— Вот так. Как и все надувательства на Земле, это — сама простота, — проворчал Ли Као.

— Но даже если она разорит нас до последней монеты, я преклоняюсь перед ее техникой, — ответил я.

— Вот так все и говорят, — вздохнул Ключник-Кролик.

Что же до него, мастер Ли и тут добился огромного успеха. Оставалось совсем чуть-чуть, прежде чем счетовод правителя провел бы нас в лабиринт и вывел обратно. Но пока мне следовало продолжать покупать его жене жемчуг и нефрит. Наши запасы серебра таяли, как снег в августе, и однажды утром я, не веря своим глазам, уставился на жалкую пригоршню монет. Это было все, что у нас осталось.

— Не расстраивайся, Лу Юй, — пришел на помощь Ли Као. — Девчонка ободрала нас как липку. Что ж, пора поразвлечься и нам.

Вскоре в дверь самого жадного оценщика в городе постучал молодой человек по имени Лу Красные Губы, одетый как слуга в богатом доме. За ним высился роскошный паланкин, на котором восседали два знатных господина. Рядом стояла телега с мусором и козел.

— Открывай! — прокричал Лу Красные Губы, — десять тысяч благословений снизошло на тебя, ибо сами Ли Као и Лу Юй решили остановиться в твоем жалком жилище!

Знаете, какое самое неприятное свойство колеса кармы? Оно никогда не останавливается.

Дверь распахнулась, и перед нами предстал человек, владеющий шестью домами в шести разных городах, всеми достоинствами которого были маленькие свинячьи глазки, лысая шишковатая голова, острый горбатый нос, напоминающий клюв попугая, отвислые губы верблюда и огромные слоновьи уши, откуда торчали пучки жестких седых волос.

— Что вы сделали с моими пятьюстами золотыми монетами?! — завопил Скряга Шэнь.

Лу Красные Губы тут же исчез из виду. Нам же с Ли Као повезло меньше. Пытаясь спрыгнуть с высокого паланкина, мы свалились на Ключника-Кролика и его солдат. Но это было еще полбеды. Каким-то образом мы запутались в цепи, висевшей у него на шее.

«Ох, батюшки, батюшки! « — завопил он, видно, решив, что мы намеревались украсть ключ от главного входа во дворец. Это был ключ в форме цветка с шестнадцатью бороздками, поворачивая который следовало прилагать строго определенное усилие, дабы открыть замок, и такой ключ, равно как и замок, был большой редкостью. Нас схватили и потащили в суд. Однако, поскольку Лу Красные Губы забрал телегу и козла, не осталось никаких улик. Скряге Шэню оставалось лишь сыпать проклятиями, но проблема заключалась не в нем. А в том, что у нас не оставалось денег, чтобы заплатить штраф за нарушение спокойствия, а за неуплату штрафа наказанием здесь служила смерть.

— О, горе! — причитал Ключник-Кролик. — О, горе! Из-за меня отрубят голову моему дражайшему другу и самому щедрому покровителю моей жены! О, горе!!!

Однако он нашел свои плюсы и в этой ситуации.

— Не беспокойтесь за Цветок Лотоса, — утешительно сказал он. — Я узнал, что Скряга Шэнь — самый богатый человек в городе. Я приглашу его на чай, и если моя жена еще не потеряла хватку, жемчуга и нефрита у нее по-прежнему будет вдосталь.

— Я очень рад, — мрачно ответил я.

Мое сердце разрывалось на части. Каждый раз, закрывая глаза, я видел умирающих детишек, молящегося настоятеля и убитых горем родителей, единственной надеждой которых оставались мастер Ли и Десятый Бык.

Цветок лотоса я видел ещё раз перед казнью. Осужденные каторжники, мы шли, скованные одной длинной цепью, и толпы людей, которые еще совсем недавно восхваляли нашу щедрость, на сей раз смеялись и бросали в нас мусор. Цветок Лотоса протиснулась сквозь толпу, проскользнула мимо солдат и, подбежав, что-то быстро надела мне на шею. Что это было, я не разглядел и из-за гула толпы расслышал лишь следующее:

— Когда мой жалкий муженек был пьян, он рассказал мне… Пупсик, я украла это, и если правитель будет в настроении…

Солдаты оттеснили ее в сторону. — Следуй за драконом! — кричала она. — Следуй за драконом!

