Фургон уезжает, водитель снял противогаз, вместо лица пятно.
Пустой служебный проезд.
Кошка.
Подбоченившийся швейцар.
Пустой служебный проезд.
Кошка.
Время 10.56.30. Продолжительность записи – одиннадцать минут. Семь минут риска для водителя.
– Когда вы допрашивали персонал, они не упоминали о дезинсекторе? – спросил Хоффман. – А о фумигаторе? Ну о том, кто уничтожает насекомых?
– Нет. А нельзя ли увеличить изображение мужчины, двигающегося от фургона к дому?
Хоффман так и сделал. Аркадий удивлялся, как ему удается работать такими толстыми пальцами на клавиатуре, но работал Бобби быстро.
– А голову? – попросил Аркадий.
С помощью курсора Хоффман обвел кружком голову водителя и увеличил противогаз с глазницами и двумя блестящими фильтрами.
– А еще больше?
– Да сколько вам угодно, но кадр будет зернистый. Чертов дезинсектор.
– Это не противогаз дезинсектора.
– Можно увеличить баллон?
При увеличении на горлышке баллона стала видна предупредительная табличка фумигации.
– А чемодан?
Чемодан был разукрашен изображениями сдохших крыс и тараканов. В сторону дома чемодан катили. А обратно тащили, вспомнил Аркадий.
– Это доставка. Чемодан приехал тяжелым, а уехал легким.
– Насколько тяжелым?
– Скорее всего пятьдесят или шестьдесят килограмм соли, крупица цезия плюс сам чемодан со свинцовыми прокладками – всего килограмм семьдесят пять. Груз что надо.
– Здорово. Это уже кое-что, верно?
– Можно ли разобрать номер?
– Номер оказался московским. Виктор проверил его, – сказал Хоффман. – Это фургон автокомбината, принадлежащего компании «Динамо электронике». Они устанавливают кабельное телевидение. «Динамо электронике» принадлежит компании «Динамо авионикс», которой владеет Леонид Максимов. В компании сообщили, что машина с этим номером пропала.
– Виктор теперь получает у вас жалованье?
– Слушайте, я делаю вашу работу за вас да еще и плачу за нее. Я даю вам Максимова на жестком диске. Пока вы мыкались здесь, в Москве шла война за «НовиРус» между Максимовым и Николаем Кузьмичевым.
– У меня не было связи с Москвой, – заявил Аркадий.
– Оба всегда хотели заполучить «НовиРус».
Аркадий вспомнил этих людей за рулеткой. Кузьмичев был рисковым игроком, ставившим фишки на номер. Математик Михайлов играл методично и осторожно.
– Дело Иванова закрыто, – сказал Аркадий. – Он выбросился из окна. Если Кузьмичев и довел его до самоубийства, то сделал он это мастерски. Я работаю по делу Тимофеева. Кто-то перерезал ему горло. Это убийство. И за улику не заплатили.
– Сколько же вы хотите?
– Чего именно?
– Денег. Сколько надо, чтобы отложить дело Тимофеева и сосредоточиться на расследовании дела Паши? Какой у вас номер телефона?
– У меня его нет.
Хоффман закрыл компьютер.
– Послушайте, если вы не поможете, Яков убьет вас.
Яков невозмутимо обернулся и навел на Аркадия пистолет – американский «кольт», хорошо смазанное антикварное оружие с глушителем.
– Застрелите меня прямо здесь?
– Никто и не услышал бы. Правда, получилось бы грязновато, вот почему машина старая. Яков все продумывает. Ну так как?
– Я должен подумать.
– К черту раздумья! Да или нет?
В этот момент Аркадий увидел лицо Ванко, прижавшееся к окну Хоффмана. Бобби отпрянул. Яков спокойно перевел пистолет в сторону Ванко. Аркадий быстро поднял руки, чтобы Яков не нервничал, и попросил Хоффмана открыть окно.
– Кто этот псих? – выдохнул Бобби.
– Все в порядке, – успокоил его Аркадий.
Как только стекло опустилось, Ванко потряс массивной связкой ключей:
– Мы можем начать прямо сейчас. Я впущу вас туда.
Хоффман и Аркадий шли следом за Ванко обратно в ту сторону, откуда они приехали, а Яков тащился сзади. Без машины, в латаном свитере и куртке он напоминал библиотекаря, а разбитая бровь и сплюснутый нос придавали ему вид человека, по которому недавно проехался каток.
