– Эх, тоже сказала! – упрекнул ее Арцви. – Мне со Спарапета глаз спускать нельзя. Если – не дай бог – Спарапету будет грозить опасность, разве стану я жалеть себя или коня моего?

Арцви был занят какими-то мыслями. Внезапно он поднял голову и заговорил, но голос его звучал так, точно говорил кто-то другой, а не прежний Арцви:

– Может, вы думаете, что я не живой человек, не знаю, что такое молодость, что такое любовь? Много лежит у меня на сердце! Да только, если хотите всю правду знать, обет я дал, что не войду в мир, а сердцем своим и жизнью пожертвую ради Спарапета Ведь Спарапет- это и есть народ армянский!

Дэшхо опустила голову. Луис ласково гладила кудри Арцви.

– Хороший ты, Арцви. И хорошо сражаешься, правда? Арцви широко улыбнулся, сверкнув зубами.

– А я откуда знаю? – Помолчав, он добавил:- Не позволяет Спарапет, а то я не знаю, куда силу свою девать! Ведь на что это похоже? К чему людям война? Чтобы человек человека истреблял? Дали бы нам персы жить!

– Что бы ты тогда делал? – заинтересовалась Луис.

– Вернулся бы к себе домой, разводил бы коней.. И еще седла бы шил. Хорошие я шью седла, не натирают коням спины…

В давильню заглянула встревоженная Магтах, жена Ваража:

– Говорят, марзпан хочет завтра устроить избиение народа. Словно день потемнел, солнце затмилось для девушек и Арцви…

– Ну, я еду! Спарапет приказал не задерживаться! – сказал Арцви.

Пока он седлал коня, крестьяне окружили давильню.

– Значит, так, – обратился к ним Арцви, – Спарапет сказал, что, как только услышите шум, сейчас же начали выступление!

– Скажешь Спарапету – будет сделано, как он приказывает! – спокойно отозвался Саак.

Лусерэсу удалось незаметно вывести Арцви из города, выдав его за тайного юнца Васака.

Отряды Васака, встревоженные вестью о том, что с Бзнунийского побережья и из других областей стремительно двигается к Арташату восставший народ, начали особенно сильно прижимать население расположенных вокруг Айрарата местностей и усилили нажим на Атома. А в это время Вардан спустился со своим полком в Котайк через перевал Сота. Он избрал для своего полка этот сопряженный с неимоверными трудностями путь для того, чтобы ввести в заблуждение Васака, который держал под наблюдением всю линию Арташат – Хагхаз, предполагая, что Вардаи пойдет по северному побережью Севанского моря.

И вот в один прекрасный вечер, когда Васак ждал возвращения одного из своих карательных отрядов, в городе распространился слух, что приближается Вардан.

Пронзительно завизжали трубы, возвещая тревогу. Все всполошились. Все полки были поставлены на ноги. Удар ожидался со стороны Севанской дороги, а конники Вардана ворвались в город с востока. Паника поднялась в войсках Васака. Ночной мрак усиливал ее. Со всех концов города и из пригородов высыпали жители и вооруженные крестьяне и неожиданными нападениями из засад окончательно расстроили боевой порядок в войсках Васака.

Сепух Арташир метался по городу, как разъяренный барс, пытаясь собрать растерявшихся от неожиданности бойцов.

Васак понял, что ему надо или немедленно укрепиться в городе, или же вывести войска и быстро отойти по южной дороге к Сюнику, пбка этот путь отступления не перерезан, отойти – как бы ни был похож этот отход на бегство.

Молча смотрели на него растерявшиеся наларары. Васак принял решение: он приказал бросить все и быстро уходить по Сюнийской дороге.

Едва успев надеть доспехи и взять оружие, он вскочил на коня и, предложив нахарарам следовать за ним, помчался к городским воротам. А там, по Сюнийской дороге, уже беспорядочно отступали не дождавшиеся приказа об отступлении и охваченные паникой войска.

Полк Вардана вошел в Арташат и был встречен чикованием и благословением народа, запрудившего все улицы. Факелы освещали победоносные войска, город имел праздничный вид.

Вардан тотчас приказал выделить сил лшй отряд для преследования отступающих, окончательно разгромить которьо должны были главные силы. Победители заняли сторожевые башни и подходы к городу. К Атому и Артаку помчались гонцы сообщить обо всем, что произошло, и предписать по возможности быстрей подтянуть силы к Арташату.

