А, ну да! Напиться с Кацо, который получался во всей этой истории самым замечательным и безотказным другом из всех, какие только могли топтать землю с тех пор, как были созданы ноги. Да-да, напиться, потом в отель, потом в аэропорт, а потом домой, домой… ага… а там уже посмотрим. Вот он и план. Конечно. Он кивнул вставшему с дивана хозяину, отдаленно напоминающему того, озабоченного автоспуском молодого мужчину с фотографии наверху. Он вышел вслед за Кацо, сел в машину, пристегнулся и закурил, выпуская дым в приоткрытое окно.
— Коля? — позвал его Кацо с некоторой тревогой в голосе. — Ты как?
Колька улыбнулся.
— А знаешь, Кацо, она почти не изменилась. Странно, да? Все-таки четырнадцать лет…
Берл покачал головой и развернул машину в направлении выезда на главное шоссе. Навстречу им по узкой, будто съежившейся улице уверенно пер мощный грузовик с контейнером на спине. «К Екутиэлю…» — подумал Берл, уступая дорогу.
Глава 10
— Вы багаж сами укладывали?
Колька недоуменно посмотрел на свой тощий рюкзак. Тоже мне, багаж…
— Сам.
Девушка из службы безопасности аэропорта открыла было рот для дальнейших расспросов, но опытный Берл опередил ее.
— Укладывал дома, с тех пор глаз с него не спускал, никому не препоручал, ничьих передач не брал, никакого оружия и ничего похожего на оружие с собой не имеет, — скороговоркой выпалил он и продолжил с той же интонацией. — Неженат, в меру красив, в меру богат, хотя и несколько глуповат, гланды вырезаны в детстве…
— Хватит… — с улыбкой кивнула девушка. — Такие подробности меня не интересуют. Проходите.
— А зря… — назидательно проговорил Берл, беря Кольку под руку. — Неженатые безоружные пассажиры с мирными рюкзаками по нынешним временам на дороге не валяются.
Они зарегистрировались у стойки и прошли в зал отправления.
— Слышь, Кацо… — неловко сказал Колька. — Ты не провожай меня дальше. Ты мне и так… в общем, я даже не знаю, как и благодарить… глуповат, ты же сам говоришь. Короче, если что надо будет…
— Ладно… — ухмыльнулся Берл. — Наших с тобой счетов на двадцать спецназовских жизней хватит. А если обычными жизнями считать, то и вовсе на небольшую страну потянет. Я тебе звякну при случае, хорошо?
— Давай. Спасибо тебе.
Они обнялись. Колька подобрал рюкзак и двинулся к паспортному контролю. Берл смотрел ему вслед. Он не привык к роли провожающего — обычно провожали его. Перед тем, как окончательно скрыться за стенкой, отделяющей обладателей билетов в небеса от приземленных пешеходов и автомобилистов, Колька обернулся и помахал рукой. Берл ответил тем же, с удивлением отметив некоторое неудобство в области грудной клетки, словно кто-то несильно, но чувствительно сжал его сердце. Он сердито дернул плечом, и сердце, трепыхнувшась, высвободилось, но зародившийся от всей этой суеты воздушный пузырь поднялся вверх по трахее и застрял где-то в районе горла.
Что за дела… Берл сглотнул дурацкий комок и решительно направился к выходу из терминала, к машине, на автостоянку. Радоваться надо, а не горевать. Дело сделано, разве не так? Следствие закончено, забудьте… А все-таки привязался он к этому странному парню — вон как заныло! Что верно, то верно — напарник из Кольки оказался классный по всем статьям. Понимал с полувзгляда, с полувздоха. Оттого-то, наверное, и молчать с ним можно было сутками без всякой неловкости. Садясь в машину, Берл усмехнулся: да уж, разговорчивым этого приятеля не назовешь. Он включил радио, крутанул ручку настройки. Радио присвистнуло, крякнуло, помолчало и наконец выдало торжественным глубоким голосом:
«…с тобою; и сохраню тебя везде, куда ты ни пойдешь; и возвращу тебя в землю эту, ибо Я не оставлю тебя, доколе не сделаю того, что Я сказал тебе. И пробудился…»
«Нет уж, — вздохнул Берл и крутанул дальше, на музыку. — Давайте-ка лучше что-нибудь полегче…»
Но музыка не помогала. Его не покидало тяжелое чувство, которое можно было бы назвать чувством утраты, если бы к этому имелись хоть какие-нибудь серьезные основания.
