– Если он покончил с собой, то вас вряд ли можно обвинить.

– Пока еще есть вопросы.

– Мне хотелось бы поговорить с Тимофеевым.

– Это исключено.

Помимо открытого портативного компьютера единственным предметом на столе был металлический диск, вставленный в компьютер поверх другого. Магнитки. Гибкий диск подрагивал при каждом громком слове.

– Зурин… – начал Аркадий.

– Прокурор Зурин? Знаете ли вы, как все это началось, чем вообще было ваше расследование деятельности «НовиРуса»? Вымогательством. Зурин просто хотел как следует надоесть, чтобы ему заплатили, и даже не деньгами. Он пожелал войти в Совет директоров. И я уверен, что Зурин будет замечательным директором. Но это было вымогательством, и вы оказались причастны к нему. Что подумали бы люди о честном следователе Ренко, услышав, как вы помогли своему шефу? Что стало бы тогда с вашей драгоценной репутацией?

– Я не знал, что у меня была репутация.

– Кое-какая имелась. Вам следовало бы заполнить анкету. Знаете ли вы, что свыше пятидесяти тысяч сотрудников КГБ и милиции поступили на работу в частные охранные фирмы? Кто остался в милиции? Отбросы. Я занимался вашим другом Виктором. В его деле есть запись, что во время одной засады он оказался пьяным, заснул и обмочился. Возможно, и вы кончите тем же.

Аркадий взглянул в окно. Они находились на пятнадцатом этаже здания «НовиРуса», откуда открывался вид на строящиеся высотные здания – горизонт будущего.

– Не стоит, – сказал Ожогин. Аркадий собирался примерить амуницию самурая. – На кого вы будете похожи в этом?

– На огромного жука?

– На воина-самурая. Когда Запад открыл для себя Японию, сословие самураев не исчезло. Они ушли в бизнес. Однако не все – некоторые стали поэтами, некоторые спились, но лучшие самураи узнали достаточно много и со временем изменились. – Ожогин обошел стол и присел на его угол. – Ренко, вы не видели сегодняшний утренний выпуск «Вашингтон пост»?

– Не видел. Пропустил.

– Там большой некролог Паши Иванова. Газета назвала его «душой российского бизнеса». Вы просчитали эффект, который произвели бы слухи об убийстве? Это повредило бы не только «НовиРусу», но и всякой российской компании и банку, которые пытаются избежать криминальной репутации. Учитывая последствия, думаю, следует поостеречься и даже шепотом не произносить слово «убийство». Особенно когда нет ни малейшего доказательства, что таковое имело место. Если у вас что-нибудь появится, поделитесь со мной?

– Нет.

– А вот я так не думаю. И относительно расследования финансовой деятельности «НовиРуса» – разве назначение вас следователем по этому делу не наводит на мысль, что Зурин валял дурака?

– Такое приходило мне в голову.

– Просто смешно. Пара зачуханных сыщиков против армии финансовых магов и волшебников.

– Нечестная игра.

– Теперь, когда Паша мертв, пора поставить точку. Закройте дело. Паша Иванов печально окончил жизнь. Почему? Я не знаю. Это большая утрата. И все-таки он никогда не просил усилить охрану. Я беседовал с персоналом дома. Никаких нарушений системы безопасности не было. – Ожогин наклонился ближе – как молоток, которым собираются ударить по гвоздю, подумал Аркадий. – А если не было никаких нарушений в системе безопасности, то нечего и расследовать. Вам все ясно?

– А вот соль была…

– Я слышал насчет соли. Новый вид оружия? Соль – лишь свидетельство умственного расстройства.

– Если не было нарушения системы.

– Я только что сказал вам, что не было.

– Вот поэтому и ведется расследование.

– Значит, вы все-таки утверждаете, что нарушение было?

– Есть такая вероятность. Иванов умер при странных обстоятельствах.

Ожогин наклонился еще ближе.

– И вы полагаете, что служба охраны «НовиРуса» в какой-то степени виновата в смерти Иванова?

– Охрана здания не отличалась сложностью. – Аркадий тщательно подбирал слова. – Никакой проверки личности по карте, голосу или ладони, только коды, ничего похожего на охрану в здешних офисах. И сокращенное число персонала на выходные.