Помощь подоспела Артаку и Зохраку в тот момент, когда их положение было очень тяжелым. Телохранители Артака Рштуни напали на них из засады и ранили их обоих, когда выбежавшие из опочивальни Эстер, княгиня Аршалуйс и Астхик подняли тревогу и спасли их от гибели.

Артаку почудилось, что к нему как будто подошла Анаит, но лицо ее было закрыто густым покрывалом, она казалась больной.. Его уложили в постель, за ним ухаживали жена и дочери сепуха Гедеона. Рядом стонал Зохрак, и Астхик подносила ему воду… Артак не мог даже спросить, что с ним происходит; сильный жар помутил его сознание. Как сквозь сон слышал Артак голос еепу ха Варда, рассказывавшего, что Гадишо и нахарар Рштуни бежали в горы Рштуника; что они якобы намерены уйти в Сгоник, гдесобираются все нахарары-предатели…

Но сепух Вард ни словом не упомянул о Гедеоне и Анаит; Артак слушал и тотчас все забывал.

В замке сейчас распоряжался сепух Вард. Он собрал всех приверженцев Вардана из числа воинов и крестьян, выдал оружие тем, у кого его не было, и держал их в боевой готовности, чтобы не быть застигнутым врасплох в случае неожиданного нападения. Всех раненых он поручил заботам лекарей.

Вскоре прибыла в замок и мать Артака и вместе с Анаит стала ухаживать за раненым сыном. Никто не мешал и Астхик заботиться о Зохраке.

Анаит уже сбросила покрывало, не считая нужным дольше скрывать раны, нанесенные ей истязателем Артаком Рштуни. Едва сдерживая слезы, рассказала она, что тот убил ее этца.

Пережитые события, весть о предательстве Васака, неопределенное положение и опасности, угрожавшие Рштунику, – все это держало обитателей замка в напряжении и тревоге.

Медленно поправлявшийся Артак начал постепенно проявлять интерес к окружающему. Он пытался встать с постели, но не мог.

– Анаит. едет мать Спарапета, с ней жены нахараров! – как-то вечером, вбежав в покой и с трудом переводя дух, сообщила Астхик.

– Почему же ты так испугалась, милая? – сказала Эстер.

Мать Артака, Эстер и княгиня Аршалуйс поспешили навстречу новоприбывшим, в числе которых были жены и дочери нахараров Мамиконяна, Хорхоруни, Гнуни, Апауни. Их сопровождал отряд вооруженных крестьянок. Все были верхом на конях; женщины княжеского происхождения носили черные одежды, у крестьянок в знак скорби были распущены косы. Несмотря на холода, все были босые. Так велела Старшая госпожа.

Сама она, войдя, направилась прямо к Зохраку, осмотрела его, помолилась, поцеловала в лоб и затем присела у его ложа. Присели и остальные гостьи.

В дверях показались крестьянки.

– Войди, Елиса! Войдите, сестрицы и дочки! – с мягкой грустью пригласила их Старшая госпожа.

Держась с большим достоинством, без той неловкости и скованности, которые проявила бы крестьянка, попав в замок при других обстоятельствах, вошла почтенного вида старуха. Остальные, одетые по-праздничному, вошли вслед за нею. Елиса молча, не волнуясь, поцеловала Зохрака в лоб, села рядом с матерью Спарапета. Остальные крестьянки не решались садиться в присутствии Старшей госпожи.

– Господь уберег твою жизнь, ягненок, чтобы ты сподобился участвовать в великой войне! – с любовью сказала Зохраку Старшая госпожа.

Зохрак показал глазами на босые ноги своей бабки:

– Зачем это, Старшая мать?

Та строго и торжественно кивнула головой:

– В скорби сейчас народ и страна, ягненок мой… Взгляд ее упал на Анаит, она раскрыла объятия:

– Подойди, доченька, подойди! Вот теперь ты мне истинная дочь!

Анаит разрыдалась.

– Не надо, не плачь, дочь моя, отец твой спит в родной земле.

– Да успокоит господь его душу! – со слезами на глазах отозвались присутствующие.

Больше всех были потрясены мать и жена Гадишо и дочь его Олимпия. Как только до них дошла весть об измене Гадишо и Артака Рштуни. они поспешили в замок Огакан и вместе со Старшей госпожой прибыли в Рштуник. Увидя Анаит, Олимпия подбежала к ней, крепко обняла и разрыдалась. Анаит поняла ее и плакала вместе с нею.