Марианна, которая уже успела сменить испачканную амазонку на свежее платье из тончайшего муслина, украшенное темно-голубыми лентами, казалась еще прелестнее, чем раньше. Кроме того, эрл с удовлетворением отметил, что, по всей видимости, не ошибся в оценке характера леди Болдервуд. Хрупкая, изящная женщина, все еще сохраняющая остатки былой красоты, она была любезна, но сдержанна и, похоже, не испытывала особого трепета перед высоким положением супруга. В отличие от него, шумного и болтливого, она была полна чувства собственного достоинства, а разговор ее отличался здравым смыслом и сдержанностью.

Пока сэр Томас громко распекал дочку за то, что та не позаботилась о сопровождающем, хозяйка дома непринужденно занимала эрла беседой. В конце концов, он пришел к выводу, что все семейство ему нравится. Он чувствовал себя как дома, и хотя хозяева, каждый на свой лад, дали ему попять, как они благодарны за услугу, оказанную дочери, оба были достаточно учтивы, чтобы не надоедать ему изъявлениями чувств. А что касается самой Марианны, то он только удивлялся, как это природа могла создать такое прелестное жизнерадостное существо, да еще с таким солнечным характером. Все ворчливые упреки отца девушка встретила веселым смехом, звеневшим как колокольчик, и умильными просьбами о прощении за доставленное беспокойство. Заметив, что отец допил вино, она тут же вскочила, чтобы наполнить его бокал.

— Ну, надеюсь, раз уж мы свели знакомство попросту, без церемоний, вы не замедлите вновь навестить нас, лорд Сент-Эр? — поинтересовалась леди Болдервуд. — Конечно, здесь, в деревне, мы не считаем нужным особенно соблюдать светские условности, тем более что и Марианна еще не начала выезжать, ведь мы собирались ехать в Лондон только в следующем месяце. Так что, если вы ничего не имеете против того, чтобы как-нибудь вечерком сыграть, скажем, в лото или потанцевать, даже если в гостиной будет всего несколько пар, я была бы счастлива, если бы вы навещали нас без всяких церемоний, по-соседски.

— Вот это правильно! — воскликнул сэр Томас. — Терпеть не могу весь этот вздор! Пустим в ход все это кривлянье, когда вернемся на Гросвенор-сквер! Если бы я мог жить, как мне правится… Но где там! Уж этот котенок душу вынет из старого отца, но заставит ездить на всякие вечера и балы, чтоб им пусто было! Разве не так, радость моя?

Марианна вспорхнула на ручку кресла и на мгновение прижалась свежей, нежной щечкой к щеке отца.

— Папочка, милый! Каюсь, ты прав! Я бы не отказалась от всего этого ни за что на свете!

— Да уж, можешь этого не говорить! Ах ты, шалунья, думаешь, обведешь меня вокруг пальца? Так что, милорд, милости просим в Виссенхерст в любой день и час. Теперь вы знаете дорогу, а уж коли забудете, так юный Мартин живо вам напомнит! Нет, нет, не обижайтесь, только ведь я не хуже любого другого знаю, как обстоят дела в Стэньоне. И пусть ее милость простит меня, ваша мачеха хорошая женщина, но ведь вы небось чуть скулы со скуки не сворачиваете!

Эрл рассмеялся, поблагодарил радушного хозяина и встал, собираясь прощаться. Пока он осторожно сжимал тонкую ручку Марианны, она простодушно улыбнулась ему и сказала:

— Приезжайте снова! У нас бывает очень весело, к нам ведь многие любят ездить!

— Обязательно приеду, даю вам слово, — отозвался Жервез. — А вы, надеюсь, — их взгляды встретились, — так же почтите Стэньон своим посещением! Моя мачеха собирается дать один или два больших званых вечера или даже бала. Уверен, вы очень скоро получите от нее приглашение.

— О, как замечательно! — воскликнула радостно Марианна, захлопав в ладоши, как счастливый ребенок. — Так вы дадите бал в Стэньоне? Скажите «да», умоляю вас! Это будет фантастическое зрелище!

— Желание мисс Болдервуд — закон для меня! Быть по сему — бал будет!

— Любовь моя, перестань! Ты ведь уже взрослая девушка! — с упреком взглянув на дочь, сказала леди Болдервуд. — Умоляю, не обращайте на нее внимания, лорд Сент-Эр!

Она подала ему руку на прощанье, попросила передать привет и наилучшие пожелания вдовствующей графине, а сэр Томас проводил до самого выхода и постоял на крыльце, пока из конюшни не привели оседланную лошадь эрла.

