– Почему вы возвращаетесь так рано?

– Мы спешили, чтобы попасть на сегодняшние военные игры, отец, – ответила немолодая женщина, видимо, чего-то не договаривая.

– Гм!.. – горько и невесело усмехнулся воин, еще не связывая преждевременное возвращение охотников с тревожившими его вестями. Он задержал на миг восхищенный взгляд на девушке: ее дикая красота, прекрасная посадка, придававшая ей воинственный вид и свидетельствовавшая о том, что она не настолько хрупка, чтобы испугаться боя, смягчили мрачное настроение старого воина.

– Кто убил кабанов? – спросил он. – Не ты ли?

– Все вместе, отец Спарапет, – просто и свободно отозвалась девушка. – Первой пронзила его копьем я, когда он на меня накинулся, но потом все подоспели и прикончили его.

– Ты устал, отец? – озабоченно спросила пожилая женщина.

– Нет, – коротко ответил тот, видимо, вновь возвращаясь к своим мрачным мыслям и показывая, что беседовать он не расположен.

Однако охотники производили странное впечатление. Все они были покрыты грязью и пылью гораздо больше, чем обычно бывает во время охоты. На плече у девушки виднелась запекшаяся кровь, щека была расцарапана. Юноши имели потрепанный вид; у некоторых были привязаны к седлам переломанные копья, а в руках они держали копья и мечи персидского образца. Все это не могло ускользнуть от внимания воина. Он придержал коня и обратился к дочери:

– Что у вас там произошло?

– Разбойники ночью напали!.. – смущенно отозвалась та.

– Откуда?

– Воины из персидских гарнизонов, отец… Человек девять-десять… Видно, ехали на разбой в Зарехаван. Хотели увезти ее, – кивнула она головой в сторону девушки. – Двоих мы убили, остальные ускакали. Молодые наши славно бились..

Пожилой воин вновь окинул всех испытующим взглядом и задержался на юношах, которые, застеснявшись и покраснев, низко опустили головы.

– Не успела я остановить ее, как она тоже кинулась на одного из нападавших и едва не поплатилась: копье только слегка задело ей плечо.

Девушка от сильного смущения не знала, куда смотреть. Но пожилой воин неоусидгнно прекратил расспросы и, мрачно покачав головой, пришпорил коня.

Все ехали молча.

Казалось, пожилой воин удовлетворил свое любопытство. Больше он не заговаривал нч с кем. Дочь в молчании ехала рядом: чувствуя, что отец чем-то озабочен, она не пыталась заговаривать с ним.

Некоторое время они ехали рядом, но воину хотелось остаться одному.

– Поезжайте вперед!

Дочь поняла его желание и пришпорила своего коня. Остальные последовали за нею, подюкяя утомленных коней. Лишь теперь ста та заметна окровавленная повязка на затылке одного из юношей.

«Недурно поработали!» – ухмыльнулся про себя воин.

Всадники свернули к холму, на склонах которого стоял замок. Взмыленные и еще не успокоившиеся кони стали шагом подниматься вверх по склону.

Старший воин пробормотал что-то. Арцви взглянул сначала на него, затем на замок. Там царило необычное оживление. У ворот стояли нерасседланные кони, а немного в стороне – большая группа явно взбудораженных спешившихся всадников, державших коней на поводу.

Со стороны замка во весь опор мчался всадник. Старший воин выпрямился в седле и нетерпеливо всматривался в него, словно сам себя спрашивая: «Еще что-нибудь новое?!»

Всадник круто осадил коня:

– Прибыли азарапет с князьями Арцруни, Рштуни и Мокским, государь Спарапет!

– Давно прибыли? – спросил воин.

– Только что, государь.

Воин показал на беспорядочную толпу всадников:

– А сепухи почему прервали занятия?

– Они узнали о событиях!

Воин въехал в ворота замка сопровождаемый своим телохранителем. Во дворе толпились сепухи и о чем-то жарко спорили. Увидав воина и его спутника, они тотчас замолчали и почтительно склонились перед ними Сепухи ждали, что он расскажет им о полученных вестях, но воин, спешившись, лишь окинул их быстрым взглядом и с мягким упреком спросил:

– Почему вы прервали занятия? Идите. Я сам вызову вас. Сепухи разошлись и воин вошел в замок. Встретивший его на пороге дворецкий с глубоким поклоном сообщил:

– Гости в приемной, государь. Ждут.

