Елиса взглянула на мать Спарапета, склонилась перед нею и обратилась ко всем:

– Наши сыновья, которые служат в коннице сражаются сейчас против кушанов… Пожелаем же им, чтобы они удостоились счастья сражаться за родину! Ах, князь, считай себя счастливым. Что делать детям нашим, прах которых должен оставаться в чужой земле? Кто им родную землю даст?..

– Родина освободит их, – надейся, Елига! – утешала мать Спарапета.

Новоприбывшие перешли к Артаку Несмотря на слабость, он присел на ложе и поцеловал руку Старшей госпожи.

– Крепись, дитя мое! Береги свою жизнь для большого дня! – сказала ему мать Спарапета.

– Слово твое принимаю как приказание! – отозвался Артак.

Мать Спарапета прибыла в Рштуник по серьезному делу. На побережье Бзнунийского моря она собирала особый отряд из нахарарских жен и дочерей и из крестьянок Через особых гонцов она разослала призыв ко всем – собраться в замке Рштуни, чтобы почтить могилы сепуха Гедеона и других рштунийских подвижников – воинов и крестьян, павших во время выступления нахараров-предателей.

На следующий день в замок прибыли другие – жена и дочь нахарара Арцруни с несколькими десятками женщин из княжеских семей и с крестьянками Арцруника. Старшая госпожа приказала всем приготовиться к посещению могил погибших.

К шествию присоединились также восставшие рштунийские крестьяне во главе с Абэлом-Наапэтом и воины с сепухом Бардом. Погибшие покоились на родовом кладбище Рштуни. Анаит и Олимпия с плачем упали на могилу Гедеона. Рыдали, стоя чугь поодаль, и Эстер с княгиней Аршалуйс. Мать Спарапета строго взглянула на них и воскликнула:

– Не плачьте!.. Радоваться нужно, – погибшие победили! Она молча помолилась, затем обратилась к женщинам:

– Дал бы господь и нам удостоиться победы! Наши воины-защитники, наш Спарапет, наши военачальники посвятили себя великому делу… Дадим же и мы, женщины страны Армянской, клятву пренебречь лишениями и опасностями и до конца остаться верными родине и народу!

– Аминь! – в один голос отозвались и знатные женщины, и крестьянки.

Елиса повернулась к Старшей госпоже, склонила голову перед нею и обратилась ко всем:

– Зло в мире сильнее, чем добро. Зло – страшный зверь, добро – светлое дитя. Зло хочет задушить, уничтожить его… но не по силам ему это! Так уж ведется в мире, что в конце концов побеждает все-таки добро. Поможем ему, пусть оно победит! Великая госпожа, да разит без промаха меч нашего Спарапета, поднявшегося на защиту страны и народа! А нам пусть господь придаст силы и терпения. Надо держаться – и мы будем держаться. Надо бороться – и мы будем бороться.

– Да будут благословенны твои уста, Елиса! – отозвалась мать Спарапета. – Да будет наш обет нерушим, вера наша – чиста! Пойдем по всей стране, будем выполнять наш обет…

Все опустились на землю вокруг Старшей госпожи. Рядом с нею с одной стороны села мать Гадишо, с другой – Эстер. Анаит и Шамунэ отошли в сторону вместе с Олимпией: они утешали подругу, убеждая ее, что преступление отца не ложится пятном на их семью.

– Всю надежду я на моего Гадишо возлагала… Думала – вот вернется, будет оплотом Спарапету, -сокрушалась она.

– Раз он предал родину, откажись от него, княгиня Хорхоруни! – строго сказала Эстер. – Нет у тебя сына!

– Ах, – вздохнула мать, – разве повернется язык у матери сказать, что у нее нет сына?

– Перебори печаль, княгиня Хорхоруни! – произнесла мать Спарапета. – Наступили великие дни, изменились сердца наши. Нет теперь ни сыновей, ни матерей, – теперь родная земля стала нам матерью, и все мы стали ее детьми!

– Правда истинная, правда! – откликнулись все.

– Нет теперь ни сына, ни мужа, ни родственника! – со вспыхнувшей яростью воскликнула Эстер. – Предателям полагается смерть, а не сожаление и слезы! И если попадется мне в руки мой зять-предатель, мечом изрублю его и куски в пропасть покидаю!

– Не надо, мать, не говори так! – с испугом остановила ее княгиня Аршалуйс. – Не то камни донесут, и он еще явится сюда, этот зверь!

