Несмотря на частые походы по лесам и садам Ленкоранской низменности, мне как-то не случалось встречать котят дикой кошки. Надо сказать, что найти логово этого зверя довольно трудно. Обычно оно помещается в самых густых и непроходимых зарослях колючего ежевичника, куда человек попадает, разве сбившись с дороги. Пробираясь сквозь колючую чащу, он обязательно изорвет одежду, изранит, исцарапает тело и в другой раз предпочтет сделать большой крюк, лишь бы стороной обойти заросли.

Трудно, кроме того, даже предположить, где помещается логово камышовой кошки. Котята, как правило, ведут себя тихо и осторожно: ни голосом, ни появлением на открытых участках не выдают своего присутствия. Вот при этих условиях и попробуй отыскать гнездо кошки с котятами. Благодаря такому умению скрыть логово в большинстве случаев котята вырастают благополучно, и потому, несмотря на истребление камышовых котов всевозможными средствами, их в Ленкоранской низменности всегда много.

Однажды, проснувшись необычно поздно, я никак не мог придумать, куда бы отправиться, как использовать время. Не сидеть же дома в самый разгар экспедиционной работы только потому, что, утомленный вчерашней экскурсией, я проспал лучшую пору — раннее утро!

Положив в сумку десяток патронов и закинув за плечи ружье, я тропинкой направился сквозь виноградник к водохранилищу-истылю. До коллективизации все эти виноградники и фруктовые сады принадлежали индивидуальным хозяйствам и отделялись друг от друга глубокими арыками. Арыки сплошь заросли джидой и колючим ежевичником. Пройти, вернее продраться, сквозь такую живую изгородь почти невозможно. Вдоль зарослей ежевичника, не зная, как использовать время, я и шел в то позднее утро.

«Мяу-мяу-мяу-вуу», — вдруг услышал я истерический писк котенка и остановился как вкопанный.

«Мяу-мяу-вуу», — вновь донеслось из колючих зарослей ежевики. Эти дикие звуки заставили меня оглянуться. Они показались мне необычными.

«Наверное, котенок камышовой кошки, — мелькнула у меня догадка. — Домашняя кошка так не мяукает».

Безмятежный покой царил кругом. Под южным синим небо склоном, как зачарованные, дремали великаны деревья, фруктовые сады, виноградники, молчали птицы; ни ветерка кругом, ни звука Почему же так кричал дикий котенок?

«Мя-мяу-мяу-вуу», — вновь раздалось в тишине сада, и мне стало ясно, что в кошачьей семье случилось что-то неладное. Котенок, безусловно, кричал не напрасно — он был голоден и настойчиво требовал пищи. Заметив место, откуда исходили звуки, и стараясь не производить шума, я побежал в селение. А четверть часа спустя несколько поселковых ребят, вооруженны чекменями, граблями и косами, окружили заросли ежевики, где недавно кричал котенок.

— Ну, ребята, прорубай скорей колючку! — подбодрял я помощников, показывая место. Дружно заработали чекмени и косы и спустя короткое время небольшой участок колючей изгороди оказался отрезанным от прочих зарослей. Окружив его, мы прекратили работу, притихли, чутко вслушиваясь в невнятные шорохи Но долго молчал котенок.

«Мяу-мяу-вуу», — спустя полчаса, наконец, прозвучал его голос. На этот раз мяуканье раздалось совсем близко.

— Стереги, ребята! — крикнул я и, закрыв голову брезентовой курткой, на четвереньках полез по дну арыка под нависшие ветви ежевики.

Метра три прополз я таким образом и вдруг наткнулся на маленького котенка. Перепуганный появлением человека, он, притаившись, лежал среди густой поросли и встретил меня шипением и фырканьем. Схватив его и сунув за пазуху, я осмотрелся по сторонам. Кругом поднималась густая чаща колючих стеблей Почву покрывала опавшая в прошлую осень сухая листва, но логова дикой кошки, настоящего гнезда, не было видно. Откуда появился здесь этот котенок, как он сюда попал, для меня оставалось загадкой.