— Что? — спросил сам себя Берл. — Ну что? Ну что ты выдумываешь на пустом месте? Да что с ним станется, с твоим драгоценным Колькой? Вот уж, действительно, парадокс: почти четыре недели ты не мог дождаться окончания этой безнадежной эпопеи, и вот теперь, когда она столь успешно завершилась, ты с похоронным лицом и с комком в горле сидишь, не включая двигателя, в машине и куксишься, как последний дурак! Почему?
— Гм… ну, слово «успешно» тут не очень подходит…
— А почему нет? Еще как подходит! Разве вы не прошли до конца по уже почти невидному следу, разве не раскопали все ответы?.. все-все-все, до самых последних, самых мелких деталей? Прошли, раскопали.
— Это да, это точно… но Колька, Колька… ты же знаешь, что это за чувство, ведь знаешь, правда? И не надо врать самому себе, бижу, ох, не надо…
Берл снова вздохнул и выключил радио. Конечно, он прекрасно знал это чувство, вернее предчувствие. Сколько раз, прощаясь с товарищем на улице, за столиком кафе, в телефонном разговоре, он испытывал это внезапное стеснение в груди, ощущал этот комок, выдавливаемый из сердца вверх, к основанию языка. И каждый раз этот знак означал одно и то же: больше они не увидятся никогда. Никогда. Вот сейчас товарищ уходит, исчезает в толпе, вскакивает на подножку автобуса, закидывает за спину рюкзак, вешает трубку на другом конце провода… и все… все!.. уходит, чтоб не вернуться, погибнуть, исчезнуть в крутящемся водовороте небытия. И в каждый такой раз Берл приподнимался на стуле, делал шаг вдогонку, нечленораздельно мычал в ответ частым телефонным гудкам — остановить, задержать, не отпустить. И каждый раз отпускал — потому что не видел никаких разумных причин для тревоги — ни одной, даже самой завалящейся, ничего, кроме дурацкого суеверного предчувствия, над которым можно было только посмеяться, как и положено смеяться над дурацкими суевериями, но у которого имелось одно неприятное качество: оно всегда оказывалось безошибочным. Всегда.
«Так… — подумал Берл. — Но даже если и так, то что в этом такого страшного сейчас, в случае с Колькой? Если твое предчувствие действительно утверждает, что вы больше никогда не увидитесь, то причиной тому может быть не только смерть. Что он — на войну отправляется, твой Колька? Нет ведь, все свои войны он только что завершил, с твоей, кстати, помощью. Ему теперь не угрожает ровным счетом ничего, а значит, и смерть тут ни при чем в этой вашей намечающейся вечной невстрече. Вы просто закончили совместные дела, вот и все. И ничего другого. Ты будешь жить своей солдатской жизнью, пока не убьют; он будет тихо сидеть на своей вышеградской автостоянке, пока не сопьется… каждый из вас будет отныне катиться в свою собственную лузу по своей собственной, отдельной траектории. Они уже не пересекутся, эти траектории. Оттого и предчувствие. Ну?»
Да, определенная логика в этом рассуждении присутствовала. Ну и слава Богу. Берл тряхнул головой, отгоняя дурные мысли, и повернул ключ в замке зажигания. Теперь оставалось только вернуть эту прокатную тачку — последнюю свидетельницу их долгих метаний между Хайфой и Беер-Шевой. Через два часа у него была назначена встреча с Мудрецом в Иерусалиме. Колька к тому времени уже взлетит.
Колька прошел паспортный контроль. У девушки-пограничницы в будке были длинные волнистые волосы, как у Вики… как у Гели… Теперь он думал о них вместе, сразу и о той, и о другой, будто они стали одним неразделимым существом. До посадки оставалось еще больше часа. Вдоль длинного коридора, ведущего в сторону посадочных ворот, тихонько урча, двигалась лента эскалатора. Колька ступил на нее, бросил рюкзак под ноги и стал разглядывать аэродром, неторопливо проплывающий мимо за стеклянной стеной. Все шло как надо, согласно плану. На душе у него было легко и пусто до звонкости.
Они провели с Кацо два прекрасных вечера в Тель-Авиве. Два — потому что решили, что, чем лететь на перекладных, лучше подождать сегодняшнего прямого белградского рейса. Хотя и с перекладными тоже подошло бы, о чем Колька и заявил сразу же. Но Кацо настоял на своем. Вообще после их визита в Гуш Катиф он обращался с Колькой, как с фарфоровой вазой. Ну и ладно… хотя Кольку такое отношение немного смешило, спорить он не стал. Какая разница? Торопиться все равно теперь некуда. И если это может доставить удовольствие другу, то отчего бы не уступить?