– Яков не боится, – буркнул Бобби. – Он был партизаном на Украине в Отечественную и членом израильской красной бригады. Его пытали немцы, англичане и арабы.
– Урок истории воочию.
– И куда же наш жизнерадостный друг с ключами ведет нас?
– Кажется, он уверен, что вы это знаете, – сказал Аркадий.
Ванко повернул к желтому, как городские учреждения, стоящему одиноко солидному зданию, и Аркадий подумал, не направляются ли они в какой-нибудь архив. Миновав здание, Ванко остановился у бункера, похожего на склеп, без окон, мимо которого Аркадий проезжал сто раз, думая, что там размещается электрическая подстанция или что-нибудь в этом роде. Ванко картинно распахнул металлическую дверь и пригласил внутрь Хоффмана и Аркадия.
В склепе стояли два открытых цементных ящика по два метра в длину и метр в ширину. Электричества не было, свет просачивался только через открытую дверь, шляпа Бобби чуть ли не упиралась в свод. Не было ни стульев, ни иконы, ни картин, какие-либо украшения тоже отсутствовали, зато по краям обоих ящиков стояли в оловянных чашках огарки церковных свечей. Оба ящика были забиты бумагами и письмами.
– Кто здесь похоронен? – спросил Аркадий.
Хоффман задумался, и проводник Ванко ответил вместо него:
– Рабби Нахим из Чернобыля и его внук.
Хоффман огляделся и, поежившись, произнес:
– Холодно.
– В подобных местах всегда так, – сказал Ванко.
– Просто эксперт! И что мне полагается делать сейчас? – спросил Хоффман Аркадия.
– Вы еврей-хасид. Делайте то, что делают все евреи-хасиды.
– Я просто одет, как еврей-хасид. Я не исполняю ритуалы.
– Один раз в году евреи приезжают сюда – целый автобус. А не поодиночке, как вы, – сказал Ванко.
– Какие будут ритуалы? – оживился Аркадий.
Хоффман поднял пару бумаг из могильника, поднес к свету и прочел.
– На иврите. Молитвы к рабби.
– О да. – Ванко был настроен решительно.
– Много ли евреев здесь живут? – спросил Аркадий.
– Только гости, – ответил Ванко.
– Все из Израиля. – Хоффман посмотрел на третье письмо. – Безумцы евреи. Кто-то выигрывает суперкубок и говорит: «Я еду в Диснейленд!» Когда еврей выигрывает, он говорит: «Я еду в Чернобыль!»
– Они пилигримы, – сказал Аркадий.
– Ну-ну. А теперь что?
– Делайте что-нибудь.
Ванко больше смотрел, чем слушал. Он порылся в карманах и вытащил церковную свечу.
– Спасибо, большое спасибо. Сколько я вам должен?
– Десять долларов.
– За свечку, цена которой гривенник? Так, значит, могильник – это ваша концессия? – Хоффман достал кошелек. – Это бизнес?
– Да. – Ванко с готовностью предложил: – Вам нужна бумага или ручка, чтобы написать молитву?
– По десять долларов за листок? Спасибо, не надо.
– Я буду снаружи, если вам что-то понадобится. Есть ли у вас еда или место, где остановиться?
– Да. – Хоффман посмотрел, как Ванко уходит. – Это прекрасно. Оставлен в склепе украинским Игорем.
В каждом ящике были сотни молитв. Аркадий показал две Хоффману.
– Что скажете об этих?
– Обычные: рак, развод, террористы-смертники. Пойдем отсюда.
– У тебя есть спички? – кивнул на свечу Аркадий.
– Я уже сказал, что не исполняю ритуалов.
Аркадий зажег свечу и поставил ее на край могильника. Пламя вытянулось вверх.
Бобби обескураженно потер затылок:
– За десять долларов что-то темновато.
Аркадий зажег все свечные огарки вокруг. Получилась дюжина источников света, которые нещадно коптили и дымились, но все же образовали зыбкий круг света, от которого бумаги, казалось, шевелились и корчились в странном танце.
У открытой двери нарисовался Яков.
– Что-то не так? – спросил Ванко снаружи.
Яков, скрипнув ботинками, шагнул внутрь. Он поцеловал могилу, помолился шепотом, раскачиваясь взад и вперед, затем последовал еще один поцелуй. Потом он вынул из кармана клочок бумаги и положил его поверх других.