Воин прошел в зал. Один из сидевших в приемной четырех нахараров был Ваан Аматуни, последний азарапет аршакидской Армении, лишенный своей наследственной должности персом Деншапухом присланным в Армению для проведения подушной переписи Это был полный старик с одутловатым благообразным лицом, большими выпуклыми карими глазами спокойно глядевшими из-под крутых черных бровей Около него сидел мокский нахарар Артак- статный юноша с умными и печальными пазами и угольно-черными бровями. Лицо его было окаймлено легким пухом первой бородки.

Рядом с ними небрежно развалился на подушках заплывший жиром Артак Рштуни -человек с вялым лицом и ленивым взглядом. Четвертый бы. высокий и полный, широкий в кости мужчина лет пятидесяти, с военной выправкой – глава рода Арцруни, Нершапух, На его изрытом оспой, но пухлом и румяном лице сверкали синие глаза.

Новоприбывший остановился на пороге и осенил себя крестом. Гости встали и, по одному подходя к нему, горячо его облобызали. Царившее до его прихода молчание и трогательная встреча свидетельствовали о том, что все охвачены необычайным волнением, все встревожены каким-то надвигавшимся грозным событием.

Воин снял шлем, передал его дворецкому и вручил ему же свой меч. Расступившиеся перед ним нахарары с глубоким почтением проводили его к особому сиденью в глубине зала, рядом с очагом, и заняли свои места, лишь когда он сел. Все молча ждали, когда он заговорит.

– Получили, конечно, известие… – начал он спокойно и сдержанно. – Указ царя царей обращен и к святейшему отцу и к нам. Надо или дать ответ на каждый пункт указа, или явиться ко двору царя царей. Копию указа переслал мне святейший отец. Я получил ее в Аштишате. Как угнали вы о нем?

– Гонец твой сообщил мне. А князья пожаловали на военные игры, – объяснил азарапет.

Вновь наступило молчание. Князья обменялись взглядами, все хотели высказаться, но не знали, с чего начать и кому говорить первым.

– Недобрым пахнет… – пробормотал азарапет. Он заглянул в глаза воину и покачал головой – Каков же будет наш ответ? Чем кончится поездка в Тизбон?.. Недобрым пахнет!

– Да, недобрым, – подтвердил тот.

Нершапух Арцруни, которою ни физический, ни душевный склад не предрасполагали к долготерпению и сдержанности, с болезненной усмешкой обратился к новоприбывшему:

– Государь Мамиконян, ужели нам надо спокойно, по доброй воле, самим предаться на милость царя царей?! Да ведь…

Он, очевидно, хотел добавить нечто более резкое и определенное; его заросшие рыжеватой щетиной рябые щеки вспыхнули, точно их обдали кипятком; он тяжело перевел дыхание и умолк,, не досказав своей мысли до конца. Бормоча что-то невнятное, он гневно оглянулся на нахараров, как бы ожидая отклика на свой вопрос.

Сдвинув угольно-черные брови и не поднимая на него глаз, как бы размышляя вслух, задумчиво заговорил Артак Мокац. Его слегка женственный голое звучал спокойно и мягко:

– Я, государи, в недоумении и сомнении. Действительно, каков должен быть ответ наш и на какой ответ даст свое согласие марзпан?.. Мы знаем свой долг. Но ведь перед владыкой арийцев за нашу страну непосредственно отвечает марзпан! Разлад возникнет между нами Вот что тяжело…

Князь Мамиконян искоса кинул на говорившего быстрый взгляд. Все замолчали.

Ваан Аматуни водил глазами по комнате. Он задерживал взгляд то на очаге, в котором тлели головни, то на охотничьих трофеях, украшавших стену, то на распластанной на полу тигровой шкур, то на светильниках, в круглых чашах которых чернели плавающие в масле фитили, то на полке в глубокой стенной нише, где сверкали золотом и драгоценными камнями пергаментные фолианты в переплетах из слоновой кости. Он смотрел – и ничего не видел.

– О чем ты задумался? – очнувшись, обратился он к Спарапету. – Что должно случиться, того не миновать. Избежать этого мы не можем, не так ли? Стало быть, надо ответить на письмо или отправиться в Тизбон.