– Потому что Иванов переехал в квартиру, предназначенную для его подруги Рины. Это она разработала дизайн, и он не хотел никаких изменений. Тем не менее мы поставили в здание наших людей, вмонтировали скрытые кнопочные панели, установили связь камер слежения с мониторами службы безопасности «НовиРуса» и в любой час, когда Иванов находился дома, ставили у фасада бригаду охраны. Мы сделали все, что могли. Кроме того, Паша никогда и словом не обмолвился, что ему угрожают.

– Именно в этом мы и будем разбираться.

Ожогин озадаченно сдвинул брови – он пригнул голову противника к ковру, но схватка продолжалась.

– Вы немедленно прекращаете следствие.

– Это вынудит Хоффмана отступить.

– Он сделает то, что вы скажете. Скажите, что вы удовлетворены результатами следствия.

– Там что-то не так.

– И что именно?

– Я не знаю.

– Не знаете, не знаете. – Ожогин так шлепнул по диску, что тот закачался. – Кто этот парень?

– Какой парень?

– С которым вы ходили в парк.

– Слежку ведете.

Ожогин, казалось, погрустнел от такой наивности.

– Признайте себя побежденным, Ренко. Скажите своему толстому американцу, что Паша Иванов совершил самоубийство. И тогда почему бы вам не вернуться и не заполнить анкету?

Аркадий нашел Рину свернувшейся калачиком в купальном халате перед домашним кинотеатром Иванова. В одной руке – бутылка водки, в другой – сигарета. Мокрые волосы придавали Рине еще более детский вид, чем обычно. На экране Паша поднимался в лифте, «дипломат» был прижат к груди, а платок к лицу. Он выглядел измотанным, как после подъема на сотый этаж. Когда двери раскрылись, Иванов оглянулся на камеру. Изображение можно было увеличивать. Рина поежилась и увеличила лицо Паши так, что оно заполнило весь экран – гладкие волосы, щеки белые, словно напудренные, черные глаза как будто говорят что-то.

– Это для меня, на прощание. – Рина бросила взгляд на Аркадия. – Вы мне не верите? Считаете это романтической туфтой?

– По крайней мере добрая половина моих мыслей – романтическая туфта, и поэтому я не из тех, кто осуждает за это. Что-нибудь еще?

– Ему было плохо. Я не знаю из-за чего. Он не ходил по врачам. – Рина положила сигарету и плотнее запахнула халат. – Меня впустил лифтер. Я столкнулась в дверях с вашим сыщиком, и он казался довольным собой.

– Жуткое зрелище.

– Я слышала, что Бобби вас нанял.

– Он предложил мне работу. А вот рыночной цены следователя я не знаю.

– Вы не Паша. Уж он бы знал.

– Я попытался выйти на Тимофеева. Он недоступен. Думаю, что берет бразды правления в свои руки.

– Ему далеко до Паши. Знаете, бизнес в России носит компанейский характер. Паша заключал самые крупные сделки в клубах и барах. Людям нравилось с ним общаться. Он был веселый и щедрый. А Тимофеев – чурбан. Мне не хватает Паши.

Аркадий сел рядом с Риной и забрал у нее водку.

– Эту квартиру вы делали для него?

– Для нас обоих, но внезапно Паша сказал, что я не должна здесь оставаться.

– И вы так и не переехали сюда?

– В последнее время Паша даже не впускал меня. Сперва я подумала, что у него другая женщина. Но ему здесь никто был не нужен. Ни Бобби, никто. – Рина вытерла слезы. – Он стал параноиком. Простите, что я такая тупая.

– Совсем нет.

Халат снова разошелся, и Рина запахнула его.

– Вы мне нравитесь, следователь. Не пялитесь. Воспитанный человек.

Да, Аркадий был человек воспитанный, но от его внимания не ускользнуло, как ненадежно завязан халат.

– Может быть, вы знаете о какой-нибудь неудаче в бизнесе, которая произошла у него недавно? Финансовые проблемы Пашу не мучили?

– Паша постоянно заключал сделки. И не волновался, когда иногда терял деньги. Он говорил, что это плата за успех.

– Может быть, что-то болело? Одолевала депрессия?