— Ах, как жаль! Бедняжка Гарри зарыдал навзрыд, когда я сказала ему, что вы останетесь в Стэньоне всего до утра! Бедный малыш! Он еще не забыл, как когда-то давно добрый дядюшка Мартин катал его на лошади, усадив в седло перед собой! Они скакали по парку во весь опор, а сейчас малыш Джонни умирает от зависти! Конечно, я пообещала им, что завтра же утром дядя Мартин возьмет их обоих с собой на прогулку. Видели бы вы, как они радовались, бедные крошки! Взяли с меня честное слово, что так и будет!

На лице доброго дядюшки Мартина было написано все, что угодно, кроме согласия. Однако он великодушно молчал, пока не оказался вне пределов слышимости. Только тогда отважился с возмущением заявить во всеуслышание, что если Луиза вбила себе в голову, будто он, Мартин, станет забавлять ее отпрысков, то она глубоко ошибается.

— Ради бога, Мартин, ты что, спятил?! — возмутился Жервез. — Имей в виду, ты как миленький отправишься на прогулку и возьмешь с собой этих двух маленьких шалопаев, едва только проглотишь завтрак! И учти, ты это сделаешь, даже если нам с Тео придется веревкой прикрутить тебя к лошади!

Мартин недовольно скривился, потом немного подумал и, наконец высказался, что, по его мнению, обоим мальчикам значительно больше понравится, если он усадит их на Клауда.

— Ничто в мире не доставило бы мне большей радости, чем покатать их на Клауде! — вспыхнул Жервез. — Но увы, печальная истина состоит в том, что мой Клауд хотя и превосходно вымуштрован, но почему-то не переносит даже вида детей, не говоря уж о том, чтобы позволить им сесть в седло. Сам удивляюсь, с чего это он, но…

— Нет, не говори этого! Только ты, и никто другой! — завопил Мартин. — Ты единственный, кому можно доверять!

— Именно так, и как раз поэтому я честно тебя предупреждаю: только попробуй куда-нибудь испариться, лишить племянников этого маленького удовольствия, и ты покинешь Стэньон, чтобы никогда не возвращаться!

Выражение глубочайшего удивления появилось в глазах Мартина. Немного подумав, он склонился к сводному брату и с видом заговорщика прошептал ему на ухо:

— Слушай, Жервез, я ведь только хотел сказать, что, может быть, Тео…

— Очень умно! — фыркнул эрл. — Похоже, ты забыл, что он боится детей как огня.

— Кто боится? — осведомился Тео, появившись как раз вовремя, чтобы расслышать последние слова. Рассмеявшись, когда ему объяснили, кого имели в виду, Тео принялся уверять, что только доброму дядюшке Мартину по силам доставить детям удовольствие. — А уж поскольку Мартин имел когда-то несчастье свалять дурака, так будет только справедливо, если последствия столь необдуманного поступка падут именно на его голову, — злорадно добавил он. — Кстати, не знает ли кто-нибудь, где сейчас Друзилла? Надо распорядиться насчет ужина для детей, а, по-моему, она единственный человек, кто нашел общий язык с кухаркой.

— Бедняжка Друзилла! — пробормотал сочувственно эрл. — Интересно, чем сейчас заняты эти маленькие чудовища, мои племянники? Когда я видел их в последний раз, они, высунув от усердия языки, старались поджечь драпировки в гостиной.

— Не волнуйся. Мисс Болдервуд забрала их в Малиновую гостиную, они там собирают головоломки.

Эти слова произвели неожиданный эффект: и эрл, и его брат мгновенно сорвались с места, заявив во всеуслышание, что просто горят желанием принять участие в игре, которой оба баловались в детстве.

А в это время леди Грампаунд имела удовольствие побеседовать с матерью наедине. Муж ее, типичный сельский житель, сразу же отправился осматривать конюшни и ферму. Окинув придирчивым оком все изменения, которые произошли со времени их последнего визита, он решил, что в его собственном имении дела ведутся куда лучше.

В действительности же леди Грампаунд привело в Стэньон не столько желание потанцевать и повеселиться, сколько любопытство повидать Марианну. Та была настолько мила, что объявила, будто в жизни не видела таких смышленых и здоровых детей, как Гарри и Джон, и с присущим ей добродушием принесла себя в жертву, занявшись игрой в головоломки. Все это заставило леди Грампаунд назвать ее душечкой и сказать, что более подходящей невесты для ее брата и желать нечего.