Через миг она скрылась в толпе, и я так и не понял, что она хотела сказать. Звенели цепи, солдаты разгоняли зевак, и мы с каждым шагом все ближе подходили к замку.

Мне было так страшно, что я почти не помню, как мы шли. Лишь увидев сторожевые башни и громадный перекидной мост, я понял, где мы. Стальные ворота захлопнулись за спиной, и мы оказались во внутреннем дворе.

Он был такой большой, что мог бы вместить тысячи солдат, из бойниц на нас смотрели стрелы бесчисленных арбалетов, а из кипящих котлов вырывались языки пламени и черные клубы дыма. Лязг оружия, крики и оглушительный топот ног сводили с ума и, эхом отражаясь от каменных стен, сливались в один сплошной устрашающий гул.

Десяток раз нас останавливали для проверки, и стражники с солдатами обменивались условными знаками. Так мы добрались до больших железных ворот.

Когда они открылись, я увидел воинов, стоящих по обе стены коридора, и тусклый свет вдали, исходящий, как вскоре выяснилось, от массивной золотой двери. Еще миг, и она бесшумно открылась. Мы оказались в огромном лазурном зале, в конце которого возвышался золотой трон. Я дрожал от страха. Жуткая маска правителя яростно смотрела на нас, и сама его зловещая фигура казалась столь огромной, что была под стать маске тигра. Правитель недвижно восседал на троне. На нем были перчатки из золотой сетки и длинный плащ из перьев, и, подойдя ближе, я с ужасом заметил, что перья внизу плаща запачканы чем-то темным. У самых ног правителя стояли чурбан и большая каменная корзина, куда скатывались отрубленные головы.

По периметру зала замерли верные воины, а вблизи трона суетились советники и министры. Тут же стоял голый до пояса палач-монгол, держа наготове огромный топор.

Монах-слуга совершил необходимый обряд, и, как мне показалось, вся церемония прошла в какой-то зловещей постыдной спешке. Наши руки по-прежнему были скованы за спиной, но цепь, связывающую нас, сняли, и первого осужденного толкнули вперед.

Начальник охраны громко зачитал обвинение, воины правителя положили парня головой на чурбан, монах быстренько прочитал молитву и спросил, хочет ли обвиняемый что-нибудь сказать напоследок. Парень стал плакать и умолять о пощаде, но монах прервал его, кивнув палачу.

Монгол поднял топор, и все замерли. Глухой удар, фонтан крови, и голова с мерзким всплеском плюхнулась в корзину. Советники зааплодировали, а правитель издал довольный хрюкающий смешок.

К моему удивлению, Ли Као упал в обморок, но, приглядевшись лучше, я понял, что он попросту пытается дотянуться до левой сандалии. Когда солдаты подняли его на ноги, в кулаке он сжимал пару металлических отмычек, одну из которых тайком отдал мне.

— Послушай, Десятый Бык, судя по всему, живыми нам отсюда не выбраться, — прошептал он, — боюсь, нам не удастся спасти бедных детишек, но один из Циней убил моих родителей, и, если не возражаешь, мы попытаемся перерезать ублюдку горло.

Я-то не возражал, вот только отмычка была слишком маленькой и работать со скованными за спиной руками было, мягко говоря, нелегко. Палач снова и снова взмахивал топором, свита продолжала аплодировать, и моя очередь близилась. Правитель смеялся каждый раз, как голова очередного несчастного падала в корзину, а солдаты отпускали мерзкие шуточки, унося прочь обезглавленные тела. Иногда ноги убитого все еще продолжали дергаться, а кровь из переполненной корзины вытекала, разливаясь по начищенному до блеска полу.

Передо мной остался один человек — мужчина средних лет, худой и немного сутулый, с его лица не сходила странная в такой ситуации ироническая улыбка.

— Цинь Шэнцян, ты посмел не заплатить дань повелителю! Приговор — смерть! — прорычал начальник охраны.

Да, для этого требовалось мужество. Позднее я узнал, что Цинь Шэнцян был одним из самых талантливых писателей и критиков империи. Его имя буквально означало «Вздох Мудреца». Когда он родился, из храма Конфуция донесся гулкий протяжный вздох, поэтому мальчику и дали такое имя. Солдаты сбили его с ног, монах поспешно прочитал молитву и дал разрешение на последнее слово. На лице осужденного появилась усмешка,