— И не вздумайте устраивать бал, если вам не хочется! — напрямик заявил он. — Не пройдет и месяца, как моя дочурка будет сыта балами по горло. Думаю, ее матушка тоже согласилась бы со мной, что дочке лучше вначале показать себя на Гросвенор-сквер, а уже потом разъезжать по гостям. Мы обязательно пришлем вам приглашение. Но мы будем рады, если вы до того времени будете просто заезжать к нам по-соседски! Люблю, когда вокруг меня молодежь, знаете ли, люблю, когда жизнь бьет ключом, а уж коли вспомнить, что мне довелось пережить в Индии, так теперь даже приятно держать открытый дом. — Он лукаво хмыкнул. — Вот чего я никогда не боялся, так это скуки, даже в деревне! Если где-нибудь в округе живет какой-нибудь юнец, пусть даже за двадцать миль от Виссенхерста, можете быть уверены, не пройдет и нескольких дней, как я обнаружу его у себя в гостиной! Но, как я всегда говорю жене, в данном случае, чем больше, тем лучше, вернее, спокойнее. Сами понимаете, милорд, мы отнюдь не стремимся поскорее выдать нашу малышку замуж. Иногда я думаю: а что же будет с нами, когда она решит свить собственное гнездо?! Многие уговаривали нас представить ее ко двору уже в прошлый сезон, но мы сказали «нет», придет еще время! Ого, а вот и ваша лошадка! Да, лошади — это как раз то, в чем я разбираюсь, уж вы мне поверьте! Ах ты мой красавец, серый, да еще в яблоках! Передние ноги-то как хороши! Знаете, милорд, многие не нахвалятся полукровками, но вот что я вам скажу — кровь есть кровь и, провалиться мне на этом месте, она себя покажет!

Прошло немало времени, прежде чем Мартин, сопровождаемый по пятам назойливым приятелем, вбившим себе в голову, правда с самыми лучшими намерениями, затащить его к себе домой, добрался наконец до Стэньона. Мистер Уорбойс, давно привыкший к обычным для Мартина вспышкам раздражения, с похвальной проницательностью решил дать ему возможность остыть перед встречей со сводным братом. Замысел его сам по себе был великолепен, но ему не суждено было осуществиться.

Этому помешало сразу несколько обстоятельств. Во-первых, появление миссис Уорбойс, пухленькой и совершенно безмозглой дамы. Ей уже перевалило за четвертый десяток, но она сохранила детскую непосредственность, а потому с места в карьер принялась превозносить до небес красоту нынешнего эрла. Во-вторых, замечание, невзначай оброненное мистером Уорбойсом-старшим, который приветствовал обоих юношей с куда меньшим энтузиазмом, чем его супруга. Это замечание, изрядно испортившее Мартину настроение, заключалось в том, что и Мартин, и его собственный сын, да и вообще любой другой поклонник юных прелестниц вряд ли способны выдержать хоть какое-то сравнение с титулованной особой.

— Если только Болдервуд не еще больший осел, чем я о нем думаю, — добавил Уорбойс-старший, — уж он сообразит, что к чему, и позаботится, чтобы Сент-Эр непременно достался его ненаглядной доченьке!

Ошеломленный и сбитый с толку вопиющей бестактностью родственников, мистер Уорбойс-младший возмущенно воскликнул:

— Да я бы охотно сделал предложение этой милой девушке, если бы не был уверен, что у эрла самые серьезные намерения!

Так стоит ли удивляться, что эффект, произведенный всей этой сценой, привел к тому, что Мартин Фрэнт вернулся домой в состоянии, близком к умопомешательству?

Хотя, положа руку на сердце, он не мог сказать, что сэр Томас и леди Болдервуд так уж поощряли его ухаживания, однако сознавал, что раньше, до появления в Стэньоне сводного брата, все-таки выглядел наиболее подходящей партией для Марианны.

Мартин увидел ее впервые, когда она была еще школьницей, а сам он только что поступил в Оксфорд. Тогда, естественно, женитьба еще не занимала его мысли. И еще очень долго после этой встречи он думал о ней всего лишь как об очень славной девчушке, шаловливой и озорной, немного избалованной, но доброй. Прошел немалый срок, прежде чем он оказался в плену ее девичьей прелести. Мартин тоже был весьма привлекательный юноша, а его знатное происхождение и элегантность окружали его романтической аурой. К тому же он превосходно играл в крикет, был прекрасным охотником и неутомимым наездником, готов был скакать весь день напролет, преследуя с гончими несчастную лису, и внимание такого человека приятно льстило самолюбию школьницы. Что же до леди Сент-Эр, то она позаботилась навести соответствующие справки и, выяснив, что красавица Болдервуд унаследует не меньше сотни тысяч фунтов, стала расточать перед ней любезности. Если бы сэр Томас захотел, он бы мог обедать в Стэньоне семь дней в неделю. Даже его манеры графиня называла не иначе как прелестными в своей естественной простоте. Она снизошла до того, что посвятила не меньше часа нравоучительной лекции на тему о золотых сердцах, которых порой не видно с первого взгляда. Что же касается сэра Томаса, то он не питал ни малейших иллюзий на ее счет. Высокое положение в свете леди Сент-Эр тоже, похоже, ничуть его не впечатляло, поэтому он старался появляться в Стэньоне так редко, как только допускали правила вежливости, но при этом всегда был искрение рад видеть у себя Мартина, которого, как не раз говорил, считал сорвиголовой, но не распутником, а потому не видел нужды мешать его дружбе с Марианной.