– Скажу и повторю снова! – твердила несчастная Эстер. – Пусть явится! Смерти я, что ли, боюсь? Он давно меня убил…

Чем больше пыталась дочь успокоить Эстер, тем больше разгоралась в ней ярость.

– Оставь, дочь моя, оставь! – вмешалась мать Спарапета.

– Эстер – воин, пусть воюет!

– Пусть воюет! А за нас кто воевать будет?! – со злобой кричала старая крестьянка, высоко поднимая свои почерневшие сухие руки, в которых держала пригоршни земли из могилы своего сына.

Это была Мариам – рштунийская крестьянка, присоединившаяся к отряду Хандут. Она с горечью повторила:

– Кто за нас воевать будет? Все молчали.

– Поглядите-ка, один сепух погиб от руки тирана, а какой плач подняли все княгини и девушки из княжеских семей! А сколько гибнет наших молодых цветущих жизней! Мы из камня сделаны, если мы такое горе выдерживаем! За кого мы всегда стеной вставали, за кого воевали, чью страну охраняли? Не ваша разве была эта страна, не ваша земля, не вам принадлежали ее блага? А мы? Была разве у нас наша страна? Вашей была и земля, вашей была и страна… И теперь снова мы вашу страну для вас охраняем! Как же можно нас доводить до того, до чего вы нас довели? Это справедливость ваша?!

– Знаю я об этом, знаю, дочь моя, терпи… Терпи, сестрица Мариам! Господь возложил на князей грех, а на крестьян страдания. Потому и послал он теперь кару на головы князей!

Мать Спарапета была уверена, что общий обет «князя и крестьянина», общая война за родину, общие жертвы сравняют, примирят непримиримое – господина со слугой. Но чем больше углублялась она своим мудрым, живым умом и строгой своей совестью в смысл событий, тем очевидней становилось ей все усиливавшееся расхождение.

– Вместе смерть подвижническую примем – сравняемся! Пожертвуем жизнью отчизне, искупим грехи наши… Что мне сказать вам еще? Пусть сам господь всемилостивейший будет опорой сперва вам, потом нам!

Вечерело. Все склонились над могилами Гедеона и других убитых и вернулись в замок.

Старшая госпожа приказала всем быть готовыми выступить утром в Могк, Арцруник и остальные области по северному побережью Бзнунийского моря, чтобы поднять и там на ноги женщин страны Армянской – всех без исключения, как в княжеских, так и в крестьянских семьях, объединить их в одну тесную семью вокруг борьбы за общее дело.

В полночь недалеко от замка послышались крики и шум. Цокали копыта коней, лязгали щиты, звенели мечи, смешались в нестройном гуле вопли, проклятия и крики.

Превозмогая слабость, Артак вскочил с ложа и, схватив меч, выбежал в одной рубашке. За ним последовал Зохрак. Впереди бежал сепух Вард.

– Государь, нахарар подступает!

– Воинов наружной охраны – к воротам, внутренней – к башне! – распорядился Артак.

Вард немедленно спустился во двор и выполнил этот приказ. Артак и Зохрак поспешили к главной башне.

Вдогонку им бежали Анаит и Астхик, неся плащи. Молодые князья приняли командование и успокоили воинов, которые растерялись было от неожиданности нападения. Нахарар Рштуни хорошо учел благоприятные возможности, которые могло ему примести внезапное ночное нападение.

– К воротам! – громко скомандовал Артак. Воины толпились под сводами ворот; в то же время башенные стрелки осыпали нападавших дождем стрел, не давая им подойти близко.

Из окон замка женщины с тревогой наблюдали за ходом боя. Ночная темнота не позволяла им разобраться в происходящем достаточно ясно, но приблизительное понятие о том, на чьей стороне перевес, они смогли себе составить.

– Боже милостивый, боже милостивый! – убивалась княгиня Аршалуйс. – Сейчас он ворвется!

– Не ворвется! Закатится сейчас его звезда! – с ненавистью воскликнула Эстер. Взяв меч, она быстро спустилась во двор.

– Не надо! Вернись! – кричали вслед ей женщины.

Но Эстер не слушала.

К глухим голосам сражавшихся временами примешивались пронзительные женские вопли, которые придавали схватке какой-то странный, особенно тревожный характер. Ясно можно было различить яростные выкрики Мариам: