при этом тяжело больным и надеясь прожить до глубокой старости.

— Ты не можешь сейчас уехать, — рыдая, заклинала мама. — Ты не имеешь права оставлять меня одну. Ты все, что у меня осталось.

И мама была права. Вера решила никуда не уезжать.

Когда девушка узнала о смерти отца, то немедленно решила, что во всем виновата только она одна: уж слишком гладко все у нее складывалось.

— Не то чтобы я совсем его не любила, — жаловалась девушка доктору Уилеру, — но просто не могла себе представить, что он когда-нибудь умрет. Мне казалось, что отец будет жить вечно со своими пузырьками, лекарствами и пилюлями.

— Не смей винить себя и не пытайся наказывать себя, отказавшись от поездки.

— Но я действительно не могу сейчас оставить маму одну. Это было бы несправедливо.

Вера написала Сенту:

«Может, когда-нибудь я и приеду, но только не сейчас.

Не могу оставить маму одну. Не представляю, как она будет жить».

— Думаю, что прекрасно, — со вздохом заметил доктор Уилер и, подумав, спросил:

— Нет ли у нее каких-нибудь родственников? Возможно, она поживет у них?

Родственники у мамы были. Ее сестра Синтия, которая была замужем за фабрикантом, производителем сельскохозяйственных машин, приехала на похороны из Йоркшира.

Она оказалась высокой, веселой, никогда не унывающей и не могла понять, как это люди могут постоянно болеть. Синтия не одобряла поведения Вериного отца и всегда открыто говорила об этом. По этой причине сестры не встречались годами, лишь обмениваясь поздравительными открытками на Рождество и дни рождения.

— Конечно, мы возьмем Луизу к себе, если она захочет поехать. Одна она просто пропадет. Как ты знаешь, твой отец не оставил ей ни пенни.

Луиза. От удивления Вера широко раскрыла глаза: она совсем забыла, как зовут ее мать. И вдруг, ко всеобщему удивлению, оказалось, что у той денег гораздо больше, нежели пресловутый пенни.

Когда-то в шестидесятых годах отец за наличные купил маленький домик, цена которого с тех пор значительно возросла. Его расходы за прошедшие годы были весьма незначительными: национальная система здравоохранения взяла на себя оплату его лечения, поэтому, не тратя ничего, он приумножал свое состояние.

Узнав об этом, Синтия еще решительнее стала уговаривать сестру:

— Переезжай к нам, Лу. У нас в доме достаточно места.

Та упрямилась, надувала губы, как обиженный ребенок.

— Нет, Синтия, даже не уговаривай. Я просто не могу к вам переехать. Что станет с Верой? Ей нужен дом, девочка нуждается во мне. Как она будет жить без своей мамочки?

А доктор Уилер поучал Веру:

— Не позволяй ей делать этого, не разрешай командовать собой. Если позволишь матери сесть себе на шею, то так и будет длиться вечно.

— Но она уже старенькая. Я ей действительно нужна.

Но доктор Уилер оставался непреклонным.

— Никакая она не старенькая, всего сорок восемь лет.

Она еще отлично может начать все сначала, а ты только будешь ей мешать.

— Вы действительно так считаете? — заколебалась Вера.

— Да, действительно.

— Вера уже взрослая женщина, — тем временем уговаривала маму Синтия. — Ей пора начать новую жизнь, найти себе хорошую работу и научиться самой о себе заботиться.

— Как ты можешь быть такой бесчувственной?

— Вере хочется поехать в Америку, не держи ее, — настаивала Синтия.

— Ох уж эта мне Америка, — с горечью заметила мама.

Сент наблюдал, как вздымаются волны на темной поверхности озера. Он подставил парус ветру и обратился к единственному члену своей команды:

— Ты готов управлять им, Арн?

— Готов, капитан.

Сент учил Арни ходить под парусом, учил играть в теннис и кататься на водных лыжах, чувствуя себя при этом заправским тренером.

Арни боялся покидать центр в Раунд-Маунтинз и отказывался ехать на озеро, ставя условием, чтобы рядом с ним обязательно был Сент, который поможет ему на первых порах привыкнуть к трудностям вольной жизни.

— Если ты проведешь с ним лето, Слоун, — сказал отец Арни, — мы твои должники по гроб жизни. Знаешь ведь, как он тебя любит и уважает, словно старшего брата.

Местечко оказалось тихим и уединенным, дорога к дому на озере пролегала через густой лес. Родители Арни приезжали только на выходные, все остальное время молодые люди были предоставлены сами себе, их обслуживали Ева и Вернон, пожилая супружеская пара. Верной, мастер на все руки, заботился о машинах и катерах; Ева была потрясающей поварихой.

Здесь имелось все для прекрасного летнего отдыха, кроме того, чего Сент желал всей душой. Но Джи Би была потеряна для него навсегда, и в этом юноша винил только себя. Он все еще просыпался, обливаясь потом от ночного кошмара, в котором видел ее в маленьком ресторанчике на Саттер-стрит.

В тот вечер, когда он нашел ее, на ней были черные брючки, белая блузка и маленький черный галстук-бабочка.

Выглядела девушка потрясающе, но смотрела очень сердито.

— Я не хочу разговаривать с тобой, уходи.

— Джи Би, пожалуйста, выслушай меня. Я тебя люблю, я ничего не рассказывал, потому что боялся, что ты меня бросишь. От одной мысли, что тебя не будет рядом, мне становилось страшно. Я…

— Не желаю слушать, я должна обслуживать другие столики.

— ..думал, пройдет еще несколько недель, и ты тоже меня полюбишь, и тогда мое молчание уже не будет иметь никакого значения, надеялся, что ты останешься со мной навсегда, — говорил Сент, чувствуя себя отвратительно. Он посмотрел в чашку с кофе-эспрессо, от вида которого его , мутило. — Прости меня. Я допустил ошибку.

Джи Би оставила на яхте все купленные ей вещи, включая и белое шелковое платье.

— Возьми хотя бы одежду, — упрашивал Сент. — Что ты прикажешь мне делать с этим платьем?

Она пожала плечами.

— Это твои проблемы, — ответила девушка и неожиданно сорвалась на крик:

— Целых шесть недель ты заставлял меня думать, что я убила Флойда. Ты сделал из меня убийцу, я стала бояться собственной тени. Тебе никогда не понять, что это такое…

— Это все потому, что я люблю тебя.

— Нет, ты меня не любишь, а просто хочешь обладать мной. Ты такой же, как Анжело, даже еще хуже. Тот по крайней мере был со мной до конца откровенным. Ему нужны были деньги, и он не морочил мне голову, рассказывая о любви. Допивай свой кофе и выметайся. И чтобы я тебя здесь больше не видела. Никогда не смей приходить сюда.

Никогда.

Сент не придал значения ее словам. Джо-Бет одна в чужом городе и без гроша в кармане, он был уверен, что девушка нуждается в нем, но ошибся.

Джи Би не боялась тяжелой работы, и теперь, когда обвинение в убийстве перестало висеть над ней как дамоклов меч, ничто не могло вернуть ее обратно.

Сент старался не выпускать девушку из виду.

Джо-Бет приняли в дом моделей, причем лучший в городе.

Сент легко себе представлял, как она движется по подиуму грациозной походкой львицы, глядя на всех светлыми равнодушными глазами, и весь ее независимый вид говорит: «Вам лучше взять меня на работу, иначе найдутся другие, а вы потом горько пожалеете». И уж конечно, ей никто не мог отказать.