«Интересно, сколько ему дней?» — рассматривали мы пойманного зверька дома. Небольшой и толстый, он был покрыт мягким бурым пухом. Массивные лапы с розовыми когтями, широкий лоб с большим темным пятном посередине и длинные усы делали его удивительно привлекательным. Котята домашней кошки, достигнув такого роста, бывают игривы и непоседливы, а их движения вполне уверенны. Наш же котенок казался совсем беспомощным Он широко расставил лапы и, пытаясь передвигаться, с трудом ползал по полу. Такое его поведение позволяло безошибочно признать в нем крупную камышовую кошку в раннем возрасте

— Дядя Женя, в колючке еще котенок пищит! — ворвался в комнату запыхавшийся мальчуган. Не теряя времени, мы бросились в глубину сада. В той же колючке действительно громко пищал котенок. Много часов сряду рубили мы кустарник, уничтожили значительную часть колючей изгороди, ползали по дну арыка и лишь незадолго до вечера, наконец, отыскали и извлекли второго котенка. Он был как две капли воды похож на первого.

Котята еще не питались самостоятельно, и остаток дня я потратил на отыскание в поселке домашней кошки-кормилицы.

Наступили сумерки. Знойный летний день сменился тихим вечером. В далеком истыле квакали лягушки. Мне не хотелось спозаранку ложиться спать, и я знакомой тропинкой не спеша побрел в глубину сада. На дереве жалобно кричал птенец ушастой совы. «Пиии-пии», — монотонно разносилось в тихом воздухе. Вдруг я услышал иные, хорошо знакомые звуки. Быстро прошел я короткое расстояние и, остановившись, вновь чутко прислушался. В том же ежевичнике, где нами сегодня были пойманы два диких котенка, таким же голосом пищал третий. Найти его в густых зарослях в темноте нечего было и думать.

«Не уйдет никуда, — решил я, — а сейчас повешу над ним зажженный фонарь. Место замечу и отпугну им старую кошку, если она появится ночью».

Так я и сделал. Большой фонарь «летучая мышь», укрепленный среди перевитых колючих ветвей, был помещен мной как раз над тем местом, где пищал котенок.

К утру погода испортилась. Под порывами ветра шелестела листва деревьев, вдали глухо шумело море. Когда ранним утром я пришел к знакомому месту, фонарь продолжал гореть, но котенок долго не подавал голоса. Наконец я услышал знакомый писк, но не в зарослях ежевики, а далеко в стороне. Стараясь поменьше шуметь и часто останавливаясь и вслушиваясь, я пошел на доносившийся голос. Метрах в трехстах от вчерашнего места, среди высокого бурьяна, после кратковременных поисков я обнаружил котенка. Он попал сюда, конечно, не сам. Вероятно, мать-кошка по каким-то причинам не могла кормить молоком детенышей, и они настойчивым писком требовали пищи. Свет фонаря не испугал старой кошки. Ночью она пыталась утащить своего последнего котенка как можно дальше от фонаря, в более спокойное место.

«Не страшен и огонь», — размышлял я, направляясь с третьим котенком в руках к дому.

Несколько дней спустя поел этого случая неожиданно у меня появился четвертый живой экземпляр молодой камышовой кошки.

Был невыносимо жаркий июльский полдень. Влажная жар наших субтропиков заставила все живое замолчать и искать тени прохлады. Молчали сады, лес, поселок — ни птичьего голоса, ни голоса человека.

С раннего утра я «набродился» по водохранилищам-истылям и тоже решил отдохнуть — посидеть дома. Распахнув настежь двери и окна и устроив в квартире сквозняк, я только хотел почитать книжку, как увидел в конце улицы не совсем обычную группу.

Под тенью крупных деревьев по дороге селения не спеша шел высокий человек в широкополой шляпе. Рядом с ним на тонкой веревке, совсем как воспитанная собака, спокойно шагала молодая камышовая кошка. По сторонам бежали деревенские ребятишки с удивлением рассматривая хорошо знакомого им зверя, но в столь необычных условиях.

Группа направлялась к домику, где я поселился. Присмотревшись, я узнал своего московского товарища Верещагина и вышел к нему навстречу. Приятель недолго погостил в Велях. Он был здесь проездом. Спустя три дня, подарив мне ручного камышовой кота Мишку, он уехал в другие районы Закавказья.