— Как несправедливо, что бедняжку Мартина лишили всякой надежды на наследство! — сокрушалась она. — Не могу и сказать, как я была удивлена, когда узнала, что Жервез всю испанскую кампанию прошел без единой царапины. Странно, ведь полк, в котором он служил… Словом, ему сильно досталось, и можно было бы ожидать… Но, как бы то ни было, я рада, что так случилось. Мне он страшно нравится, вот только если бы он не был старше Мартина! По правде говоря, я даже привязалась к нему. Никогда не забуду, какой милый подарок прислал он на крестины Джонни! Но раз уж бедненького Мартина оставили почти без средств, стало быть, ему надо найти подходящую партию, а в этом смысле лучше мисс Болдервуд и искать нечего! На мой взгляд, она просто безупречна, и поговаривают, мама, что старый сэр Томас скопил добрую сотню тысяч фунтов, а то и больше! Однако мне не нравится, что здесь появился этот Улверстон. Честно говоря, я не слышала, чтобы он подумывал о женитьбе, но теперь, когда его батюшка стал эрлом, думаю, было бы неудивительно, если бы он настаивал, чтобы сын женился. Кстати, нельзя не признать, что виконт хорош собой. И потом, достаточно богат. Так что для него не составит особого труда жениться на наследнице.

При последних словах дочери легкое облачко тревоги набежало на чело вдовствующей графини. Но через мгновение лицо ее просветлело. Ум этой женщины с трудом воспринимал новые идеи. К тому же ей казалось почти невероятным, чтобы на свете мог существовать молодой человек, способный затмить в сердце девушки ее дорогого сына. Ведь Мартин был высок ростом, красив, да и происхождения самого благородного, а его выходки она воспринимала примерно так же безмятежно, как ее дочь — капризы собственных малышей. Они ее забавляли, не более.

Не интересуясь ни в малейшей степени ничем, что выходило за рамки интересов семьи, леди Грампаунд очень скоро перешла на другую тему, которая занимала ее куда больше, чем сердечные и денежные дела Мартина. Язык ее работал без устали. Начав с жалоб на то, что крошке Гарри совсем не дается математика, продолжила сетованием на бесконечные простуды Джонни, потом занимавшей ее проблемой, где бы отыскать младшего лакея, в котором приличная внешность удачно сочеталась бы с респектабельностью. Все это позволило обеим дамам скоротать время до того часа, когда объявили, что пора переодеваться к балу.

Леди Болдервуд решила, что Марианне лучше всего появиться на балу в белом атласном платье, очень скромно отделанном русскими кружевами и жемчугом. Мисс Морвилл, заглянув к Марианне узнать, не нужно ли ей что-нибудь, в глубине души пожалела, что старая леди Болдервуд так не вовремя заболела и теперь не видит, как очаровательно выглядит ее дочь. Но поскольку не в ее правилах было попусту о чем-то сожалеть, она лишь от души похвалила наряд Марианны, успокоила ее по поводу локонов, которые умелые руки Бетти уложили по-английски, с нарочитой простотой, и набросила на обнаженные плечи девушки прелестно вышитый газовый шарф, с милым добродушием показав, как расположить его складки, чтобы те наиболее выгодно подчеркнули их красоту. Сама она, по ее словам, уже не раз принимала участие в лондонском сезоне, а поэтому у нее не было необходимости надевать непременно белое, как положено дебютантке, тем более, что и цвет этот ей совершенно не шел. Мисс Морвилл надела нарядное платье из шелковистого крепа любимого ею нежно-розового цвета, поверх которого красовалось верхнее платье узорчатого шелка. Ее жемчужные бусы были куда скромнее тех, что надела Марианна. Но в ушах сверкали бриллиантовые серьги, а в руках, обтянутых доходящими до самого локтя французскими перчатками изумительного нежно-розового оттенка, немедленно вызвавшими жгучую зависть Марианны, был старинный веер.

— Да, перчатки и в самом деле очень хороши, — с удовольствием согласилась Друзилла, — мой брат Джек был так мил, что прислал их мне из Парижа, когда был там в прошлом году. Я еще ни разу их не надевала.